Форум » Париж, лето 1793 » 03. Якобинский клуб, 15 июня - ТРЕД СОХРАНЕН » Ответить
03. Якобинский клуб, 15 июня - ТРЕД СОХРАНЕН
Робеспьер: Бывшая доминиканская церковь была забита народом: члены клуба и просто граждане, получившие приглашения на места для публики, уже собрались, и на входе стояла жесточайшая давка. Однако Максимильен Робеспьер вошел свободно: перед ним уважительно расступались, а если какой-то невежа не успевал посторониться, его оттаскивали за шкикру. Знаки уважения Робеспьер принимал с подчеркнутой скромностью, однако в душе, конечно же, радовался им. Вечера в Якобинском клубе были его единственным счастьем. Только здесь его ценили по достоинству, и только здесь его слова имели какой-никакой вес. Но этого было, разумеется, мало. Робеспьер такие надежды возлагал на восстание 31 мая... И что в итоге? Кто выиграл в результате этого восстания? Дантон. Получается, что Бриссо и Верньо убрали только ради того, чтобы этот негодяй сейчас заполучил все каштаны, вытащенные другими из огня. А Робеспьер не получил даже места в Комитете. Еле удалось пристроить Сен-Жюста и Кутона, и все равно их обоих там ни во что не ставят. Забавно, что Марата это, кажется, нисколько не волнует. Впрочем, ему ничего и не надо, он ведь юродивый... Робеспьер изо всех сил делал вид, что ему тоже ничего не надо, но про себя уже находил, что репутация неподкупного бессеребренника не слишком оправдывает себя: тебя уважают, тебя пропускают вперед в Якобинском клубе, но как доходит до дележа добычи - тебя неизменно обходят. Итак, на Марата рассчитывать не приходится. Но у Марата немало друзей - отнюдь не столь бескорыстных. Может, удастся мобилизовать хотя бы их? Близоруко сощурившись, Робеспьер оглядывал толпу якобинцев в лорнет, выискивая знакомы лица.
Ответов - 120, стр:
1 2 3 All
Луи Антуан Сен-Жюст: Сен-Жюст явился за полчаса до начала заседания, и с трудом скрывая нетерпение шарил взглядом по все прибывающей публике. Если бы не его положение уважаемого лица, он бы уже давно отправился самолично прочесывать ряды собравшихся, но члену Комитета общественного спасения не пристало бегать как посыльному. Поэтому завидев Робеспьера, он мысленно сосчитал до десяти, и только тогда поднялся с места и направился к нему: - Максимильен! Наконец-то, я уже подумал, что ты сегодня не придешь вовсе... - Антуан говорил спокойно и непринужденно, но глаза его лихорадочно блестели. Ему не терпелось поделиться со старшим другом сведениями, что прислали сегодня из Комитета общественной безопасности. Небезынтересные сведения.
Робеспьер: -Мог ли я не прийти? - спросил Робеспьер недовольно. - А ты-то что тут делаешь? Встреча в самом деле была неожиданной. Сен-Жюст в Якобинском клубе появлялся редко, считая его месом для пустопорожних разговоров.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан тут же взял его под руку. - Захотелось взглянуть, что здесь происходит... Может прогуляемся в сад? Там должно быть чуть попрохладнее, не то что в этой раскаелнной печи... - Сен-Жюст повлек Робеспьера к выходу из клуба. - У меня есть новости и мне нужно с тобой поговорить, - добавил он уже тише.
Робеспьер: Робеспьер вынул из кармана часы и бросил недовольный взгляд на циферблат. - С минуты на минуту должно начаться заседание, - сказал он. - Ну да ладно, пойдем, если это так важно. Не сказать, чтоб на улице было намного прохладнее. От нагретой за день солнцем мостовой и каменных стен, казалось, исходили волны жара, как в бане. Робеспьер шел медленно, ему с трудом дышалось.
Луи Антуан Сен-Жюст: Пройдя немногу вглубь сада и убедившись, что поблизости никого нет, Антуан торопливо поведал Робеспьеру о том, что поступающий от Комитета общественной безопасности ежедневный доклад о поведении арестованных жирондистов вопреки обыкновению сегодня оказался просто скандальным. Просидев две недели тише воды ниже травы, эти граждане, видимо, решили что гроза миновала. И в одночасье ударились во все тяжкие - прогулки в саду, вечер в театре и, кажется, пирушка с участием актрис.
Робеспьер: -Прелестно, - протянул Робеспьер саркастически. - Не арест, а просто курорт. Сколько раз он говорил об этом с Дантоном - тот ничего и слушать не хотел. Играет в гуманность и великодушие. Когда-нибудь доиграется. Эти люди не удовлетворятся пирушками с актрисами. Если они решат действовать, то можно очень легко потерять все достижения 31 мая. Оставлять их на свободе - просто несусветная глупость
Эро де Сешель: …Драгоценный проект Конституции требовал определенных дополнительных усилий, и вечером 15 июня Эро де Сешель, одевшись менее заметно, чем обычно (сменив светлый костюм на синие фрак и кюлоты), явился в Якобинский клуб. По своему обыкновению он опаздывал, и потому беспокоился, что пропустит начало речи пунктуального Робеспьера (вдруг с него станется выступить первым?), ради которой, собственно, и пришел. Несмотря на уверенный тон в беседе с Сен-Жюстом, он решил проявить осторожность. Все свидетельствовало о том, что разговоры по существу проекта еще будут, и кто знает, каким станет нынешнее выступление Неподкупного? В голове крутились отрывки прежде сказанных и слышанных фраз, вроде «вот ответ патриотов и отпор клеветникам» и «народная мудрость» – пожалуй, он слишком долго сегодня слушал и не отрывался от бумаг. А похвалы их восьмидневному труду уже сменялись разбором конкретных глав. Эро мог сколько угодно говорить о «стилистической правке», но правда была в том, что он был всецело глаза и уши. Помимо всего, для него оставались загадкой помыслы Сен-Жюста. Как ни старался, он не мог понять этого человека. Зал уже был полон, поэтому, хоть его и радостно приветствовали, места поближе к трибуне не нашлось, и он, протиснувшись, сел на одну из скамей в середине амфитеатра, польстив нечаянным соседям. Может, у Неподкупного и было здесь свое постоянное место, но Эро де Сешель завсегдатаем Якобинского клуба не являлся. Однако до утверждения проекта следовало посещать все заседания, пусть какие-то из визитов и будут бесплодными. Проведя ладонью по отвороту фрака, Мари-Жан смахнул две предательские белые кошачьи шерстинки от питомицы Адель и приосанился. У него не было даже мысли искать Робеспьера – как воплощение педантичности, Максимильен, конечно, пришел заблаговременно. Причем не намного раньше – нет-нет, у Неподкупного все расписано по минутам. И Эро не сомневался, что вот-вот увидит знакомый полосатый сюртук. А пока заседание не началось, он стал вслушиваться в разговоры, занимаясь излюбленным делом – собирая сплетни. Ход согласован с гражданином Робеспьером.
