Форум » Кофейня » Дом семейства Дюпле, салон » Ответить
Дом семейства Дюпле, салон
Робеспьер: Элеонора, вы обещали мне кофе
Ответов - 204, стр:
1 2 3 4 5 6 All
Элеонора Дюпле: *заходит следом за Робеспьером в гостиную* – Ваш сюртук все-таки придется чистить… Боже, стоило расстелить мою шаль, право! Подождите немного, Максимильен, сейчас я принесу кофе.
Робеспьер: В ожидании кофе Максимильен переоделся в другой сюртук.
Элеонора Дюпле: …Элеонора поставила на поднос чашки с кофе и вазочку с засахаренными фруктами, положила рядом вышитые салфетки и вернулась в гостиную. – Я подумала, что вы захотите еще чего-то сладкого к кофе… Извините, если я немного замешкалась, – девушка смущенно улыбнулась и села на диванчик, положив салфетку на колени. – Может быть, – вспомнила она, – принести молока?
Робеспьер: -Элеоора, прошу вас, сядьте и выпейте со мной кофе. Без молока обойдусь, а вот без вас как-то тоскливо.
Элеонора Дюпле: Села рядом, положила ложку на блюдце и, чуть помедлив, спросила: – …Вы… не хотите продолжить наш разговор? Если не хотите… я не буду тревожить вас этим более. Просто я хочу, чтобы вы знали… Я не считаю, что вы ожесточились… Возможно, вы стали более… *подбирает слово* осторожным. Вы реже смеетесь… более напряжены, я же вижу…
Робеспьер: Максимильен напряженно смотрел в свою чашку, словно там происходил как-то сложный химический процесс. -Если вы хотите продолжать наш разгвор... спросите у кого угодно, какой я - ожесточившийся или всего лишь осторожный. Вот увидите, что вам ответят.
Элеонора Дюпле: – Кто угодно не знает вас, как я… И не все думают подобным образом! Но даже если рассуждать так... Люди видят лишь внешнюю сторону… не задумываясь о причинах поступков и трактуя их в соответствии со своими убеждениями и опасениями… А что чувствуете именно вы?.. Неужели в глубине души вы согласны с подобным мнением о вас?
Робеспьер: -А вы можете себе представить злодея, которы согласился бы с тем, что он злодей? - едкая улыбка. - Человеку свойственно во всем считать себя правым. Думаю, Луи Капет был по-своему искренен, когда говорил: "Французы, я умираю безвинно"...
Элеонора Дюпле: – Вы дразните меня!.. Если бы вы считали себя во всем правым, мой друг, вы не делились бы со мной своими сомнениями.
Робеспьер: -А может быть, я всего лишь хочу выглядеть красиво в ваших глазах? Откуда вы знаете?
Элеонора Дюпле: – Мне такое и в голову не приходило, мой друг. Когда человек говорит неискренне, это почувствуешь рано или поздно.
Робеспьер: -Неужели вы, в ваши молодые годы, считаете себя настолько опытной и проницательной, что в состоянии отличить искренность от лжи? Право, я старше вас и, смею надеяться, видел свет, но я часто бываю в затрудении на сей счет.
Элеонора Дюпле: – Мой друг, вы хотите сказать, что, почти три года общаясь со мной, вы все время настороже, что вы, подобно шпиону на задании, осторожны и вечно носите маску, никогда не бывая откровенным? Это невозможно и я ни за что в это не поверю. Зачем вы это говорите? Это… тоже проверка? – растерянно улыбнулась девушка. – Мне казалось, я ее прошла… часом ранее. Помните?
Робеспьер: Он криво улыбнулся. -Никакая это не проверка, разве что я проверю... сам себя. Я просто размышляю вслух.
Элеонора Дюпле: – Я огорчила вас, – расстроилась Элеонора. – Вот как все вышло… А я наоборот хотела вас отвлечь, когда пригласила на эту небольшую прогулку в саду… Давайте забудем на время тот разговор? Я плохая собеседница, видимо, не даю вам развеяться.
Робеспьер: -Вы прекрасная собеседница! - заверил девушку Максимильен. - Это моя вина, я все испортил. Действительно, к чему продолжать этот разговор? Раньше мы так мило болтали о всяких пусятках, вы показывали мне свои рисунки...
Элеонора Дюпле: – Не испортили… Я очень ценю, мой друг, что вы… доверяете мне, помните, я всегда готова выслушать вас. Но я никогда не прощу себе, что невольно лишу вас редких часов отдыха… – Дюпле тепло и сочувственно посмотрела на своего собеседника. – Я не хочу утомлять вас тяжелой для вас беседой, если вы не настроены сейчас обсуждать более этот… этот вопрос. – Элеонора подала Робеспьеру вазочку с засахаренными ломтиками. – Пожалуйста, возьмите, в качестве искупления моей вины.
Робеспьер: Он осторожно взял один ломтик. -Я очень люблю сладкое, как ни странно, - смущенно улыбнулся. - Поэтому не стану ничего говорить насчет необоснованности вашего чувства вины: вдруг вы мне поверите и отнимите десерт...
Робеспьер - младший: Проходя мимо, Огюстен в приоткрытую дверь разглядел идиллическую картину - Элеонора потчует Макса чем - то вкусненьким, а тот с несчастным видом позволяет себя обихаживать.
Элеонора Дюпле: *тепло и ласково* – Не отниму. Так что вы говорили о рисунках, мой друг? Вам они правда нравятся? Я не забрала из мастерской мэтра Реньо еще несколько работ, постараюсь показать вам их в ближайшее время.
Робеспьер - младший: Войти? Огюстен никогда не смог бы в присутствии Макса шутить и непринужденно общаться с Элеонорой так, как это случалось наедине. Нужно было решаться или проходить мимо, пока его не уличили в подслушивании.
Робеспьер: -Я бы с удовольствием взглянул, - сказал Робеспьер Элеоноре. - Что вы рисуете? Опять греческих героев? Тут он заметил в дверях брата. Бон-Бон как всегда не вовремя... -Что-то случилось? - спросил Максимильен сухо.
Робеспьер - младший: -Ничего, - смутился Огюстен, - остановился пряжку на башмаке застегнуть, сейчас уйду...Извините, если помешал.
Элеонора Дюпле: – Добрый вечер, Огюстен! Наступила пауза. Девушка, собравшись с мыслями, продолжила: – Нет, Максимильен, недавно я решила попробовать изобразить римский пейзаж… Хотя мэтр Реньо наиболее одобряет мифологические сюжеты, мне захотелось попробовать…
Робеспьер - младший: -Добрый вечер, Элеонора. Огюстен демонстративно завозился с начищенной пряжкой, досадуя на то, что в присутствии Макса всегда чувствует себя неуклюжим подростком.
Элеонора Дюпле: Элеонора очень уважала брата Робеспьера и была бы рада пригласить его присоединиться к ним, чтобы выпить кофе, но… она поняла, что очень боится разрушить сейчас этот миг тихой гармонии. Робеспьер так редко позволял себе не думать о работе… и быть просто человеком, вот как сейчас. В другой раз… Следующим вечером… Но девушке не хотелось, чтобы Огюстен как-то превратно истолковал ее поведение, и она опустила взгляд, пытаясь сосчитать количество разноцветных ломтиков в вазочке.
Робеспьер - младший: -Элеонора, Вы же знаете мой порок - не могу пройти мимо сладкого... Не угостите меня на дорогу? Больше обещаю не досаждать!
Элеонора Дюпле: Отказать было бы невежливо, и Элеонора согласилась: – Я правильно назвала вас как-то сладкоежкой… Конечно, угощайтесь, Огюстен. Здесь немного и апельсинов, и лимонов… Есть кусочки слив и орехи. Вам подойдет?
Робеспьер - младший: -Вполне... Можно мне блюдечко? Я возьму пару кусочков, неловко объедать Вас...
Элеонора Дюпле: – Сейчас я принесу еще одно блюдце, – Элеонора поспешно вышла в кухню, и через минуту вернулась с блюдцем, заодно захватив молочник (может быть, Максимильен все же только из вежливости отказался от молока…). – Вот, на любой вкус. – Элеонора высыпала на блюдце горку лакомств.
Робеспьер: Робеспьер со своей стороны выгреб в блюдце все оставшиеся в вазочке сладости и нетерпеливо взглянуд на брата, подразумевая: "Вот видишь, мы отдали тебе все, что есть, так что тебе еще от нас надо?!"
