Форум » Кофейня » Дом семейства Дюпле, салон » Ответить
Дом семейства Дюпле, салон
Робеспьер: Элеонора, вы обещали мне кофе
Элеонора Дюпле: – Не могу представить, чтобы у вас была злая собака! – рассмеялась Элеонора. – Злые животные – в основном в тех домах, где постоянно ссорятся и где обитатели не считаются друг с другом. Живые существа, будь они хоть немного разумны, хорошо чувствуют наше настроение.
Робеспьер: -Конечно, - подтвердил Максимильен. - А невоспитанными живтоные бывают в дома, где нет ни порядка, ни дисциплины. Низшим разумам свойственно брать пример с людей.
Элеонора Дюпле: – Интересно, а когда именно вы почувствовали, что вам нравится у нас? В первый же день или несколько позже? Вы ведь не сразу решили переехать… – Вечер, казалось, убаюкивал: приятная беседа, тепло, веющее от плиты, мурлыканье кошки… Надо будет налить ей в блюдце молока… И Максимильен, кажется, наконец не думает о проблемах, которых, сколько ни решай, все равно меньше не становится… – К счастью, долго вас уговаривать не пришлось, и через несколько дней вы сказали, что согласны остаться в нашем доме. А сейчас я не могу представить, что вы когда-то здесь не жили…
Робеспьер: -Я тоже не могу себе представить, как я жил раньше один в неуютной холодной комнате, куда и гостей-то позвать неловко... Вы знаете, для меня очень важно чувствовать себя дома, именно дома. Видимо, потому, что я дома почти не жил никогда.
Элеонора Дюпле: – Как вам, должно быть, было одиноко! – прочувствованно сказала Элеонора, вложив в эти слова, сама не помышляя о том, всю нежность, которую она испытывала к этому человеку. – Я знаю, что вы любите быть один, но одиночество хорошо, когда в любую минуту можно по своей воле прервать его, выйдя из комнаты, чтобы снова оказаться в обществе тех, кто… в чьем расположении и дружеской привязанности вы можете быть уверены…
Робеспьер: -Я люблю уединение, а не одиночество, - уточнил Робеспьер. - Это вещи разные. Одиночества не любит ни один человек, если он... нормален. Мне хорошо у вас именно потому, что я сохранил свое уеинение, не чувствуя себя при этом в одиночестве.
Элеонора Дюпле: Элеонора была самого высокого мнения об уме и талантах Робеспьера, и пожалела, что высказалась недостаточно точно. Нет, она никогда не сможет вести беседу с ним на равных, как бы ни старалась, как бы ей ни казалось, что вот сейчас она высказала истинно верное суждение и Робеспьер просто не может его не оценить… Конечно же, уединение! Вот нужное слово. Уединение ему просто необходимо, чтобы столь напряженно работать, чтобы ничто его не отвлекало… …Вода закипела; Элеонора налила из маленького кофейника – он назывался у них в семье «тот, другой, с узором» – по трети чашки крепкого кофейного отвара и обернулась к Неподкупному. – Максимильен, вы не нальете воды? – чуть виновато проговорила Элеонора. – Не очень крепкий кофе получается, но зато он настоящий. Так удается расходовать тот запас, что есть, гораздо медленнее. Мне бы не хотелось, чтобы вы пили кофе из желудей или ячменя… Поэтому пускаемся на небольшие хитрости, – Элеонора поправила выбившуюся из прически прядь волос и застенчиво улыбнулась.
Робеспьер: -Сликшмо крепкий кофе вреден для здоровья, - заметил Робеспьер назидательно, - и разбавлять его следует в любом случае, не только ради экономии. Налить воды? Хм, это будет сложно. Он не очень-то умел обращаться с разной кухонной утварью. Кофейник был горячим, и пришлось, проявив изобретательность, обернуть его полотенцем.
Элеонора Дюпле: Элеонора, заметив его затруднение, поспешила на помощь, перехватив ручку кофейника: – Ах, нет, ладно, я сама!.. Никогда не прощу себе, если вы обожжетесь, помогая мне на кухне, Максимильен.