Жером: Примерно за десять минут до начала заседания, в помещении церкви зашел (хотя вернее будет сказать "забежал") Жером. В изумлении он остановился около дверей, прямо в проходе, так как совершенно не ожидая увидеть такое большое число людей. Оглядевшись, Жером решил, во-первых, уйти с прохода, так как народ все прибывал и прибывал, и его уже пару раз зажимали массы людей, а во-вторых, Жером решил попробовать пробиться поближе к трибуне, желая увидеть вблизи тех великих людей, которые сотворили революцию и которым часто посвящялись целые выпуски газет. С этой мыслью Жером, в буквальном смысле пошел на таран бушующей толпы и несмотря на яростное сопротивление людей, весьма скоро достиг первых рядов, где смог наконец перевести дух.
Луи Антуан Сен-Жюст: В саду *** - Все это просто неслыханная дерзость, - горячо соглашался Антуан. – Похоже, они полагают себя как на каникулах, а не под арестом. И вовсе не испытывают никакой вины, неуверенности или страх перед лицом народного гнева! Послушай, эту небрежность правосудия нужно поскорее ликвидировать. Человеколюбивое и мягкое обращение не пошло на пользу Бриссо и его присным. Напротив, оно развратило их: необременительность кары воспринята как подтверждение вседозволенности и безнаказанности… Я с самого начала говорил, что их следует поместить в застенок.
Робеспьер: Робеспьер нервно передернул плечами. -Похоже, наше с тобой мнение никого не интересует. Наши коллеги по-прежнему полны какого-то ненормального пиетета перед представителями народа, пусть даже бывшими.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Этому надо положить конец! - Антуан взмахнул рукой, с удовольствием отметив про себя, как кружевной манжет красиво накрыл кисть. - К тому же недопустимое милосердие к Бриссо и его людям может дурно повлиять на умонастроения граждан... - повторил он. - Нужно, чтобы народ узнал об этих возмутительных поступках задержанных. И наказал их распущенность. Предлагаю поставить этот вопрос на собрании. Антуан был страшно сердит. Нахальство арестантов решительно не укладывалось в его представление о том, как должны вести себя подозреваемые в государственной измене. - Это попахивает подготовкой к заговору. Слишком уж самоуверенно они себя чувствуют... Помимо всего прочего следует усилить наблюдение - докладов Комитета общественной безопасности может быть уже недостаточно.
Робеспьер: Робеспьер долго молчал, прикидывая возможности. -На собрании нельзя, - сказал он наконец. - Нас обвинят в кровожадности, в жажде мести и один господь знает, в чем еще. Нам следует действовать осторожнее и поговорить для начала с теми, кто наверняка разделяет нашу точку зрения.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Ты полагаешь, что все настолько серьезно? – Антуан задумчиво коснулся рукой лица. – Что сочувствующих нашим врагам так много, что в клубе и в конвенте так много, что они способны свети на нет наши усилия? Тогда… тогда нужно сделать так, чтобы ни у кого не осталось ни тени сомнений в виновности Бриссо и его друзей. Обвинений 31 мая, как ни странно, оказалось недостаточно. – Сен-Жюст много думал об этом, и сейчас торопился донести свою мысль до старшего друга. – Парижане должны еще раз увидеть истинное лицо этой преступной клики. Наша задача… это организовать.
Робеспьер: -Что именно ты предлагаешь? - поинтересовался Робеспьер скептически. Он сильно сомневался, что исключенные из общественной жизни бриссотинцы еще могут как-то показать свое "истинное лицо" (да и какое у них лицо, собственно говоря? безответственные интриганы, и только), но иногда Антуана посещали дельные мысли - правда, наряду с совершенным вздором.
Бийо: ...Заседание еще не началось, но клуб уже гудел, напоминая осиное гнездо, в которое щедро плеснули дегтя. В открытых дверях маячили спины опоздавших, и Бийо замедлил шаг, не желая протискиваться сквозь толпу. В клубе сегодня будет очень душно. Для таких жарких дней следовало бы придумать выездные заседания. Где-нибудь на природе... Мысль была почти абсурдной, но помогла стряхнуть сонное отупение, медленно подбиравшееся к гражданину депутату, у которого выдался не самый легкий день. Воспоминания о природе заставили Бийо свернуть к ближайшему дереву – тенистой липе, что росла у входа в сад. Здесь можно было подождать несколько минут, пока не рассосется толпа, и при этом не торчать посреди нагретой мостовой. Из сада слышались негромкие, несомненно знакомые голоса, и депутат повернул голову, всматриваясь в силуэты на дорожке. Сен-Жюст и Робеспьер... Бийо с некоторой досадой понял, что сейчас они пойдут на заседание и обязательно его увидят. Проще подойти и поздороваться первым, - прежде, чем они решат, что он подслушивал. - Привет и братство, граждане.
Робеспьер: Робеспьер обернулся, за своим обычным, дежурно-приветливым видом скрывая недовольство, что их с Антуаном потревожили во время разговора, не предназначенного для посторонних ушей. Однако недовольство улетучилось без остатка, едва он узнал Бийо. Чертовски своевременная встреча. Через Бийо можно будет выйти на Марата и... - Добрый вечер, - любезно поздоровался Робеспьер и добавил легким тоном, свидетельствующим о намерении завязать ни к чему не обязывающий светский разговор: - Вы уже слышали последние новости о федералистских гуляниях в Люксембургском саду?
Бийо: Бийо потер утомленные за день глаза и неверяще глянул на Робеспьера. - О гуляниях?.. У бриссотинцев есть повод для праздника? Похоже, Верньо и его сторонники не изменили своим привычкам, даже находясь под стражей. Была охота провоцировать толпу...
Робеспьер: -Они, видимо, находят, что есть, - поджал губы Робеспьер. - Но я бы на их месте тоже радовался... что легко отделался. - И вдруг прибавил словно в припадке задушевности: - Знаете, Бийо, во всей этой истории вы вызываете у меня наибольшее сочувствие... - И тут же сделал вид, будто осекся, осознав, что сказал лишнее.
Бийо: Депутат с вежливым интересом смотрел на Робеспьера, ожидая продолжения. Мимолетную иронию в глубине его глаз мог бы уловить только очень внимательный человек. Сочувствие, надо же. Многообещающе... Судя по всему, Робеспьер всерьез собрался что-то предложить. И при этом, по обыкновению, не остаться внакладе.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Рад видеть вас в добром зравии Бийо... - кивнул Антуан. Сен-Жюст давно научился улавливать малейшие изменения настроения Робеспьера по едва заметным оттенкам интонаций и мимолетным жестам. Сейчас ему было уже ясно, что в присутствии этого коллеги можно свободно продолжать прерванный разговор. Сейчас это друг. Так считал Максимильен, значит так будет считать и Антуан. - Мы как раз обсуждали, что можно было бы предпринять для восстановления справедливости. Арестованных следует поставить на место.