Робеспьер - младший: Огюстен вздохнул. Больше тянуть время не было никакой возможности. -Еще раз извините, если помешал... Пойду.
Элеонора Дюпле: Робеспьер раздражен? Но почему? Будучи разочарована появлением Огюстена, Элеонора едва ли могла подумать, что Робеспьер может испытывать то же самое. Нет, она надеялась, что ему хорошо с ней, но допустить, что он чувствует то же, что и она… – Что вы, Огюстен, – улыбнулась Элеонора, не желая обидеть Бон-Бона. – Мы просто… разговаривали…
Робеспьер - младший: -Не смею больше мешать. Еще раз прошу прощения. Макс, Элеонора... - Огюстен вежливо склонил голову.
Робеспьер: -Может, тебе еще кофе налить? - предложил Робеспьер, еле сдерживая себя. Бон-бон все собирался уйти, но почему-то не уходил, и это нервировало.
Элеонора Дюпле: Элеонора как раз хотела спросить Огюстена, не нужно ли ему что-нибудь еще, и смутилась. – Максимильен!.. – тихо сказала она. – Что с вами, мой друг? Вы сердитесь?
Робеспьер: -Нет, - быстро ответил Робеспьер, - просто я... Не скажешь же: "Я хочу, чтобы он оставил нас наедине"!
Элеонора Дюпле: Элеонора внезапно поняла. Сердце ее забилось сильнее, и девушка почти испугалась, что собеседник услышит его стук. Она чуть слышно вздохнула и отпила кофе из чашки, пытаясь совладать с собой и скрыть волнение. Она никак не может привыкнуть к этим беседам и прогулкам, каждый раз всё – как сон…
Робеспьер: -Я бы сказал, что с вами как раз творится что-то странное, - произнес Робеспьер несколько испуганно.
Элеонора Дюпле: – Что?.. – вернулась к действительности Элеонора. – Нет, со мной все в порядке… Внезапно стало душно, но уже все прошло. Наверное, я никак не смирюсь с тем, что мы вернулись с прогулки. Но теперь все хорошо, даю вам слово.
Робеспьер: -Мне тоже кажется, что мы поторопились вернуться с прогулки, - подтвердил Робеспьер, скосившись на брата.
Робеспьер - младший: -Вы очень вовремя вернулись, на улице хлещет дождь, а тебе ни в коем случае нельзя промокнуть, ты же знаешь...
Элеонора Дюпле: – Дождь? В самом деле? И вы уходите, Огюстен? Это не терпит отлагательства?
Робеспьер - младший: -Это недалеко, на соседней улице. Буду лавировать между каплями, чтобы вы не беспокоились, - засмеялся Огюстен, счастливый поводу задержаться еще на минуту.
Элеонора Дюпле: – Что ж, Огюстен, на ужин вы, наверное, опоздаете, но если вы хотите, чтобы кто-то вас дождался, в вашем распоряжении есть несколько часов.
Робеспьер - младший: -К ужину я никогда не опаздываю. И к обеду. И вообще к любой трапезе, - весело заверил Элеонору Огюстен, - так что если я понадоблюсь, достаточно стукнуть поварешкой о супницу.
Робеспьер: -Огюстен, возьми мой плащ, если хочешь, и иди, в самом деле, - не выдержал Робеспьер. - Иначе действительно опаздаешь к ужину.
Робеспьер - младший: После того, как ему прямо указали на дверь, оставаться здесь долее было бы откровенной навязчивостью. -Не стоит, но спасибо за предложение, Макс. До встречи за ужином, - попрощавшись полупоклоном, Огюстен двинулся к двери.
Элеонора Дюпле: – Удачного вам вечера, Огюстен, – тепло попрощалась Элеонора. …Они снова были вдвоем, и теперь Элеонора пыталась вспомнить, о чем шел разговор… О рисунках… Да, о ее последней работе. Девушка взглянула на Робеспьера, не зная, как возобновить прерванную беседу; в конце концов она проговорила: – Ваш брат – очень милый человек, Максимильен.
Робеспьер: Робеспьер невольно поперхнулся от такого замечания. После того, как Огюстен заявился сюда и испортил... что-то... важное, он уж никак не заслуживал звания "милый". - Вы слишком добры, - заметил Максимильен.
Элеонора Дюпле: – Что же, вы иного мнения о своем брате? Как мне следовало о нем отозваться? – шутливо спросила Элеонора.
Робеспьер: -А что, - подозрительно осведомился Максимильен, - вы правда считаете его милым?
Элеонора Дюпле: – Думаю, я не открою вам ничего нового, Максимильен, – он отзывчивый, добрый, достаточно веселый человек… – пожала плечами Элеонора. – Почему вы спрашиваете? И конечно же, я уважаю его как вашего брата. Как я могу иначе к нему относиться? Правда, – с улыбкой призналась она, – я жалею, что он прервал наш разговор…
Робеспьер: Максимильен сам рассердился на себя, что поддался такой глупой детской ревности и стал задавать дурацкие вопросы, но остановиться не мог. -Бон=Бон иногда бывает невыносимо навязчив, - заявил он.
Элеонора Дюпле: Элеонора была слишком неискушенной в любовных делах, чтобы обрадоваться очевидному проявлению ревности со стороны Робеспьера, и просто ответила: – Может быть, Максимильен… Но он так поступает не со зла, я уверена.
Робеспьер: -Если вам это доставляет удовольствие, - Робеспьер поджал губы и отвернулся, - не стану с вами спорить.
Элеонора Дюпле: Элеонора наблюдала за своим собеседником с большой тревогой. Что его так задело в ее словах? – Мой друг, – мягко проговорила она, взяв его за руку. – Право же, не знаю, чем обидела вас, но я отнюдь не хотела этого…
Робеспьер: Робеспьер помрачнел еще сильнее, но тем не менее отозвался со всей возможной любезностью: -Вы меня вовсе не обидели. Напротив, я должен благодарить вас за... хм... хорошее отношение к моему брату.
Элеонора Дюпле: Элеонора растерялась. – Нет, все же, мой друг, это с вами сегодня происходит что-то странное… В чем моя вина, скажите? Вы поддались меланхолии и не желаете слушать мою похвалу в адрес другого человека? Не тревожьтесь, – девушка улыбнулась, – во всех отношениях я не знаю никого лучше вас! Только вот иногда вы становитесь так сдержанны… и я не знаю, что и думать.
Робеспьер: -Просто мне кажется, - Робеспьер старательно смотрел в полупустую чашку, - что вы предпочитаете его мне. Разумеется, - добавил он, - это ваше полное право, я признаю, что мой братец во многих отношениях интереснее меня, так что я вас ни в чем не упрекаю, право.
Элеонора Дюпле: – Милый друг, что заставило вас так думать? Неужели я была с ним излишне любезна?.. Быть может, я должна была сразу указать ему на дверь? Это было бы грубо. Вы не вправе требовать этого от меня... Что вы вообразили! Вы так говорите, будто совсем плохо меня знаете… Неужели же… моя симпатия, моя привязанность… мои чувства к вам не кажутся вам очевидными?
Робеспьер: У Робеспьера так дрогнули руки, что чашка опрокинулась и пролилась кофейная жижа. -Э... Это все, в общем, неважно... - произнес он, запинаясь. - Я не имел в виду ничего... такого...
Элеонора Дюпле: Элеонора принялась вытирать стол салфеткой, всеми силами стараясь скрыть смущение. Какой он непредсказуемый!.. Застенчивость и скрытность заставляют его отвечать подобным образом, или ее надежда, что он к ней небезразличен, все-таки тщетна?.. – Максимильен, я действительно считаю вас… человеком прекрасных душевных качеств, благородство вашей натуры никогда не вызывало у меня сомнений. Огюстен кажется мне приятным человеком, но это же прекрасно, что ваш брат достоин вас! Не в пример сестре… – чуть нахмурилась Элеонора и быстро продолжила: – Но не будем о Шарлотте. Простите, если я невольно была невнимательна к вам… – Она отложила салфетку и аккуратно отодвинула чашки в сторону. – Максимильен, позвольте принести вам еще кофе.