Робеспьер: Однако самое страшное уже произошло. От неожиданности рука Максимильена дрогнула, кипяток пролился. Все-таки наливать горячую воду вдвоем - не самая лучшая идея.
Элеонора Дюпле: Вода пролилась на раскаленную поверхность плиты, рассыпавшись мельчайшими брызгами, Элеонора резко поставила кофейник обратно – навык хозяйки взял верх над инстинктивным желанием отдернуть руку. Прежде чем она успела что-либо понять – обожглась она или нет, Элеонора испуганно посмотрела на Робеспьера: – Боже мой, Максимильен, с вами все в порядке? Ну что за неудачная идея пришла мне в голову!
Робеспьер: Робеспьер тоже был сокрушен и собственных ожегов не замечал. -Просите, Элеонора, это я виноват, мне нельзя поручить простейшего дела - налить воды. Вы не обожглись?
Элеонора Дюпле: – Нет, это я виновата, дела на кухне – вовсе не ваша забота… Вот видите, мой друг, вам лучше было остаться в гостиной… – О чем он ее спросил? Не обожглась ли она?.. – Вроде бы нет, мне совсем не больно… Тут Элеонора была не вполне честна – рука выше запястья немного болела, тонкая ткань рукава была плохой защитой от подобных происшествий. – Позвольте, я посмотрю вашу руку… – Элеонора подняла кружевной манжет, закрывающий часть кисти.
Робеспьер: -Ох... я... я в порядке... - Он невольно вздрогнул от ее прикосновения. Хотел отдернуть руку, но это было бы невежливо.
Элеонора Дюпле: Элеонора почувствовала, как Робеспьер напряжен, – почему? так больно? – и отпустила его руку. Ожог был болезненный, но не очень серьезный – кожа лишь покраснела. Дюпле налила в миску из ведра холодной воды. – Пожалуйста, опустите руку и подержите немного. Скоро все пройдет.
Робеспьер: Максимильен машинально опустил руку в миску. -А вы? - спросил он деревянным голосом. - Вы не обожглись?
Элеонора Дюпле: – Разве что совсем немного, мой друг, еще меньше, чем вы. – Элеонора отошла на пару шагов и закатала рукав. – Ничего страшного, не беспокойтесь. Достаточно будет просто приложить холодное полотенце. То самое злосчастное полотенце! – Она улыбнулась.
Робеспьер: -Сейчас я вам помогу. Робеспьер взял полотенце и намочил его в холодной воде. Посомтрел на Элеонору смущенно. -Дайте руку.
Элеонора Дюпле: Элеонора не менее смущенно подошла к нему; сердце вдруг забилось настолько сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И этого человека кто-то обвиняет в черствости! Насколько люди подвержены тому, чтобы судить предвзято… – Спасибо, – прошептала она. – Правда, ничего серьезного…
Робеспьер: Он осторожно взял ее руку и обвязал мокрым полотенцем. -Вот так, теперь хорошо.
Элеонора Дюпле: – Спасибо, – еще раз поблагодарила его Элеонора. – Пожалуйста, пройдите в гостиную, мой друг, я управлюсь сама – даю слово, что ничего не случится!
Робеспьер: Не став настаивать, Робеспьер послушно ушел в гостиную. Ему хотелось сделать Элеоноре что-то приятное, как-то загладить это досадное происшествие. Взгляд упал на бутылку вина, все еще стоявшую на столе. Почему бы и нет?.. С некоторым усилием Максимильен вытащил пробку.