Бийо: Бийо помолчал немного. - Потрясающая беспечность играет не в их пользу. Что до сочувствия... Максимильен, если желаете, посочувствуйте лучше федералистам. Вот уж кому несладко – едва собрались устроить себе день кутежа, об этом тут же стало известно в Конвенте. Ясно же, что им это не сойдет с рук...
Робеспьер: -Я все-таки более склонен сочувствовать вам, - вздохнул Робеспьер. - Эти люди сами выбрали свою судьбу, но вы-то проявили такой героизм в славные дни 31 мая - 2 июня, без сомнения, не для того, чтобы ваши усилия были втоптаны во прах. - За этим последовал еще один траический вздох. - Вы с другими кордельерами столько сделали для падения федералистов - и что же в результате? Вам не досталось не только никакой награды, но даже естественного утешения человека, исполнившего свой долг: возможности увидеть результат своих трудов. Федералисты гуляют на свободе, устраивают оргии с актрисами, наверняка продолжают плести интриги... Какая насмешка! Я бы на вашем месте... Робеспьер, впрочем, не собирался сразу выкладывать то, что он сделал бы на месте Бийо, предоставляя собеседнику либо догадаться самому, либо выспросить у него по частям возможный план. К счастью, пауза получилась как нельзя более естественной, потому что в эту самую минуту зазвонил монастырский колокол. -Заседание начинается, - спохватился Робеспьер, крепко ухватив за локоть Сен-Жюста, чтобы тот не взлумал улизнуть. - Поспешим же.
Эбер: Заседание в Якобинском клубе началось, и сегодня Жак-Рене Эбер взял слово первым... Ужасная жара не давала сосредоточиться, воздух был почти раскаленным, не хотелось не то что говорить, даже думать. Однако Эбер довольно уверенно поднялся к трибуне и начал свою речь, посвященную вопросу, который, по его мнению, не требовал отлагательств. - Граждане! Я попросил слова для того, чтобы поведать вам о вчерашних отцах Революции, сейчас находящихся якобы под арестом, - Жак пытался различить среди очертаний людских масс какие-нибудь конкретные лица... Ему показалось, что он заметил Робеспьера, с которым был Сен-Жюст и, кажется, Бийо... Интересно, известно ли Неподкупному то, что Эбер собирался сейчас рассказать? В любом случае, хорошо, что эта компания здесь. - Я уже говорил о том, что мы слишком мягко обошлись с бриссотинцами, всего лишь заключив их под домашний арест, ибо Революция не терпит полумер! Однако мы все же проявили мягкосердечие, и к чему это привело? Известно ли вам, граждане, что бриссотинцы свободно разгуливают по Люксембургскому саду? Что, наплевав на всё, они как ни в чем ни бывало посещают театр? Больше того! В этот самый момент их стол завален деликатесами, купленными по ценам явно выше максимума, и это в то время как простые люди умирают с голода! - голос Эбера был полон негодования; Жак оживленно жестикулировал, пытаясь передать свой энтузиазм присутствующим, и, судя по оживлению в зале, ему это удалось... - Ответьте, граждане, допустимо ли подобное ?? Да, вчера эти господа были отцами Революции, но сегодня они - ее враги! Я требую ужесточения наказания для тех, кто, разжившись на Революции, мешают ее дальнейшему продвижению! - шум в зале возрастал, послышались одобрительные возгласы... Интересно, что ответят на это монтаньяры...
Луи Антуан Сен-Жюст: Сен-Жюст изумленно ахнул и даже позабыл на время о жаре и духоте. К удивлению изумлению примешалась некоторая досада: как же так вышло, что ушлый журналист узнал новость чуть ли не раньше лучших соглядатаев комитета общественной безопасности?.. Но в настоящий момент это было даже на руку им с Робеспьером. Люди узнали о скандале не от комитетов...
Эро де Сешель: Появление вместе с Робеспьером Сен-Жюста было неприятным сюрпризом, однако Эро философски относился к сюрпризам, преподносимым судьбой. Быть может, так даже лучше - все заинтересованные лица. На миг возникло чувство, что он опасается юнца. Глупость! Неподкупный прекрасно знает цену этому напыщенному красавчику. Алмаз, которому еще очень долго до того, чтобы стать бриллиантом. Рассуждая так, Мари-Жан прослушал первые слова выступавшего, однако дальнейшее увлекло бы и глухого. Натурально, молчать было невозможно. - Позвольте… - Эро поднялся со своего места. - Позвольте. Разве нас уже страшат прогулки по Парижу? Или вы желаете разделить эти деликатесы на всех патриотов? Я хотел бы знать, Эбер, как прогулка, театр и ужин мешают делу революции… Более того! Уж не хотите ли вы сказать, что посещать театр – контрреволюционно? В таком случае назовите контрреволюционером и Робеспьера, я слышал, он не так давно был с Дюпле на «Даре свободы» и восхищался Госсеком! С этими словами Мари-Жан старательно расправил жабо и сел обратно, чувствуя себя в этой жаре, как в аду. Посмотрим, разбудил ли он Цербера.
Робеспьер: Опоздавший Робеспьер, в момент прозвучавшей отповеди деликатно пробиравшийся на свое место, только и мог что беспомощно воззриться на Сен-Жюста. Это просто возмутительно - как смеет Сешель распускать слухи о его частной жизни, да еще и равнять его с какими-то бриссотинцами?! В воздухе ощутимо пахло скандалом. Кажется, замирение после 2 июня было недолгим...
Эбер: Эбер выискал взглядом того, кто подал голос... Гм, Эро де Сешель... Ничего, гражданин, ваше сочувствие к бриссотинцам не будет забыто... - Гражданин де Сешель, должно быть, не совсем правильно меня понял... - со скрытой насмешкой произнес Эбер. - Верньо и вся клика находились под домашним арестом, и их поведение в данной ситуации является попросту говоря вызывающим... Они всем своим видом показывают, что плевать им на все комитеты, а наряду с тем фактом, что они уже получили от Революции все, что хотели, это здорово походит на контрреволюционный заговор, вы не находите? Эбер нашел взглядом Робеспьера. Неподкупный выглядел несколько растерянно...