Робеспьер: -Нет-нет... - пробормотал он, - простите. Я так неловок, наговорил столько лишнего, даже кофе вот пролили на скатерть. И все из-за моего замечательного брата. Если бы он не явился так невовремя, ничего бы не было! И он, и Шарлотта вполне стоят друг друга.
Элеонора Дюпле: Элеонора хотела было ответить, что Шарлотте никоим образом не свойственна порядочность Огюстена, но мудро решила промолчать. – Вы вовсе не неловки… – ласково проговорила Дюпле. – Просто отчего-то не веселы, хотя сегодня был такой чудесный день… Если я снова заговорю о рисовании, вам это улучшит настроение?..
Робеспьер: -Говорите о чем-нибудь, - предложил Робеспьер, смущенно улыбнувшись. - Мне улучшит настроение все, о чем бы вы ни заговорили. Можете даже произнести контрреволюционную речь.
Элеонора Дюпле: – Контрреволюционную? – улыбнулась в ответ Элеонора. – Такой речи я точно никогда не произнесу!
Робеспьер: -Я знаю, - кивнул Робеспьер. - Вы не сможете, даже если захотите. В ваших устах она сама собой превратится в патриотическую.
Элеонора Дюпле: – Вы говорите сейчас как ценитель моих способностей в словесности или это просто комплимент? Мне не сравниться с вами в ораторском искусстве, я предпочту лучше слушать вас. Если бы я решила поступить иначе, это было бы крайне неразумно, даже если бы разговор шел о патриотической речи, – Элеонора засмеялась.
Робеспьер: -Вы слишком скромны, дорогая Элеонора. Вы никогда не пробовали произнести речь, поэтому вы ошибаетесь насчет своих способностей.
Элеонора Дюпле: – Мы с вами в похожем положении, мой друг: вы не рисуете, и с удовольствием смотрите мои рисунки, я же не умею произносить речи, поэтому предпочитаю только слушать… Но мы оба обладаем хорошим вкусом, возможно, мы бы смогли помочь друг другу? Я бы стала давать вам уроки рисования, а вы мне – риторики… – пошутила Элеонора.
Робеспьер: -Ваше предложение несколько запоздало, Элеонора. Хм... признаваться так признаваться. Я любил рисовать в детстве.
Элеонора Дюпле: – Милый друг, это же чудесно! – улыбнулась Элеонора, обрадованная тем, что Робеспьер окончательно пришел в хорошее расположение духа. – Подождите, я все-таки принесу еще кофе, и вы расскажете мне о своем увлечении – конечно же, если вы не против того, чтобы вспомнить сейчас о той поре... – Элеонора поставила чашки и пустую вазочку на поднос. – Нет, не кофе! Знаю, что вам понравится! Вы обязательно должны попробовать. Я даже не буду вас спрашивать, потому что знаю, что вы откажетесь, поэтому лучше просто принесу. Элеонора унесла поднос и после вернулась с бутылкой вина и рюмками. – Домашнее, ежевичное, – пояснила она. – Осенью прислал дядя из Шуази, и мы так и не открыли эту бутылку. Вы разольете? Это должно быть очень вкусно, я когда-то пробовала такое. Словно бархатное, и совсем не крепкое. Если хотите, я принесу еще воды.
Робеспьер: -Право, Элеонора, в честь чего такой пир? - Робеспьер удивился, увидев вино. - Правильно ли будет, если мы вдвоем будем пить вино и никого больше не позовем? Он взял у Элеоноры бутылку, но открывать не стал, просто поставил на стол. - Давайте просто выпьем кофе, ладно, а вино прибережем к празднику, ладно? А я тем временем расскажу вам про птичек и барашков, которых рисовал в детстве.
Элеонора Дюпле: Элеонора хотела сказать, что для остальных осталось бы достаточно вина – они бы выпили всего лишь по рюмке, что ей в самом деле вдруг захотелось устроить небольшой праздник, но поняла, что Робеспьер по-другому не ответит. Она кивнула в знак согласия, стараясь не показать, что огорчена. – Хорошо, Максимильен, я сейчас принесу кофе.
Робеспьер: -Может быть, вам помочь? - предложил Робеспьер. - Вы все бегаете одна, я начинаю чувствовать себя неловко.
Элеонора Дюпле: – Ждать долго не придется… Вода не успела остыть. Если хотите… – немного удивилась Элеонора. – Но я могу вполне управиться сама.
Робеспьер: Но Максимильен уже поднялся с места. -Пойдемте лучше на кухню.
Элеонора Дюпле: ...На кухне было тепло и уютно; Элеонора поставила воду в большом медном кофейнике кипятиться, а сама прислонилась к столу и замерла; думать ни о чем не хотелось. Пришедшая следом за ними на кухню кошка, мурлыча, потерлась о ногу Робеспьера и, запрыгнув на стул, довольно свернулась клубком и закрыла глаза. – Хорошо, что Браунт – добродушный пес, – заметила Элеонора.
Робеспьер: -Мне всю жизнь везло с домашими любимцами, - заметил Робеспьер, рассеяно погладив кошку. - Все они были послушные и добродушные. Впрочем, это ведь зависит от правильного воспитания.
Элеонора Дюпле: – Не могу представить, чтобы у вас была злая собака! – рассмеялась Элеонора. – Злые животные – в основном в тех домах, где постоянно ссорятся и где обитатели не считаются друг с другом. Живые существа, будь они хоть немного разумны, хорошо чувствуют наше настроение.
Робеспьер: -Конечно, - подтвердил Максимильен. - А невоспитанными живтоные бывают в дома, где нет ни порядка, ни дисциплины. Низшим разумам свойственно брать пример с людей.
Элеонора Дюпле: – Интересно, а когда именно вы почувствовали, что вам нравится у нас? В первый же день или несколько позже? Вы ведь не сразу решили переехать… – Вечер, казалось, убаюкивал: приятная беседа, тепло, веющее от плиты, мурлыканье кошки… Надо будет налить ей в блюдце молока… И Максимильен, кажется, наконец не думает о проблемах, которых, сколько ни решай, все равно меньше не становится… – К счастью, долго вас уговаривать не пришлось, и через несколько дней вы сказали, что согласны остаться в нашем доме. А сейчас я не могу представить, что вы когда-то здесь не жили…
Робеспьер: -Я тоже не могу себе представить, как я жил раньше один в неуютной холодной комнате, куда и гостей-то позвать неловко... Вы знаете, для меня очень важно чувствовать себя дома, именно дома. Видимо, потому, что я дома почти не жил никогда.
Элеонора Дюпле: – Как вам, должно быть, было одиноко! – прочувствованно сказала Элеонора, вложив в эти слова, сама не помышляя о том, всю нежность, которую она испытывала к этому человеку. – Я знаю, что вы любите быть один, но одиночество хорошо, когда в любую минуту можно по своей воле прервать его, выйдя из комнаты, чтобы снова оказаться в обществе тех, кто… в чьем расположении и дружеской привязанности вы можете быть уверены…
Робеспьер: -Я люблю уединение, а не одиночество, - уточнил Робеспьер. - Это вещи разные. Одиночества не любит ни один человек, если он... нормален. Мне хорошо у вас именно потому, что я сохранил свое уеинение, не чувствуя себя при этом в одиночестве.
Элеонора Дюпле: Элеонора была самого высокого мнения об уме и талантах Робеспьера, и пожалела, что высказалась недостаточно точно. Нет, она никогда не сможет вести беседу с ним на равных, как бы ни старалась, как бы ей ни казалось, что вот сейчас она высказала истинно верное суждение и Робеспьер просто не может его не оценить… Конечно же, уединение! Вот нужное слово. Уединение ему просто необходимо, чтобы столь напряженно работать, чтобы ничто его не отвлекало… …Вода закипела; Элеонора налила из маленького кофейника – он назывался у них в семье «тот, другой, с узором» – по трети чашки крепкого кофейного отвара и обернулась к Неподкупному. – Максимильен, вы не нальете воды? – чуть виновато проговорила Элеонора. – Не очень крепкий кофе получается, но зато он настоящий. Так удается расходовать тот запас, что есть, гораздо медленнее. Мне бы не хотелось, чтобы вы пили кофе из желудей или ячменя… Поэтому пускаемся на небольшие хитрости, – Элеонора поправила выбившуюся из прически прядь волос и застенчиво улыбнулась.