Элеонора Дюпле: В неловкости Робеспьера было что-то такое трогательное… Элеонора благополучно налила воды в чашки и подумала о том, что просить его помочь было явной ошибкой – конечно, раньше ему приходилось самому и накрывать себе на стол, и чинить вещи, но сейчас от всего этого Дюпле Неподкупного с радостью избавили, и ни к чему была эта просьба… Она же не белоручка, не изнеженная барышня… Почему она его попросила?.. Неужели ей так хотелось привлечь его внимание? Как глупо! И как это на нее не похоже, всегда такую рассудительную и собранную!.. Что с тобой, Элеонора? Но почему же он все-таки отказался от вина?.. Это было одновременно и трогательным, и огорчало… Скольких переживаний ей стоило, когда ее попытки разговорить его, снять эту маску холодности – ведь он не такой, совсем не такой! просто он застенчивый… и уже привык не доверять людям… – словно натыкались на невидимую стену, и ее душевный порыв охлаждался его рациональным ответом, таким логичным и умным; она чувствовала его сдержанность, которая вселяла в нее сомнения и омрачала минуты отдыха. И когда он позволял себе быть не таким, когда он был открыт и смеялся, когда забывал, что он политик Максимильен Робеспьер, и становился просто человеком, – это было для его верной подруги наибольшим счастьем… Элеонора поставила чашки на поднос и вернулась в гостиную. Увидев, что бутылка вина открыта, она удивленно воскликнула: – Максимильен! Я не смела надеяться, что вы все же согласитесь... Это так мило… – растерянно и обрадованно проговорила она, поставила поднос на столик и села рядом, сняв повязку и поправив рукав платья.
Робеспьер: -Да, я взял на себя смелость... - пробормотал Максимильен, опять смущаясь, как мальчик. - Я подумал, что должен загладить вину. К тому же, мы оба пострадали и нуждаемся в подкреплении. Где-то тут были бокалы...
Элеонора Дюпле: – Вот же они, на краю столика, – улыбнулась Элеонора, и поставила бокалы ближе. – Как мы обязаны сегодня моему дядюшке Жану!
Робеспьер: -Надеюсь, остальные на нас будут не в обиде? - успомнился Робеспьер, но все же неуверенно наклонил бутылочное горлышко над бокалом. Не хватало еще пролить, он и так сегодня отличился дальше некуда.
Элеонора Дюпле: – Максимильен, я предложила от души… Вы очень значимый для нас человек, вас все уважают, почему кто-то должен обидеться?.. – заметив его неуверенность, Элеонора добавила: – Обещаю, на этот раз я не буду лезть вам под руку!..
Робеспьер: -Я просто не хотел бы пользоваться хорошим отношением ко мне вашей семьи. На этот раз удалось налить вино без приключений. Робеспьер даже ухитрился сделать так, чтобы в обоих бокалах еого было точно одинаковое количество. -Вот, как в аптеке. На что-то я все же еще гожусь...
Элеонора Дюпле: – Как вы можете так говорить, друг мой, – недоумевающе ответила Элеонора, – о каком… злоупотреблении хорошим отношением может идти речь! Наоборот, вы очень скромны, поверьте. Я рада угостить вас. Позвольте мне произнести тост?
Робеспьер: -Разумеется, - Робеспьер приготовился внимательно слушать. - Заодно узнаем подлинную цену вашим ораторским талантам.
Элеонора Дюпле: Элеонора взяла бокал. – Я хочу, Максимильен, чтобы этой весной все изменилось к лучшему… Мы уже живем иначе, в новой Франции, – новой, благодаря вам и вашим единомышленникам, но нам всем еще многое предстоит преодолеть… И я хочу, мой дорогой друг, чтобы вы знали, что я не знаю никого, более преданного нашей Республике, более самоотверженного, более честного, более умного. Что бы ни говорили! Недоброжелатели будут всегда, тем более у людей истинно великих. Сказать то, о чем другие предпочитают молчать – всегда очень трудно, но вы верили в себя… и не ошиблись. Пусть эта весна принесет нам только хорошее… и Франции, и каждому из нас.
Робеспьер: -Браво, браво, Элеонора! - воскликнул Максимильен. - Как мило и искренне, и вместе с тем как красиво вы сказали. Чудесный тост, я с удовольствием писоединяюсь к нему. Он осторожно придвинул бокал к бокалу Элеоноры. Звякнуло стекло о стекло.