Эро де Сешель: - Ах, им плевать на комитеты! - на сей раз Эро решил не вставать. - Как легко вас раздразнить, гражданин Эбер! Вам не приходило в голову, что над всеми нами желают подшутить и проверить, серьезны ли мы или отвлекаемся от насущных дел по пустякам? Право, у нас нет сейчас иных забот, кроме как изучать меню бриссотинцев! Говоря все это, он мучительно размышлял, что же такое вдруг приключилось со злосчастными депутатами. Две недели - право, это слишком, чтобы вести себя вот так. Мари-Жан пытался представить себя на месте того же Барбару. Кутить... под угрозой настоящего ареста? Ах, в этом что-то есть, безусловно... но у него были все причины опасаться, что этой "шутки" здесь не разделят.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Гражданин Сешель, - тут же вступился Сен-Жюст, - с вашей стороны было необоснованным сравнивать... Пьесы, полезные для честных патриотов и те легкомысленные, с намеком на старорежимные вкусы, постановки о которых сейчас говорил уважаемый оратор, - он кивнул Эберу. - Если актрисы в театре столь легкомысленны, что готовы за несколько ассигнатов сопровождать зрителей после спектакля... Честная, свободная патриотка не позволила бы обращаться с собой как с вещью, что было нормой при старом режиме...
Эро де Сешель: - Гражданин Сен-Жюст, с прискорбием отмечу, что вы как человек, ценящий искусство, сейчас заблуждаетесь, - Эро настроился на свой излюбленный тон в беседах с Антуаном - та самая ироничная вежливость, где уличить в иронии столь сложно. - Понятие "актриса" не равно понятию "легкомысленность", точно так же, как понятие "молодость" не равно понятию "неопытность".
Луи Антуан Сен-Жюст: - Разумеется, если речь идет об актрисах-патриотках. - Эро сегодня преднамеренно оскорбил Робеспьера. Антуан видел как глубоко тот огорчен несправедливыми обвинениями, и горячо продолжал защищать доброе имя друга. - Но дамы, согласившиеся сопровождать арестованных, подозреваемых в заговоре против народа Франции, нем самым поддерживают и одобряют их преступление. - Сен-Жюст возвысил голос, чтобы его слышали все присутствующие. - Пусть всякий, кто выразит симпатию мятежным бриссотинцам, сам лишится права зваться честным и добродетельным гражданином Франции!
Бийо: Бийо, размышляя над словами Робеспьера, уловил изменение обстановки в клубе только тогда, когда заседание с обсуждения поведения бриссотинцев плавно перешло к обсуждению поведения Неподкупного. И начал это, разумеется, Сешель... Бийо вздохнул и поднял руку. - Граждане! Речь идет не о том, мешает ли делу революции разнузданность федералистов. Если им угодно походить на аристократов – это их право, мы никому не можем запретить демонстрировать свою истинную сущность... Мимолетная шпилька в адрес Эро никак не могла пройти мимо цели, на которую Бийо даже не смотрел. - Угроза для республики в том, что бриссотинцы по прежнему могут оказывать влияние на умы честных граждан, подавая им дурной пример и сбивая их с толку. В свое время многие были обмануты их заверениями в преданности делу революции. А сейчас, уже уличенные в обмане, федералисты продолжают искать себе сторонников и, возможно, находят...
Эро де Сешель: Дело принимало нежелательный оборот, и Эро даже вновь поднялся, как любой... почти любой выступающий. Продолжить задирать Сен-Жюста было бы забавно, но не сейчас. Ссора ныне была совершенно лишней. - Граждане! Пусть гражданин Сен-Жюст продолжает оставаться в неведении относительно истинных театральных нравов - ему это делает только честь, потому что все вы знаете, что я гораздо более беспечен в своих знакомствах, чем он, - последовал небольшой взрыв смеха, и Мари-Жан поклонился почти с искренней благодарностью, - но и я встаю на истинный путь и уже почти позабыл все сомнительные знакомства, храня в своем сердце память лишь об одной героине пасторали... Впрочем, не будем об этом, она была чиста и невинна. - Вновь поклон. - Граждане! Я глубоко сожалению, что своими речами учинил такой переполох. Я лишь хотел сказать, что посещение театров не зазорно, и думал привести гражданина Робеспьера в пример, поскольку он также является поклонником Мельпомены. Да и кто из нас не таков? Я желал подчеркнуть, что действия федералистов в этом ракурсе - да, граждане, в этом ракурсе! - не заслуживают осуждения. Но мой юный коллега справедливо указал на то, что я увлекся и чрезмерно польстил тем, кто этого не заслуживает. - Впереди зримо замаячили тридцать сребреников, и Эро пошел по нисходящей: - Гражданин Эбер проявил похвальную оперативность, но, право же, его суждения кажутся мне поспешными. Быть может, желает выступить Робеспьер - и рассудить нас?
Жером: Жером встал и закричал: -Нет, граждане, это совершенно недопустимо! Мы бедствуем, умираем с голода, а они пируют на наши средства! - лицо Жерома озарилось ненавистью, - Вместо того, чтобы помогать своим гражданам, они делят между собой власть!
Робеспьер: Как это часто бывало, одинокий выкрик из зала (звонкий молодой голос, принадлежащий определенно какому-то очень юному созданию) словно прорвал плотину, и смутный ропот перерос в громогласный галдеж, в котором можно было разобрать только ключевые фразы вроде "что же это делается, гражадне?", "долго ли это будет продолжаться?" и, разумеется, венец всему - излюбленный клич: "на гильотину!". Публика повскакивала с мест, все орали, никто никого не слушал. Робеспьер страдальчески поморщился: подобных сцен в Якобинском клубе он не любил и стрался пресекать на корню. Но в настоящую минуту накал страстей был нужен и полезен, поэтому Робеспьер не вмешивался, храня томное молчание оскорбленной добродетели.
Эбер: Эбер удовлетворенно наблюдал за происходящим. Превосходно! Скандал удался. - Граждане! - Эбер попытался перекричать общий галдёж, и ему это почти удалось: крики не прекратились, но многие присутствующие обратили взгляды в его сторону. - И теперь я хочу спросить у вас: прав ли гражданин Сешель, говоря о том, что все это пустяки? Или все же стоит подумать о том, что предпринятые меры в отношении федералистов слишком смехотворны? Всеобщий гам возобновился, но Эбер ждал слова Неподкупного... Или Сен-Жюста... Или кого-нибудь, кто мог действительно повлиять на эти самые меры. В Якобинском клубе все уже настроены на нужный лад, но это только полдела.
Жером: Из зала снова раздался воплю Жерома: -Нет, это недопустимо! Давайте усилим за ними надзор или просто посадим под арест! В Тюрьму!
Эро де Сешель: Севший на место Эро предпочел переждать бурю и хранил молчание, однако его невозмутимость была лишь внешней. Жорж, Жорж, как бы ты был сейчас нужен! Ты сумел бы их утихомирить. Как его занесло сюда? О да, он ныне больше общается с Сен-Жюстом… по сути, они все еще в комиссии… и желал послушать речь его старшего соратника о Конституции. О богиня Разума, сколько камней набросано сейчас на нежные всходы!