Робеспьер: -Сликшмо крепкий кофе вреден для здоровья, - заметил Робеспьер назидательно, - и разбавлять его следует в любом случае, не только ради экономии. Налить воды? Хм, это будет сложно. Он не очень-то умел обращаться с разной кухонной утварью. Кофейник был горячим, и пришлось, проявив изобретательность, обернуть его полотенцем.
Элеонора Дюпле: Элеонора, заметив его затруднение, поспешила на помощь, перехватив ручку кофейника: – Ах, нет, ладно, я сама!.. Никогда не прощу себе, если вы обожжетесь, помогая мне на кухне, Максимильен.
Робеспьер: Однако самое страшное уже произошло. От неожиданности рука Максимильена дрогнула, кипяток пролился. Все-таки наливать горячую воду вдвоем - не самая лучшая идея.
Элеонора Дюпле: Вода пролилась на раскаленную поверхность плиты, рассыпавшись мельчайшими брызгами, Элеонора резко поставила кофейник обратно – навык хозяйки взял верх над инстинктивным желанием отдернуть руку. Прежде чем она успела что-либо понять – обожглась она или нет, Элеонора испуганно посмотрела на Робеспьера: – Боже мой, Максимильен, с вами все в порядке? Ну что за неудачная идея пришла мне в голову!
Робеспьер: Робеспьер тоже был сокрушен и собственных ожегов не замечал. -Просите, Элеонора, это я виноват, мне нельзя поручить простейшего дела - налить воды. Вы не обожглись?
Элеонора Дюпле: – Нет, это я виновата, дела на кухне – вовсе не ваша забота… Вот видите, мой друг, вам лучше было остаться в гостиной… – О чем он ее спросил? Не обожглась ли она?.. – Вроде бы нет, мне совсем не больно… Тут Элеонора была не вполне честна – рука выше запястья немного болела, тонкая ткань рукава была плохой защитой от подобных происшествий. – Позвольте, я посмотрю вашу руку… – Элеонора подняла кружевной манжет, закрывающий часть кисти.
Робеспьер: -Ох... я... я в порядке... - Он невольно вздрогнул от ее прикосновения. Хотел отдернуть руку, но это было бы невежливо.
Элеонора Дюпле: Элеонора почувствовала, как Робеспьер напряжен, – почему? так больно? – и отпустила его руку. Ожог был болезненный, но не очень серьезный – кожа лишь покраснела. Дюпле налила в миску из ведра холодной воды. – Пожалуйста, опустите руку и подержите немного. Скоро все пройдет.
Робеспьер: Максимильен машинально опустил руку в миску. -А вы? - спросил он деревянным голосом. - Вы не обожглись?
Элеонора Дюпле: – Разве что совсем немного, мой друг, еще меньше, чем вы. – Элеонора отошла на пару шагов и закатала рукав. – Ничего страшного, не беспокойтесь. Достаточно будет просто приложить холодное полотенце. То самое злосчастное полотенце! – Она улыбнулась.
Робеспьер: -Сейчас я вам помогу. Робеспьер взял полотенце и намочил его в холодной воде. Посомтрел на Элеонору смущенно. -Дайте руку.
Элеонора Дюпле: Элеонора не менее смущенно подошла к нему; сердце вдруг забилось настолько сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И этого человека кто-то обвиняет в черствости! Насколько люди подвержены тому, чтобы судить предвзято… – Спасибо, – прошептала она. – Правда, ничего серьезного…
Робеспьер: Он осторожно взял ее руку и обвязал мокрым полотенцем. -Вот так, теперь хорошо.
Элеонора Дюпле: – Спасибо, – еще раз поблагодарила его Элеонора. – Пожалуйста, пройдите в гостиную, мой друг, я управлюсь сама – даю слово, что ничего не случится!
Робеспьер: Не став настаивать, Робеспьер послушно ушел в гостиную. Ему хотелось сделать Элеоноре что-то приятное, как-то загладить это досадное происшествие. Взгляд упал на бутылку вина, все еще стоявшую на столе. Почему бы и нет?.. С некоторым усилием Максимильен вытащил пробку.
Элеонора Дюпле: В неловкости Робеспьера было что-то такое трогательное… Элеонора благополучно налила воды в чашки и подумала о том, что просить его помочь было явной ошибкой – конечно, раньше ему приходилось самому и накрывать себе на стол, и чинить вещи, но сейчас от всего этого Дюпле Неподкупного с радостью избавили, и ни к чему была эта просьба… Она же не белоручка, не изнеженная барышня… Почему она его попросила?.. Неужели ей так хотелось привлечь его внимание? Как глупо! И как это на нее не похоже, всегда такую рассудительную и собранную!.. Что с тобой, Элеонора? Но почему же он все-таки отказался от вина?.. Это было одновременно и трогательным, и огорчало… Скольких переживаний ей стоило, когда ее попытки разговорить его, снять эту маску холодности – ведь он не такой, совсем не такой! просто он застенчивый… и уже привык не доверять людям… – словно натыкались на невидимую стену, и ее душевный порыв охлаждался его рациональным ответом, таким логичным и умным; она чувствовала его сдержанность, которая вселяла в нее сомнения и омрачала минуты отдыха. И когда он позволял себе быть не таким, когда он был открыт и смеялся, когда забывал, что он политик Максимильен Робеспьер, и становился просто человеком, – это было для его верной подруги наибольшим счастьем… Элеонора поставила чашки на поднос и вернулась в гостиную. Увидев, что бутылка вина открыта, она удивленно воскликнула: – Максимильен! Я не смела надеяться, что вы все же согласитесь... Это так мило… – растерянно и обрадованно проговорила она, поставила поднос на столик и села рядом, сняв повязку и поправив рукав платья.
Робеспьер: -Да, я взял на себя смелость... - пробормотал Максимильен, опять смущаясь, как мальчик. - Я подумал, что должен загладить вину. К тому же, мы оба пострадали и нуждаемся в подкреплении. Где-то тут были бокалы...
Элеонора Дюпле: – Вот же они, на краю столика, – улыбнулась Элеонора, и поставила бокалы ближе. – Как мы обязаны сегодня моему дядюшке Жану!
Робеспьер: -Надеюсь, остальные на нас будут не в обиде? - успомнился Робеспьер, но все же неуверенно наклонил бутылочное горлышко над бокалом. Не хватало еще пролить, он и так сегодня отличился дальше некуда.
Элеонора Дюпле: – Максимильен, я предложила от души… Вы очень значимый для нас человек, вас все уважают, почему кто-то должен обидеться?.. – заметив его неуверенность, Элеонора добавила: – Обещаю, на этот раз я не буду лезть вам под руку!..
Робеспьер: -Я просто не хотел бы пользоваться хорошим отношением ко мне вашей семьи. На этот раз удалось налить вино без приключений. Робеспьер даже ухитрился сделать так, чтобы в обоих бокалах еого было точно одинаковое количество. -Вот, как в аптеке. На что-то я все же еще гожусь...
Элеонора Дюпле: – Как вы можете так говорить, друг мой, – недоумевающе ответила Элеонора, – о каком… злоупотреблении хорошим отношением может идти речь! Наоборот, вы очень скромны, поверьте. Я рада угостить вас. Позвольте мне произнести тост?
Робеспьер: -Разумеется, - Робеспьер приготовился внимательно слушать. - Заодно узнаем подлинную цену вашим ораторским талантам.
Элеонора Дюпле: Элеонора взяла бокал. – Я хочу, Максимильен, чтобы этой весной все изменилось к лучшему… Мы уже живем иначе, в новой Франции, – новой, благодаря вам и вашим единомышленникам, но нам всем еще многое предстоит преодолеть… И я хочу, мой дорогой друг, чтобы вы знали, что я не знаю никого, более преданного нашей Республике, более самоотверженного, более честного, более умного. Что бы ни говорили! Недоброжелатели будут всегда, тем более у людей истинно великих. Сказать то, о чем другие предпочитают молчать – всегда очень трудно, но вы верили в себя… и не ошиблись. Пусть эта весна принесет нам только хорошее… и Франции, и каждому из нас.
Робеспьер: -Браво, браво, Элеонора! - воскликнул Максимильен. - Как мило и искренне, и вместе с тем как красиво вы сказали. Чудесный тост, я с удовольствием писоединяюсь к нему. Он осторожно придвинул бокал к бокалу Элеоноры. Звякнуло стекло о стекло.