Элеонора Дюпле: Польщенная, Элеонора улыбнулась и отпила немного вина. Бархатное, оно в самом деле оказалось не слишком крепким, а вяжущий вкус ягод напоминал о поездках в деревню, о прогулках в Булонском лесу, о будущих теплых и солнечных днях. Летом надо будет почаще бывать в Шуази… Максимильен хоть немного поправит свое здоровье. Солнце, лес, гроздья ягод… И тепло, снова будет тепло, как она устала от этой зимы, и как все же измучен Максимильен этими бесконечными дискуссиями, напряженной работой… еще и эта недавняя болезнь… Он только-только оправился… и снова с головой окунулся в работу в Конвенте и Комитете, а еще ведь есть заседания в Якобинском клубе! Но нет, сегодня она не будет думать об этом, и не позволит ему… Но кто же, как не она, заговорил сейчас о политике?.. Увы… видно, эта тема всегда будет вмешиваться в их жизнь… – …Благодарю вас, мой друг, особенно зная, как трудно заслужить вашу похвалу, – ответила Элеонора, насилу возвращаясь к реальности. – Хотя тем она ценнее, поскольку идет от сердца. Вам нравится вино?
Робеспьер: -Вы заслужили даже больше, чем моя скромная похвала, - заверил девушку Робеспьер и сделал маленький глоток. - Вино восхитительно, даже жаль его разбавлять водой. Тем не менее, он подумал, что разбавить все-таки надо. Он как никогда боялся сейчас захмелеть, а с непривычки это было более чем вероятно.
Элеонора Дюпле: – Да, в самом деле жаль, – согласилась Элеонора. – Я ведь тоже обычно разбавляю, но это домашнее вино такое вкусное. Это ведь называется букет, да? Аромат и вкус, словно у настоящих ягод… В прошлом сен…фрюктидоре было очень много ежевики. Как мне бы хотелось, чтобы скорее наступило лето... – Она тепло посмотрела на Робеспьера. Как хорошо, что наконец выдался свободный день… Сначала прогулка, потом это небольшое застолье… Право, это для нее слишком много! Разве она заслужила столько радости?
Робеспьер: -Да, вроде бы это и зовут букетом, - могласился Мксимильен, хотя я человек неопытный в питии. Впрочем, какая разница?.. - он сделал еще глоток. - Нет, Элеонора, летом жарко. Вам-то хорошо, вы можете уехать в деревню, а я все время здесь. Знали бы вы, как невыносимо душно в Тюильри, в этой толпе!.. Мне хорошо весной, как сейчс.
Элеонора Дюпле: – Но можете же вы уехать на пару недель! Хотя бы на неделю!.. Вы заслужили отдых. В самую жару как раз хорошо отдохнуть на природе, у воды… А в тени деревьев всегда так хорошо, там большой сад, больше, чем наш. Вы ведь всегда любили летом читать, сидя в саду. И никто не будет мешать… Здесь же всегда есть какие-то посетители…
Робеспьер: -...А пока я буду отдыхать в тени деревьев, здесь опять случится что-то непоправимое. Или не случится, но я буду об этом думать и этого ожидать, и такая неотвязая мысль способна испортить любой отдых.
Элеонора Дюпле: – Хотя бы обещайте, что постараетесь!.. – Огонек свечи отражался в стекле бокала, на фоне бордово-красного вина, словно солнце на закате. Элеонора задумчиво перевела на него взгляд, потом снова посмотрела на Робеспьера. Максимильен, как он бледен… Ему бы уехать не на неделю…декаду, согласно исчислению нового календаря… а на месяц… Но разве уговоришь его, всей душой переживающего за дело своей жизни… – Может быть, к лету все наладится, и вы сможете со спокойным сердцем уехать из города на несколько дней.
Робеспьер: -Если к лету все наладится, то я уйду, пожалуй, навсегда, - он поднял бокал, рассматрвиая вино на свет. - Моя миссия будет завершена, и я смогу, наконец, отдохнуть.
полная версия страницы