Луи Антуан Сен-Жюст: Так же довольный воцарившиймся в клубе всеобщим волнением, Антуан обернулся к Робеспьеру и тихо прошептал: - Похоже, сегодняшний роскошный ужин у... наших друзей окажется последним. Народ Франции умеет карать тех, кто отвернулся от него.
Робеспьер: -Главное, чтобы народ Франции не ограничился сейчас клубным горлопанством и пришел к какому-нибудь конкретному решению, - прошептал в ответ Робеспьер, скептически поджав губы.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Мне кажется, уже прозвучали призывы "не допустить этого снова"... - отметил Антуан. - Скандальные новости распространяются быстро, о времяпрепровождении друзей Бриссо завтра будет знать весь Париж.
Эбер: Эбер, стоя за трибуной, в мыслях был уже чуть поодаль от Якобинского клуба... В его голове вертелись варианты формулировки названия статьи нового номера "Папаши Дюшена". Ммда, интересная будет статейка, благо за этот вечер материала для нее накопилось достаточно... Однако нужно возвращаться в реальность. Конечно, сам он сделает все возможное, чтобы воздать по справедливости федералистам... Якобинский клуб... Плюс номер в газете... Плюс вероятность того, что его услышат в Коммуне... О да, Жак-Рене Эбер был весьма доволен собой. Хорошо бы Комитет Общественного Спасения приобщить... Эбер покосился на Сен-Жюста, но тот о чем-то переговаривался с Робеспьером. Что ж, тот факт, что эта парочка посодействует в отправлении богатеньких овец Нации прямиком к красотке гильотине, не вызывал у Эбера сомнений.
Робеспьер: Робеспьер дал атмосфере накалиться до предела и только после этого поднялся на трибуну (предварительно цивилизованно и по всей форме попросив слова). -Граждане, я вижу, что поведение всем нам известных личностей глубоко вас задело. Я в полной мере разделяю ваши чувства как частное лицо, но... - он назидательно поднял сухой палец, - как гражданин я призываю вас к умеренности и осторожности. Наше правительство, члены которого присутствуют сегодня среди нас, - кивок в сторону Эро, - ясно высказало свою точку зрения: оно не усматривает состава преступления ни в вызывающем поведении арестованных, ни в бесстыдных пирах... - На этом месте тон оратора сделался чуть саркастичным, но самую малость. Сарказм буквально проглянул, и Робеспьер тут же снова сделался тарурно серьезен. - Мы можем быть не согласны с политикой Комитета общественного спасения, но разве не звучали с этой трибуны столько раз призывы сплотиться вокруг правительства... каково бы оно ни было? Сейчас мы должны быть едины перед лицом стольких опасностей, угрожающих нашей несчастной республике. Робеспьер замолчал, но с трибуны уходить не торопился. Экспромты ему редко удавались. Сказал ли он все, что хотел, - и услышали ли якобинцы то, что должны были услышать, согласно его замыслу? У него и в мыслях не было успокаивать их, напротив. Но не мог же он открыто нападать на Комитет! О нет, этим пусть занимается Эбер или кто угодно еще.
Эро де Сешель: Эро поднялся, поправляя манжеты, но почти тут же спокойно опустил руки, поймав себя на нервозности. - Как вы могли заметить, Робеспьер, мой юный коллега не сошелся со мной в этом мнении, и я рад словам гражданина Сен-Жюста, ибо для чего же мы собираемся здесь, как не для того, чтобы в споре родилась истина? - мягко заговорил он и продолжил, повышая голос: - Признаться, с моей стороны было несколько нечестно учинить эту маленькую проверку общественного мнения... Но коли о шутке никто не догадался, я объявляю о ней сейчас, принужденный вашим общим волнением. И, говоря так, я спрашиваю себя, - Эро приободрился, - найдем ли мы понимание у народа? И отвечаю: найдем, ибо народ решителен и отличает правду от лжи, а совестливость от бессовестности, подобно тому как высшие силы взирают на нас с небес и видят намерения каждого. - Мари-Жан умолк, не будучи уверен, что произнес все это на самом деле. Маятник качнулся в иную сторону, но он все еще надеялся исправить... обе ситуации. - Да будет мне только позволено добавить, что мы должны показать пример справедливости и гуманности, несмотря на козни врагов, которые явно хотят уличить нас в черствости и бездушии. Не ловушка ли все это, граждане? Нас выставят тиранами, подумайте об этом!
Эбер: Эбер аж воздухом подавился от возмущения. Умеренности и осторожности, мать его! Жак надеялся, что Робеспьер поддержит его, а тот подложил такую свинью... - Выставят тиранами?! - заорал он, но уже с места. - Нас, граждане, смеют пугать тем, что народ не одобрит кары предателей?? Кто тут говорит о гуманности, какое место она здесь имеет?? К черту гуманность, ибо сейчас ее интересы не совпадают с интересами Справедливости! Прокричав это, Эбер несколько успокоился, хотя его продолжало трясти от негодования.
Робеспьер: Это было похоже на сказку. Все вели себя именно так, как надо. -Как я уже сказал, я понимаю чувства гражданина Эбера, - снова подал голос Робеспьер с трибуны. - Однако же, что в этом проку? Решение уже принято Комитетом общественного спасения. Решение, которое продолжает здесь упорно озвучивать гражданин Эро-Сешель. Можем ли мы отменить его, даже если захотим? У нас нет для того ни малейших полномочий.
Луи Антуан Сен-Жюст: Сен-Жюст взбежал на трибуну и встал на пару ступенек ниже Робеспьера. - Клянусь, я первым направлю карающий меч на того, кто попытается воскресить во Французской республике тиранию, - обратился он к публике. – Но наша свобода еще не успела окрепнуть настолько, чтобы можно было позволить себе роскошь прощать врагов и отступников. Когда-нибудь придет время для милосердия. Но сейчас мы должны быть строги и бдительны. Наша свобода еще дитя, которое скоро станет могучей силой, что освободит всю Европу от многовекового рабства тирании. Но пока мы должны защищать её от любого пагубного влияния. Бриссотинцы сеют сомнения в сердцах слабых и сомневающихся. Что в мирные времена было бы всего лишь аморальным поведением, но сейчас это преступно. По реакции слушателей Антуан понимал, что симпатии сегодня всецело на стороне его, Робеспьера, Эбера… Защищать опальных распутников взялся только Сешель: но это было предсказуемо, что еще ожидать от бывшего?.. И этому человеку доверена конституция. Мысли Антуана приняли несколько иное направление, но он отбросил их – сейчас следовало разобраться с любителями оргий.