Элеонора Дюпле: Польщенная, Элеонора улыбнулась и отпила немного вина. Бархатное, оно в самом деле оказалось не слишком крепким, а вяжущий вкус ягод напоминал о поездках в деревню, о прогулках в Булонском лесу, о будущих теплых и солнечных днях. Летом надо будет почаще бывать в Шуази… Максимильен хоть немного поправит свое здоровье. Солнце, лес, гроздья ягод… И тепло, снова будет тепло, как она устала от этой зимы, и как все же измучен Максимильен этими бесконечными дискуссиями, напряженной работой… еще и эта недавняя болезнь… Он только-только оправился… и снова с головой окунулся в работу в Конвенте и Комитете, а еще ведь есть заседания в Якобинском клубе! Но нет, сегодня она не будет думать об этом, и не позволит ему… Но кто же, как не она, заговорил сейчас о политике?.. Увы… видно, эта тема всегда будет вмешиваться в их жизнь… – …Благодарю вас, мой друг, особенно зная, как трудно заслужить вашу похвалу, – ответила Элеонора, насилу возвращаясь к реальности. – Хотя тем она ценнее, поскольку идет от сердца. Вам нравится вино?
Робеспьер: -Вы заслужили даже больше, чем моя скромная похвала, - заверил девушку Робеспьер и сделал маленький глоток. - Вино восхитительно, даже жаль его разбавлять водой. Тем не менее, он подумал, что разбавить все-таки надо. Он как никогда боялся сейчас захмелеть, а с непривычки это было более чем вероятно.
Элеонора Дюпле: – Да, в самом деле жаль, – согласилась Элеонора. – Я ведь тоже обычно разбавляю, но это домашнее вино такое вкусное. Это ведь называется букет, да? Аромат и вкус, словно у настоящих ягод… В прошлом сен…фрюктидоре было очень много ежевики. Как мне бы хотелось, чтобы скорее наступило лето... – Она тепло посмотрела на Робеспьера. Как хорошо, что наконец выдался свободный день… Сначала прогулка, потом это небольшое застолье… Право, это для нее слишком много! Разве она заслужила столько радости?
Робеспьер: -Да, вроде бы это и зовут букетом, - могласился Мксимильен, хотя я человек неопытный в питии. Впрочем, какая разница?.. - он сделал еще глоток. - Нет, Элеонора, летом жарко. Вам-то хорошо, вы можете уехать в деревню, а я все время здесь. Знали бы вы, как невыносимо душно в Тюильри, в этой толпе!.. Мне хорошо весной, как сейчс.
Элеонора Дюпле: – Но можете же вы уехать на пару недель! Хотя бы на неделю!.. Вы заслужили отдых. В самую жару как раз хорошо отдохнуть на природе, у воды… А в тени деревьев всегда так хорошо, там большой сад, больше, чем наш. Вы ведь всегда любили летом читать, сидя в саду. И никто не будет мешать… Здесь же всегда есть какие-то посетители…
Робеспьер: -...А пока я буду отдыхать в тени деревьев, здесь опять случится что-то непоправимое. Или не случится, но я буду об этом думать и этого ожидать, и такая неотвязая мысль способна испортить любой отдых.
Элеонора Дюпле: – Хотя бы обещайте, что постараетесь!.. – Огонек свечи отражался в стекле бокала, на фоне бордово-красного вина, словно солнце на закате. Элеонора задумчиво перевела на него взгляд, потом снова посмотрела на Робеспьера. Максимильен, как он бледен… Ему бы уехать не на неделю…декаду, согласно исчислению нового календаря… а на месяц… Но разве уговоришь его, всей душой переживающего за дело своей жизни… – Может быть, к лету все наладится, и вы сможете со спокойным сердцем уехать из города на несколько дней.
Робеспьер: -Если к лету все наладится, то я уйду, пожалуй, навсегда, - он поднял бокал, рассматрвиая вино на свет. - Моя миссия будет завершена, и я смогу, наконец, отдохнуть.
Элеонора Дюпле: – Вы говорите сейчас правду? В самом деле?.. – Элеонора на мгновение подумала, что ослышалась. Но нет… Нет, это все наяву. Она горячо заговорила, надеясь донести каждое слово до собеседника, надеясь, что он поймет ее: – Максимильен, это было бы для вас спасением, такая жизнь совершенно измучила вас! Все эти правительственные дела и бесконечные заседания… Не представляю, как вы выносите все это, – прошептала Элеонора, – на вашем месте я бы потеряла последние силы. Несомненно, вам нужно уехать… Вы можете вновь заняться адвокатской практикой… Это было бы чудесно! Вы сделаете то, что должны, вы сохраните республику, а налаживать новую жизнь оставьте другим – вы заслужили отдых.
Робеспьер: -Да, адвокатской практикой... - Максимильен мечтательно улыбнулся. - Или вообще ничего не делать, бездельничать целыми днями. Вот это было бы счастье, за которое не жаль заплатить любую цену!
Элеонора Дюпле: – Да, бездельничать, – повторила за ним Элеонора как во сне такое непривычное слово, – не общаться с теми, у кого на уме одна политика, с теми, от кого никогда не знаешь, чего ожидать… О, Максимильен, неужели когда-нибудь это будет возможно? Я бы хотела, чтобы вы были счастливы… Вы, как никто другой, заслужили это!.. – Она даже не подумала сейчас о себе. Что значат ее робкие надежды и мечты в сравнении с тем, что дорогой ей человек наконец станет свободным от своих пут и наконец уедет из этого безумного города?.. И он будет спокоен, зная, что сделал свое дело, ради которого жил эти годы…
Робеспьер: -О да, общаться я буду только и исключительно с родными и близкими, с моей семьей и друзьями... с теми, кто согласится меня сопровождать в ту глушь, куда я удалюсь, - Робеспьер даже закрыл глаза, словно для того, чтобы реальность не разогнала мечты. - Наступит этот день или нет?.. Я не знаю. Но это зависит только от нас, больше не от кого.
Элеонора Дюпле: Элеонора, тронутая его словами, замерла. Думал ли он сейчас о ней? «С теми, кто согласится меня сопровождать…» Или она всего лишь выдает за действительность то, что надеется услышать?.. – Мой друг, если вы только захотите… Но я пойму, если вы… и не прошу… Но я бы сочла за величайшее счастье поехать с вами… В Аррас… или любое другое место, где вы хотели бы жить, – Элеонора замолчала, не решаясь больше вымолвить ни слова.
Робеспьер: Он смутился тоже. -Поедем. Конечно, мы поедем вместе, если только вы... все еще будете согласны и ваши родители согласятся. Я ни с кем больше не... - он прикусил язык.
Элеонора Дюпле: – Буду ли я согласна… О, разумеется, – она наконец осмелилась посмотреть ему в глаза, – разумеется, что может заставить меня принять иное решение? – Элеонора нежно взяла его за руку. – Будьте спокойны, время не имеет значения… Я готова ждать… и мне радостна мысль, что я, в меру сил, помогаю вам чем-то, мой друг… Пусть не летом… позже… как только вы сможете…
Робеспьер: Максимильен нерешительно пожал ее руку в ответ. -Спасибо, дорогая Элеонора. Я не знаю, чем я заслужил такое счастье, иногда мне кажется, что я его недостоин и должен отказаться от него... но не могу найти в себе сил.
Элеонора Дюпле: – Напротив, – прошептала Элеонора, – это я не заслужила подобного счастья… Судьба слишком великодушна ко мне… Но, право, я лучше замолчу, я боюсь говорить так… Нет, не заслужила, этого для меня слишком много… – На ее глазах показались слезы, и она прижалась щекой к его руке, желая скрыть их, чувствуя потребность выразить как-то еще свои чувства, но не в силах более ничего сказать, – ей казалось, что, скажи она еще слово – и чудесный сон закончится…
Робеспьер: -Ну вот... - он казался огорченным. - Вы плачете... Почему? - его рука осторожно коснулась ее волос.
Элеонора Дюпле: – Не знаю… Наверное, от счастья… Я почти убеждена, милый друг, что теперь все будет хорошо. Слишком много испытаний нам пришлось пройти, чтобы теперь судьба была к нам немилостива. И я верю в вас… вы справитесь.
Робеспьер: -Я знаю, что плакать от счастья свойственно людям, но все же это как-то... неправильно и обидно, вы не находите? От счастья логичнее улыбаться.