Эро де Сешель: Продолжать возражать, даже не поговорив предварительно с теми, от кого он пытался отвести суровую кару, было безумием. Но поддержать сказанное в полной мере он не мог. Оставалось играть. - Смею ли я возразить лишь в одном из утверждений - что гуманность неотделима от справедливости, иначе она утрачивает свою сущность? Гражданин Сен-Жюст - мой достойный коллега, но мне видится, что он мыслит сейчас излишне резко, предпочитая жесткость терпению. Что же насчет гражданина Робеспьера, то я не понимаю его неуважения, проявленному к Сен-Жюсту, ибо последний также состоит в Комитете общественного спасения и объявлять во всеуслышание представителем Комитета лишь меня есть знак неуважения, которому я не могу найти причины!
Робеспьер: Робеспьер мило улыбнулся. - Формально, - промолвил он, делая упор на это слово, - гражданин Сен-Жюст - такой же член Комитета, как и гражданин Эро-Сешель. Однако все мы знаем, что их влияние на текущие дела несопоставимо. Гражданина Сен-Жюста - не берусь судить, сознательно это делается или нет - оттирают от дел, очевидно, находя слишком радикальным. Таким образом, в отсутствии уважения к этому блестящему юноше, истинной надежде нашей республики, надлежит обвинять отнюдь не меня...
Эро де Сешель: - Откуда вы получаете такие престранные сведения? - возразил Эро. - Мы глубоко ценим способности каждого. Но если гражданину Сен-Жюсту угодно стоять сейчас с вами, а не поддерживать меня, я не волен ему препятствовать. Быть может, мне уступить вам свое место, Неподкупный?
Луи Антуан Сен-Жюст: Робеспьеру достался исполненный обожания взгляд. Антуан задохнулся от благодарности и удовольствия. Как же ему повезло работать с таким прекрасным человеком, какая честь стоять рядом с мудрейшим и справедливейшим политиком революции... - В комитете мы все трудимся ради блага страны, но я действительно считаю, что мы должны действовать более строго, - кивнул он. - Некоторые мои проекты считают излишне радикальными, и меня печалит, что их отвергают из страха перед всем новым. Граждане! Неужели революция уже вступает в период застоя? Именно сейчас, когда мы должны действовать, не время спать! Проснитесь же! Взгляните вокруг.
Робеспьер: Робеспьер тонко улыбнулся. -Как видите, Эро, мои сведения поступают из первых рук. И в вашем месте я не нуждаюь, благодарю вас: я на нем просто не усижу, у меня никогда не было таланта помещаться на двух стульях сразу...
Эро де Сешель: От Эро не ускользнуло, что его слова оставили без внимания, но он был намерен этого внимания добиться. Юноша любит похвалу? Он ее получит с избытком. Быть в оппозиции на сегодняшнем заседании совсем не входило в его планы. Он надеялся на то, что Сен-Жюст не станет возражать просто потому, что возражение равнялось признанию его... не ведущей роли. Хотя положа руку на сердце он сказал бы, что их совместное общение порой настолько сказывалось и на его нервах наперекор всем шуткам, что насчет второстепенной роли Антуана Эро понемногу начинал сомневаться. Однако Сен-Жюст поступил иначе, поэтому Сешель повел разговор иначе, нежели собирался поначалу. - Ваши дарования столь разносторонни, что я не сомневаюсь в нашем общем успехе, - слегка поклонился он, вновь ощущая себя чужим здесь. Это ощущение впервые с достаточной силой накатило на него зимой, и сейчас все повторялось. С той лишь разницей, что его популярность росла - а вместе с ней и желание удержаться на достигнутой высоте. - Граждане, пусть вас не вводит в заблуждение критика работы Комитета, ибо Комитет доказывает свою верность свободе и демократии!..
Эбер: - Свободе, значит? - ехидно проговорил Эбер. - О какой свободе и, тем более, демократии может идти речь, если Комитет боится даже наказать преступников - федералистов? Не надо, гражданин Сешель, оправдываться стремлениями к добродетели и справедливости - признайтесь, что вы просто опасаетесь прежнего влияния бриссотинцев! Или я неправ? Я к вам обращаюсь, граждане! Наше общее мнение вполне ясно! Мы все требуем наказания федералистов! Почему же не мнение большинства решает дело, а группа людей, избегающая радикальных мер, даже если они справедливы? Что это за демократия такая, когда не прислушиваются к мнению народа??
Эро де Сешель: - Право же, чем мы занимаемся в настоящий момент, как не прислушиваемся к мнению народа, заботясь лишь о его благе? - не выдержал Эро и с надеждой повернулся к зрителям. Призрак недавнего восстания продолжал преследовать его.
Робеспьер: -Но, видимо, вы с народом расходитесь в понимании того, в чем именно это благо состоит, - изрек Робеспьер. Происходящее доставляло ему неподдельное удовольствие, но он чувствовал, что надо закругляться - по крайней мере, с публичной дискуссией на эту тему. Если и дальше нападать на Комитет, могут возникнуть проблемы с Дантоном. Семена посеяны, и будет лучше, если они дадут всходы как бы сами по себе, без непосредственного участия первых лиц Якобинского клуба. -Граждане, я не предлагаю никакого решения и не берусь быть судьей, - закончил Робеспьер. - Полагаю, что никто из нас не наделен подобными полномочиями, а посему предлагаю оставить эту тему и перейти к повестке дня.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан недовольно шевельнулся. Как, бросить все на полпути, когда общественное мнение уже стало мягким и податливым, как теплый воск, когда слушатели с восторгом подержат все, что скажет оратор?.. Но поймав взгляд старшего друга, он смолчал.
Робеспьер: Робеспьер меж тем спустился с трибуны. Проходя на свое место, он на миг задержался возле Эбера и сказал тихо, на грани шепота: -Будьте осторожны, Эбер, ваши речи могут воспламенить общественное мнение и привести к непредсказуемым последствиям. Я боюсь, что, наслушавшись вас, патриоты захотят сами восстановить справедливость... если вы понимаете, о чем я. К тому же, бриссотинцы сами дают к тому повод, мозоля глаза всему Парижу. А охрана у них, насколько мне известно, небольшая и от народного гнева их не спасет. Из этого может выйти большая беда, вы не находите, Эбер?
Эбер: - По - вашему, Неподкупный, бездействие лучше? - прошипел в ответ Эбер. - Да, нежелательно, чтобы парижане устроили самосуд, однако если мы будем молчать, федералистов не постигнет не только расправа патриотов, про них вообще "забудут", и мне кажется это еще нежелательнее... Надо, чтобы Комитет своим умом дополз до той истины, что если они ничего не предпримут, то "большой беды" не избежать... И в первую очередь последствия коснутся Комитета, а не нас...