Элеонора Дюпле: – Прекрасная логика, мой друг… В самом деле, слезы здесь совсем неуместны, – улыбнулась Элеонора. Она наконец подняла голову и ласково спросила: – Ваша рука… она уже не болит?
Робеспьер: -Не болит... - Максимильен вернул Элеоноре улыбку. - Может быть, оттого, что на нее попали ваши слезы?
Элеонора Дюпле: – Как легко вы можете успокоить мне сердце, – ответила Элеонора, растроганная его отношением. Но внезапно она посерьезнела и отстранилась. Помимо воли ей пришла в голову мысль, что сейчас, когда хоть и не напрямую, но главное было сказано, склонность Робеспьера к ней все же может омрачиться. Чувство, мучительное и тягостное, начало угнетать ее, внушая опасение, что, возможно, она вовсе не та спутница, которая нужна Неподкупному. – Мой друг, я должна знать… Вы столь образованны, ваши идеи столь новы… При вашем уме мне часто бывает не столь легко вам ответить на то или иное высказанное вами соображение, как вам, должно быть, кажется… Нет, прошу вас, – она спокойно и ясно посмотрела на него, – позвольте мне договорить. Что вы нашли в такой простой девушке, как я? Максимильен, быть может, я не смогу оправдать ваши ожидания…– Элеонора замолчала; некстати подумалось о том, что если бы матушка услышала ее сейчас, то ответ дочери стоил бы ей утраты душевного равновесия: разве так можно! В такой момент! Но именно в этот момент Элеонора почувствовала, что никогда не простит себе, что не высказала все сомнения. Подобный поступок был бы опрометчивым и недостойным.
Робеспьер: -Это вы-то - простая девушка? - Робеспьер казался искренне удивленным. - Я, конечно, не знаток женского пола, но среди встреченных мною женщин вы - самое удивительное создание. Я... Может быть, нхорошо так говорить, но даже ваши сестры не столь... не столь незаурядны, как вы. Конечно, я их тоже очен люблю, но вы - совсем особенная!
Элеонора Дюпле: – Но какая – особенная?.. Вы этого не говорите, друг мой… Что у вас на душе? Простите… Но поймите и вы меня… Вашу обычную сдержанность можно счесть за… совсем не за то отношение, о котором вы говорите… Я уже не знаю, что говорю… И почему я говорю это именно сейчас… – Элеонора поникла. – Вы можете не сомневаться в… моей взаимности, – прошептала девушка, – но порой мне кажется, что, несмотря на близкое общение с вами, я все равно вас так и не смогла узнать полностью… Не смогла понять… Это… мучает меня.
Донасьен д'Луп: Записка, принесёнаная посыльным: "Гражданин Донасьен д'Луп, офицер, прибывший из под Тулонав отпуск по ранению, намерен на днях нанести Вам визит. В Париже я недавно, так что не совсем в курсе, каковы здесь дела. Буду рад с Вами познакомиться. Обязательно расскажу Вам про то,чемуя был очевидцем. Искренне Ваш, гр-н Донасьен д'Луп"
Робеспьер: - Это вам записка, Элеонора?
Элеонора Дюпле: – Я не жду ни от кого записки… – Элеонора, не в силах скрыть досаду, поспешно развернула листок. – Ах, это вам. Возьмите, Максимильен. От какого-то офицера.
Лазар Карно: Бонжур, гражданка Дюпле! Я Лазар Карно, военный инженер!
Робеспьер: -Лазар, тут с вами все знакомы, не тредитесь представляться.
Лазар Карно: Робеспьер пардон, гражданин Робеспьер! Кстати, что нового произошло в моё отсутствие, пока я ездил с инспекцией в арсенал?
Элеонора Дюпле: – Добрый вечер, гражданин Карно… *чуть слышно* Максимильен, вы разве кого-то приглашали на этот час?.. – Элеонора почувствовала себя неловко – бокалы, открытое вино… – Мне уйти?..
Робеспьер: -Элеонора, сидите, пожалуйста, я вас прошу! - взмолился Максимильен. - Нет, Лазар, ничего не произошло, ровным счетом, я тут... провожу время без пользы, зато с удовольствием, как видите.
Лазар Карно: Робеспьер тогда давайте выпьем! за встречу!
Элеонора Дюпле: «Без пользы»!.. Как только он мог так ответить?.. – Это хорошее вино… Я сейчас принесу еще бокал, – ее голос дрогнул.
Лазар Карно: Элеонора Дюпле благодарю! у Вас найдётся бургундское?
Робеспьер: -Откуда у нас бургундское, Лазар, в такое-то время? Что есть, то есть... домашнее вино. Но оно действительно вкусное. Элееонора расстроилась... почему? Робеспьер растерянно проводил девушку взглядом.
Лазар Карно: Робеспьер надеюсь, это вино прекраснее всех вин мира! *отпивает* да, так оно и есть! Вы правы, гражданин Робеспьер! Кстати, вам приходилось читать мой труд «Essai sur les machines»?
Элеонора Дюпле: – Гражданин Карно, вы взяли старый стакан... Такое вино заслуживает иной посуды. Сейчас я принесу для вас чистый бокал. Элеонора вышла в соседнюю комнату – столовую – достать из буфета бокал для Карно и заодно взять еще салфетку, но не выдержала и, сев на стул, по-девчоночьи расплакалась, совершенно не думая, что кто-то может сейчас зайти и увидеть ее в таком состоянии. Даже сейчас! Даже в такой вечер!.. Его никогда не оставят в покое… Но она должна… должна собраться и вести себя, как обычно.
Лазар Карно: Элеонора Дюпле о, прошу прощения! не обратил внимания!
Лазар Карно: что ж, не буду вам мешать! мне тут должно скоро прийти письмо с фронта с отчётом на чисто инженерную тему! Адью!
Робеспьер: Робеспьер остался один. Элеонора тоже куда-то делась. Где она? Надо пойти ее найти...
Элеонора Дюпле: «Провожу время без пользы, зато с удовольствием…» Может быть, он стесняется ее общества перед другими, несмотря на предпочтение, которое он отдает ей?.. Но он вовсе не дурной человек, нет, он не может так относиться к ней… так лицемерить… Он говорил до того так искренне!.. Зачем бы ему было лгать? Он мог бы просто уйти от ответа... Тут Элеонора вспомнила, что ее последний вопрос так и остался без ответа, но у нее уже не было сил думать об этом, и она снова разразилась слезами, комкая в руке салфетку и чувствуя себя безмерно одинокой.
Робеспьер: Выглянув в коридор, Робеспьер услышал где-то всхлипывания. Кто-то плакал... Неужели это она? Но почему вдруг?.. Макисимльен уже решительно ничего не понимал. -Элеонора, - позвал он, - где вы?
Элеонора Дюпле: Элеонора, которая в этот момент совершенно не была расположена разговаривать, принудила себя ответить, вытерев слезы: – Сейчас я вернусь, друг мой. Я в столовой. Стараясь собраться с мыслями, она несколько секунд еще неподвижно просидела за столом, пытаясь успокоить дыхание и думая, как нужны ей сейчас слова утешения и ободрения.
Робеспьер: Элеонора все не возвращалась, и Робеспьер в конце концов решился - вошел к ней сам. Это потребовало от него прямо-таки героического усилия, женский слезы всегда ставили его в тупик, он просто не знал, как себя вести и что делать. Его сестрица Шарлотта всегда этим пользовалась, но Элеонора сейчас плакала - он был в этом уверен - совершенно искренне, хотя и без видимой причины. -Что случилось? - спросил он растерянно. - Отчего вы плачете... дорогая?
Элеонора Дюпле: – Максимильен!.. – Элеонора поднялась и несмело обняла его, пряча лицо у него на плече. – Я подумала, что…
Робеспьер: -Что, что такое? - он осторожно прижал девушку к себе. - Плохое известие? Что вдруг случилось? Вот, хотите... возьмите мой платок.
Элеонора Дюпле: Элеонора послушно взяла платок. – Нет, не известие, вовсе нет… Я подумала, что вы стесняетесь того, что кто-то увидит нас вдвоем… Стесняетесь меня… – Она обвила руками его шею и прошептала: – Пожалуйста, скажите, что я была не права, иначе я сойду с ума… Я порой не знаю, как истолковать… ту вашу сдержанность, которая и отличает вас от других… Вы особенный… Вы не ответили мне, а я могу ответить вам, Максимильен: вы особенный, и вот почему… Вы так редко раскрываете свое сердце, но если вы говорите мне что-то, именно поэтому я знаю, что это искренне… Вы бы не стали делать пустых признаний, друг мой?..
Робеспьер: -Все, что я сказал вам, - чистая правда, и я готов сейчас повторить каждое слово, - твердо ответил Робеспьер. - И я не стесняюсь вас нисколько, вы меня неверно поняли. Я забочусь о вашей же репутации, ведь вы - девушка, вы подвергаетесь больше опасности, нежели мы, мужчины.
Элеонора Дюпле: – Не говорите так… Люди всегда будут говорить, что им вздумается… Этого не изменишь. Я смирилась, Максимильен… я только жалею, что вам приходится и об этом думать… когда у вас столько забот… Прошу вас, не надо… Я сильная, я справлюсь…
Робеспьер: -Вы так и не объяснили мне, почему вы плачите, - напомнил он мягко.
Элеонора Дюпле: – Мне было так обидно услышать ту вашу фразу… Что вы проводите время без пользы… Меня это так задело, мой друг! После всего, что было сказано нами… То, как вы встретили Карно… это внезапный переход… Вы говорили так, будто меня нет… Признаюсь, я сама устыдилась своего порыва, но знали бы, как мучительно было услышать ваш ответ! Но вы уже все объяснили… Максимильен, я была так взволнована… Понимаете ли вы меня?.. – Элеонора заглянула ему в глаза. – Должно быть… я поддалась чистому чувству… вовсе забыв о голосе разума.
Робеспьер: Робеспьер отошел в сторону. - Поймите меня правильно, Элеонора. Разве есть какая-то польза республике оттого, что мы с вами вот так приятно проводим время? Карно застал меня за бутылкой вина, тогда как я сейчас должен быть на своем посту. Естественно с моей стороны было оправдаться.
Элеонора Дюпле: Элеонора тепло и чуть виновато посмотрела на него, – все ее сомнения окончательно рассеялись. – Какая я глупая, Максимильен! Разумеется, ничто иное, кроме как время, уделенное заботам о республике, вы не могли назвать временем, проведенным с пользой. Мой друг, – Дюпле подошла к Робеспьеру, – спасибо, что вы решили уделить мне этот вечер… Но, право, вы говорите так, будто я решила украсть вас у Франции! Не будьте слишком строги ко мне, прошу вас, – и, сделав этот подарок, не укоряйте меня, пусть и невольно… Максимильен, вернемся в гостиную? Кофе, правда, остыл… вы не будете против холодного? Боюсь, что еще один кофейник сейчас лучше не кипятить… – пошутила она и смущенно улыбнулась.
Робеспьер: -Пойдемте, - согласился Робеспьер, открывая дверь и пропуская Элеонору вперед. - Конечно, я не могу вас ни в чем винить. Было бы бесчестно с моей стороны возлагать ответственность за мое безделье на вас, вы не находите? Я строг вовсе не к вам, а к себе....
Элеонора Дюпле: – Вы слишком строги к себе, мой друг. Даже вы можете позволить себе свободный вечер… в этом нет преступления. Наоборот, отдых вам полезен… И никто не усомнится в вашей преданности делу, зная, сколько сил и времени вы отдаете работе.
Робеспьер: -Вы только что видели человека, у которого не бывает свободных вечеров и который этим как будто не тяготится, - возразил Робеспьер. - Я не должен показывать слабости при таких свидетелях, мне ведь еще с ними работать. Необходимо поддерживать свой авторитет, чтобы они со мной считались.
Элеонора Дюпле: – Но вы часто работаете и ночами!.. Я же все понимаю, все вижу… Вы изнурены работой. Никто не посмеет упрекнуть вас ни в чем, Максимильен… Хотя я понимаю вас – то, что за другими не заметят, вам сразу же могут вменить в вину… Но пусть тяжелые мысли оставят вас, мой друг, вы сейчас дома… – Элеонора села за стол. – Жаль, что кофе остыл, мы так старались его приготовить… – Девушка улыбнулась, стараясь развеселить Робеспьера. – Но вино было очень хорошим, даже вам оно понравилось.
Робеспьер: -Можно мне, кстати, еще этого вина? - спросил Робеспьер, улыбнувшись. Не то чтобы ему так уж хотелось выпить, просто хотелось развеселить Элеонору, у которой на ресницах все еще дрожали слезы. - А вы не хотите? Гулять так гулять, верно?
Элеонора Дюпле: – Пожалуй, мы можем себе это позволить, мой друг, – тепло ответила Элеонора, будучи одновременно несколько удивлена. Казалось, разговор вот-вот перейдет к насущным делам, и подобная перемена заставила ее даже несколько смутиться. Она была польщена и растрогана. – И тогда при встрече я смогу честно похвалить дядюшке его ежевичное вино, об отменнейшем качестве которого он столько говорил.
Робеспьер: Робеспьер уронил в бокалы по несколько капель вна. Пригубил без всякого тоста. -Ну вот, уже кружится голова. Из меня плохой собутыльник, Элеонора.
Элеонора Дюпле: – Мой милый друг, вы так рассудительны, и я во всем соглашаюсь с вами, но сейчас мне не следовало слушать вас. Бокал вина хорошо укрепляет силы, но если этот напиток для вас все же крепок, я сейчас принесу воды. Элеонора принесла из столовой графин и разбавила водой вино в бокале и у Робеспьера, и у себя. Потом подошла и, взяв его худую, почти по-аристократически изящную и ухоженную руку, заботливо проговорила: – Вы еще так слабы! Вам необходимо беречь себя, иначе вы снова заболеете, Максимильен. Принести вам лавандовых капель? Матушке они всегда помогают от головокружения.
Робеспьер: Максимильен мягко сжал в ответ руку Элеоноры. -Нет, не надо лавандовых капель, спасибо. Все пройдет, если я просто посижу спокойно. Вы не сочтете невежливым, если я закрою глаза на минуту? Мне так будет легче. Я буду слушать вас с закрытыми глазами.
Элеонора Дюпле: – Но о чем же мне говорить, Максимильен? – спросила Элеонора. – Что вы хотите услышать?
Робеспьер: -Расскажите мне что-нибудь милое и домашнее, - попросил он. - Расскажите о своем братце, как его успехи в учении? У меня вес нет времени спросить.
Элеонора Дюпле: – Максимильен, он так старается! – Элеонора взяла с дивана шаль, набросила ее на плечи и села рядом. – Как хорошо, что вы спросили! Недавно он как раз похвалился мне, что выучил начало Конституции! Помните, из «Декларации прав человека и гражданина»: «Народ французский, убежденный в том, что забвение естественных прав человека и пренебрежение к ним – единственные причины бедствий человечества, принял решение изложить в торжественной декларации эти права…» По-прежнему любит математику, хотя она и не очень хорошо ему дается. А вот в латыни он делает настоящие успехи! Он так хочет быть похожим на вас!..
Робеспьер: -Я рад, что он делает успехи, - ответил Робеспьер. - Ему свойственная некоторая живость и переменчивость характера, в силу чего он был склонен подчас лениться. И все же жаль, что я не могу, как делал это раньше, проверять его уроки. Я хотел бы следить лично за его успехами.
Элеонора Дюпле: – Скажите ему это, Максимильен, он будет так гордиться! Я иногда проверяю его домашние задания… он старается быть прилежным. Вчера он принес домой похвальную грамоту по латинской декламации. Он очень рад, что в какой-то мере может считать вас своим наставником, мой друг. И вы… у вас чудесно получается общаться с детьми. "Я хотел бы следить лично за его успехами". Боже мой, какая фраза ;-) Я оценила ;-) Жаль, про "процветание Республики" здесь было бы не очень естественно ответить.
Элеонора Дюпле: Дети… Почему она вдруг заговорила об этом?.. Элеонора внезапно почувствовала, что замерзла, несмотря на теплую шаль. А ребенок… быть может, когда-то… Она смутилась собственных мыслей и опустила взгляд. Время ли сейчас мечтать об этом!.. Но… когда? – Подождите, друг мой, – Элеонора отошла к камину, взяла с полки шкатулку со швейными принадлежностями и вынула ножницы. Такой особенный подарок! Ему будет приятно… Она отрезала прядь волос и убрала локон в медальон – старинную фарфоровую безделушку с изображенными двумя голубками и лавровым венком. – Возьмите, Максимильен… на память. – Она вложила медальон ему в руку. – На счастье. Пусть он хранит вас.