Жером: Жером в каком-то полусне наблюдал за происходящим поединком депутатов и пытался осмыслить новые обстоятельства... До сего момента, Жером свято верил, что в и в революции и в людях, в той или иной мере, причастных к ней и тому, что твориться после неё, нет ничего дурного, нет ничего того, что может как-то ущемлять права народа, и вот, сейчас, все идеалы Жерома мгновенно разрушились... Жером не знал кому верить - то ли гражданину Эберу, обличающему брисстинцев, то ли гражданину Сешелю, делающему попытки защититься от нападок с трибуны, но уж явно не галдящему народу, это Жером знал точно. Дабы окончательно выяснить обстоятельства дела, Жером решил дождаться окончания заседания и спросить все это лично у гражданина Эбера, а возможно, и предложить ему свои услуги, благо гражданин Робеспьер закончил свою речь и заседание близилось к концу.
Робеспьер: -Вы правы, но вы неосторожны, - ответил Робеспьер Эберу. - Если будете и дальше мутить воду, то восстановите против себя Комитет, а вас там и без того не жалуют... Это мой вам дружеский совет. - Неподкупный обмахнулся платочком и обратился уже к следующему за ним Сен-Жюсту: - Здесь невыносимая духота, Антуан, я должен выйти и подышать свежим воздухом. Воспользовавшись замешательством и беспорядком в зале, закономерно возникшим после скандала, он принялся незаметно пробираться к выходу.
Эбер: "Нельзя, нельзя упускать такой шанс", - промелькнуло в голове у Эбера, и он осторожно последовал за Робеспьером.
Жером: Жером задумался и поначалу не обратил внимания на исчезновение Эбера и Робеспьера, но взглянув в сторону трибуны и увидев что там уже никого нет, Жером вскочил и заметив удаляющихся, начал пробираться к выходу...
Луи Антуан Сен-Жюст: Все еще хмурящийся Антуан последовал за Робеспьером и Эбером. Сегодня можно было решить проблему бриссотинцет раз и навсегда, зачем было идти на понятный?.. Душный вечер не сулил облегчения от дневного зноя, но в саду все было легче. Антуан незаметно промокнул лоб платком. - Нельзя бросать на полпути это дело, - высказал он тревожащую его мысль.
Робеспьер: -Я тоже так считаю, - согласился Робеспьер, - но разве это зависит от нас? Ты ни на что не можешь повлиять в Комитете, меня там вообще нет. Нужно, чтобы решительный патриот взял это дело в свои руки, но, - Неподкупный горько вздохнул, - где взять такого человека?
Эбер: - Вы так уверены, гражданин Сен-Жюст, что никак не сможете повлиять на Комитет? - Эбер пристально посмотрел на Антуана. - Однако хочу вам сказать, что мы уже достаточно настроили против них людей, которые собрались сегодня здесь... Слухи поползут быстро, о поведении бриссотинцев узнает теперь уже последняя крыса Парижа, и, я думаю, народ будет мягко говоря взбешен. - Эбер едва заметно улыбнулся. - Да я почти уверен, что КОС будет в страхе - но не за шкуры федералистов, которым угрожает расправа народа, они будут трястись, а за свои собственные... Потому что народ ныне жаден до справедливости, и, думаю, опасность для Комитета велика - вдруг кто-нибудь случайно подбросит мысль толпе: "Что же это за Комитет такой, где не наказывают по справедливости преступников?". Думаю, не сладко будет КОСу, если против них поднимется народ... - Эбер как-то злорадно хмыкнул, почти кровожадно. - Так что моя мысль, граждане, такова: есть вероятность того, что Комитет прислушается к гражданину Сен-Жюсту, и ужесточит меры против федералистов. Иначе против Комитета меры ужесточит народ.
Эро де Сешель: ...Интересующие его лица покинули клуб, что для Эро явилось ударом. Он не знал, как это истолковать, а потому, несмотря на более выгодное положение по сравнению с положением Робеспьера, преисполнился дурных предчувствий. Но просто сесть и погрузиться в раздумья было нельзя, и он прошел к трибуне, решив хранить молчание до тех пор, пока зал не успокоится. Бийо, напишите в Обсуждении сюжета, вы подкинете мне реплику, пока я скорбно молчу, или мне дополнить пост?
Робеспьер: Робеспьер саркастически прищурился и спросил едва слышно: -Вы собираетесь запугивать народным гневом Дантона? Боюсь, что его этим не проймешь. Мы только поставим себя в идиотское положение.
Эбер: - Однако Дантон почему-то не сильно утихомирил народ 2 июня, - задумчиво сказал Эбер, осознавая однако, что Неподкупный прав. - Я могу выступить в Коммуне, но даст ли это нам что-нибудь? Эбер очень сильно в этом сомневался. Чертова жара была в саду не так невыносима, как в клубе, однако все равно мешала думать.
Луи Антуан Сен-Жюст: - После сегодняшнего прислушаются. - Антуан опустил ресницы, чтобы скрыть от собеседников честолюбивый блеск в глазах. Наконец-то он по праву займет подобающее ему место в Комитете... Они наконец-то поймут, что нужно прислушиваться к его мнениям - он снова оказался в прав в своих предположениях... - Сложности с внедрением максимума на продовольствие и предметы первой необходимости тоже из-за политики Бриссо и его сторонников...
Робеспьер: -2 июня Дантон никого не утихомиривал, потому что рассчитывал пожать плоды с народного возмущения, - процедил сквозь зубы Робеспьер, с трудом скрывая давно уже терзавшую его по этому поводу зависть. - И ему это удалось, ничего не скажешь. Народ расчистил для него дорогу, убрав Бриссо и Верньо... Но сейчас другое дело. Сейчас Дантону ничего не надо от народа, и он не находит нужным идти нам настречу. К чему? У него и так все есть. - Робеспьер замолчал с кислым видом, затем добавил: - А если вы выступите в Коммуне, Эбер, вам это действительно принесет кое-что... а именно - неприятности, и много.
Эбер: Эбер кивнул. - Тогда растормошу их. Завтра, - от Жака не укрылось, как помрачнел Робеспьер при упоминании Дантона. Уж не завидует ли наш Неподкупный? - А послезавтра выйдет номер моей газеты. Я постараюсь... чтобы неприятностей прибавилось не у меня, - Эбер едва не произнес нечто нецензурное, но вспомнив, что разговаривает не с санкюлотами, исправился... По природе он не был грубым, просто привычка стараться быть ближе к народу брала своё. - За меня вам, гражданин Робеспьер, волноваться не стоит, хотя, конечно, польщен вашей заботой... Может, я и не Дантон, но беднота идет за мной.