Робеспьер: Робеспьер почувствовал холодный гладкий фарфор в своей ладони и открыл глаза. -О... - он нажал потайную пружинку, крышка медальона откинулась. - Элеонора, дорогая Элеонора, он будет, будет хранить меня! Он снова закрыл медальон и, коснувшись его губами, спрятал за воротник. -Но я немного боюсь. Дарить локоны - дурная примета. впрочем, глупо верить в приметы, верно?
Элеонора Дюпле: – О нет, вовсе не дурная! Это сакральный символ… – Элеонора замолчала. Он любит! Любит ее!.. Сколько счастья – прожить вместе жизнь… – Что до примет, мой друг… Не знаю, стоит ли в них верить… Вряд ли я смогу поверить в то, что разбитое зеркало предвещает беду или прочим подобным вещам… Но вот грозы, например, я ужасно боюсь. В прошлом июле была такая ужасная гроза!
Робеспьер: -Гроза действительно несет вполне реальную опастность, - заметил Робеспьер наставительно. - Известны примеры, когда людей убивало молнией. Но дарить локон... Вы знаете, что это либо к разлуке, либо...
Элеонора Дюпле: – Что вы! – горячо возразила Элеонора. – Бабетт сделала такой подарок Филиппу… Вы видите, как они счастливы!.. – Она не сразу поняла, какое именно сравнение провела, а поняв, смутилась и поспешно добавила: – О, Максимильен, я знаю о том деле с громоотводом! Вы защитили гражданина из Сент-Омера! Вы показали себя мудрее остальных, как и всегда…
Робеспьер: Максимильен смущенно улыбнулся. -Ну что вы, какое там дело о громоотводе... Так, провинциальный курьез. Мне было очень трудно сохранять серьезное выражение лица, когда выступал в суде... так и тянуло засмеяться.
Элеонора Дюпле: – Вы вполне имели право посчитать это дело забавным, Максимильен, при вашей образованности, но все равно ваш поступок требовал известной смелости! Остальные хотели поступить, как проще… Сейчас, наверное, вам это все кажется таким несерьезным, но это было достойное начало, я в самом деле так считаю, – уверенно ответила Элеонора. – Ах, Максимильен! В самом деле, вы мыслите более тонко, нежели многие иные, также достойные люди! Не отрицайте этого, друг мой, это будет излишней скромностью. И мне всегда так нравится вас слушать… Наверное, вы бы даже о механике рассказывали интересно. Жаль, я не знаю столь многого! Помните, из старинной песенки? Рыцарь доблестный и мудрый, Не могу я всё понять, Чем крестьянки бедной речи Вас так могут занимать? – Элеонора засмеялась.
Робеспьер: -Я всегда ненавидел эти старинные пасторали, - признался Максимильен. - Эти шевалье, развлекающиеся с пастушками... Это все слишком отдает старым миром и старыми отношениями. Отчего вы вспоминаете подобные песенки, разговаривая со мной?
Элеонора Дюпле: – …В детстве я любила эту песенку, – смутилась Элеонора. – Постойте, вы сами говорили, что рисовали барашков! – шутливо попыталась она защититься. – Я знаю, знаю, это так наивно и совсем не похоже на идеалы, которые принесло нам Просвещение, но… но это всего лишь милая старинная песенка. Вам не понравилось?.. Но какой у меня был выбор? «Благородный союз, отвечающий велениям разума и истинного чувства, где каждый духовно обогащает друг друга…» – такой песни нет… Не сердитесь, Максимильен, я же говорила, что мне трудно сравниться с вами в умении вести беседу… – Элеонора виновато улыбнулась.
Робеспьер - младший: Огюстен промок до нитки, зато нашел то, что искал. Отряхиваясь, как большой пес, она оставил плащ и шляпу в прихожей, стер с лица потеки размокшей пудры и на цыпочках покрался к себе, чтобы привести себя в божеский вид прежде, чем предстать взору Элеоноры.
Элеонора Дюпле: – Извините меня, Максимильен… – ласково сказала Элеонора. – Кажется, кто-то пришел. Может быть, это ваш брат?.. Такой дождь! Я схожу, узнаю, не нужно ли принести воды и полотенце или просто чая. – Элеонора вышла из гостиной и столкнулась в коридоре с Огюстеном.
Робеспьер - младший: -О, Элеонора... - при виде девушки Огюстен инстинктивно попятился, обеими руками прижимая к груди свой трофей - маленькую корзинку, обвязанную клетчатым платком.
Элеонора Дюпле: – Огюстен! Вы не промокли?.. Куда же все-таки вы уходили?
Робеспьер - младший: -Нет, я не промок. То есть, промок, но это пустяки, - Огюстен качанул головой, будто пытаясь упорядочить мысли. - Позвольте преподнести вам маленький сюрприз?
Элеонора Дюпле: – Да… – немного удивленно ответила Элеонора, только сейчас обратив внимание на корзинку. – Мне закрыть глаза?..
Робеспьер - младший: -Отличная идея, - одобрил Огюстен и, когда Элеонора повиновалась, сдернул с корзинки платок и поднес ее к лицу девушки. - А теперь хорошенечко вдохните...
Элеонора Дюпле: – Фиалки! В самом деле, фиалки?.. – Элеонора открыла глаза. – Огюстен… Это просто чудесно!.. Из теплицы… такие нежные! – Девушка взяла корзинку в руки. – Наверное, они сейчас очень дорого стоят? Помню, Максимильен осенью подарил мне чудесный букет роз… При этом у него был такой виноватый вид… или смущенный, вернее… Но это даже не важно! В нашей семье не принято придавать подаркам большого значения, разве что на Рождество… В конце концов, зачем нам подобное доказательство чувств, если мы уверены в их истинности? Надо быть более терпимыми друг к другу... В душе всегда чувствуешь, любят тебя или нет. И все же спасибо вам. Фиалки – мои любимые цветы.
Робеспьер - младший: -Мне приятно вас порадовать, - тепло улыбнулся Огюстен - но поспешите поставить цветы в воду, они проделали долгое и тяжелое путешествие, как для таких нежных созданий....
Элеонора Дюпле: –Да, я сейчас же поставлю их в воду… Подходящая вазочка как раз есть… Я поставлю их у себя в комнате на столе. Бедные малютки! Надеюсь, они долго проживут… Огюстен, ваш брат в гостиной… – Элеонора чуть замялась. – Если хотите, пройдите к нему. Боюсь, из угощения сейчас ничего нет… Кофе остыл, да и лучше нам было сегодня его не заваривать… Но есть хорошее вино. И вам лучше сейчас переодеться и посидеть у камина.
Робеспьер - младший: -Не смею мешать вам, - чуть пожал плечами Огюстен, не желая повторения недавнего инцидента. - Максимильен наверняка хочет пообщаться с кем - то, кто не сведет разговор на дрязги в Конвенте и события в департаментах, так что я, с вашего разрешения, лучше пойду к себе.
Элеонора Дюпле: – Я принесу вам чистое полотенце и кофе с молоком, иначе вы обязательно простудитесь.
Робеспьер - младший: -Буду вам признателен.
Элеонора Дюпле: Фиалки украсили комнату дочерей Дюпле, Огюстена снабдили чистым полотенцем, пообещав скоро принести кофе, и, поставив кофейник на огонь, Элеонора наконец вернулась в гостиную. Робеспьер сидел за столом и читал любимого Расина. Он взглянул на девушку поверх очков. – Огюстен пришел, – пояснила она. – Он совсем промок… Я принесу ему кофе, когда вода согреется. Элеонора улыбнулась своим мыслям: просто быть рядом с ним – это уже счастье… И она постарается, насколько сможет, облегчить его бремя, окружив заботой. Здесь его семья, здесь его любят и всегда ждут его возвращения… Они разделят с Максимильеном все тяготы, пребывая в согласии с чувством долга – и, если тому будет суждено, разделят радость будущих достижений. Пока же нужно набраться терпения и ждать... трудясь и стараясь осмыслить все те изменения, которые так неожиданно вошли в их жизнь. Ждать... и надеяться.
полная версия страницы