Бийо: В Якобинском клубе *** - Гражданин Сешель, но вы, как представитель Комитета, признаете, что федералисты представляют определенную угрозу для Республики? - негромко, но очень внятно поинтересовался Бийо. Шум в клубе понемногу стихал.
Эро де Сешель: - Должно заметить, гражданин Бийо, что именно в силу сей причины они и находятся под домашним арестом, - Эро посмотрел в сторону говорившего. - И как вы могли заметить, речь ведется об ужесточении мер, а не об освобождении. Смею ли я сказать вам, что не вполне понимаю сути вашего вопроса? Комитет един в основных суждениях, дискуссии - лишь проявление того усердия, с которым мы рассматриваем возможные варианты дальнейших решений. Он чувствовал, что начинает уставать, а грезы о прохладном вине и обществе милой подруги становились все насущнее. Разгладив пышные кружева на груди, Мари-Жан едва слышно вздохнул.
Бийо: - А я как раз это и хотел уточнить. Не кажется ли вам, что домашний арест, допускающий прогулки в городских парках и кутежи с актрисами, превращается в пустую формальность? Я бы не удивился, получив известие о массовом побеге из-под такого ареста... Впрочем, у них нет необходимости даже бежать - они и так получают все, что им необходимо. Я потому и спрашиваю вас, как представителя Комитета - действительно ли эти люди представляют угрозу для Республики? Если да, считаете ли вы достаточными меры, принятые в их отношении?
Эро де Сешель: Эро вновь окинул печальным взором публику, но все же собрался. - Увы, гражданин Сен-Жюст покинул нас, посему я вынужден поразмыслить, что предпринять на случай, если он не вернется. Будет ли уместным обсуждать сие без него? Думается мне, что нет, однако же какой у меня выбор? Заслужить по праву осуждение почтенного собрания и не продолжать отвечать по сути вопроса или высказываться дале в отсутствие моего коллеги и вновь подвергнуться обвинениям в том, что гражданина Сен-Жюста притесняют? Предоставляю ответить вам, Бийо.
Бийо: - Я прошу вас просто ответить на поставленный мною вопрос. Если я выразил его недостаточно ясно, готов изменить формулировку, но вопрос останется прежним.
Эро де Сешель: - Право, вам стоит повторить его, чтобы все присутствующие могли еще раз осознать всю важность сегодняшнего вечера, - любезно проговорил Эро, намереваясь выиграть еще немного времени для рассуждений.
Бийо: Бийо терпеливо повторил вопрос. Эро в эту минуту походил на ученика, не знающего задания - он так же мучительно пытался придумать хоть что-то, похожее на ответ, и тянул время в надежде на то, что урок закончится. Но до конца заседания оставалось немало времени, и отвечать Сешелю придется. Поведение Эро наводило на мысли, что в Комитете творится сущий бардак, и то ли Сешель сам не знает, отчего жирондисты до сих пор не в тюрьме, то ли он и выступал за смягчение условий содержания. Понял это не только Бийо - откуда-то из дальних рядов послышался выкрик "Не тяни, отвечай!"
Эро де Сешель: Эро склонил голову, словно соглашаясь с неизвестным "оратором". - Ах, граждане, если бы Конвент мог все предвидеть! - начал он. - Хоть и исключенные из наших рядов, эти люди заслуживают разумного уважения, - так думали мы и ошиблись. Вне сомнения, в ближайшее время этот вопрос будет рассмотрен со всей тщательностью и, если понадобится, наказание заменят более суровым. Как уже говорилось, наша свобода подобна ребенку, которого надобно защищать от соблазнов, дурного влияния и опасностей. Я же сравнил бы свободу с гражданкой, что обнажается перед тем, кто ее достоин, и набрасывает на себя покровы перед тем, кто может против всех законов покуситься на ее благополучие. И клянусь, мы набросим покрывало на статую Свободы, если того будет требовать благополучие Франции! Эро был до крайности утомлен этой дискуссией и сам не знал сейчас, говорит он искренно или лжет. По ходу ответа он увлекся и в конце речи сказанное начало ему даже нравиться. В самом деле, разве им оставили выбор? И неужто Бриссо и его компания могут надеяться на его содействие после такого? Он не всесилен. Спасти многих и сделать это открыто - несравнимо сложнее, нежели спасти одного и тайно.
Жером: В саду Жером довольно быстро нагнал ушедших и подбежав обратился к Эберу. -Гражданин, все сказанное вами - действительно правда?! Разве возможно такое, чтобы люди, низвергнувшие монархию, сами занимали её нишу?!
Робеспьер: Робеспьер вздрогнул, услышав сзади незнакомый голос. Он был уверен, что в саду они одни. Но, обернувшись, он увидел всего лишь очередного юного патриота с горящими глазами, которых Эбер привлекал во множестве.
Эбер: Эбера на секунду сбило с толку обращение какого-то молодого человека... Слишком уж неожиданно он появился. Жак подозрительно оглядел юношу, но что-то в нем располагало к себе... Горящий взгляд каким-то образом выдавал в нем республиканца, причем ярого. - Гражданин, я как истинный патриот и республиканец никогда бы не позволил себе обманывать народ, - юноша, судя по всему, был идеалистом... Не стоит его разочаровывать. - Простите... А с кем имею честь?
Жером: - Так значит это правда... - Жером несколько секунд был в замешательстве, - тогда нужно казнить этих изменников! Они ухудшают жизнь других!! А меня зовут Жером Пик-кар, гражданин, я типографский работник.
Эбер: Эбер едва сдержал довольную улыбку. Подрастают преемники его идей... - Увы, гражданин, - Эбер развел руками. - Наших полномочий недостаточно, чтобы законными методами наказать бриссотинцев... Вы же уже слышали, что Комитет общественного спасения не согласен с нами...
Жером: -Гражданин, но решать все должен народ, а не какой-то там комитет, который диктует свою волю, а не волю народа! Раз уж конвент защищает бриссотинцев, может быть они и сами себя точно также ведут?!
Луи Антуан Сен-Жюст: Сен-Жюст чуть поморщился. Этот юноша неуважительно отозвался о Комитете, и Антуан тоже посчитал себя уязвленным. - Комитет заботится о народе, молодой человек, - заметил он. - Беда в том, что некоторые мои коллеги довольствуются нынешним положением дел и не хотят рисковать своим положением, беря на себя дополнительную ответственность. Увы, мы коллегиальный орган, и все решается общим голосованием... Ах, если бы я мог... - Антуан снова умолк.
Эбер: Эбер внимательно слушал Сен-Жюста, и на секунду им овладела какая-то подозрительность... "Ах, если б я мог, ах, я сделал бы все, что в моих силах..." Слишком уж они осторожничают... "Черт возьми, не всем же быть безумными самоуверенными кретинами вроде меня..." - Все именно так, гражданин Пикар, - сказал Эбер. - И сейчас мы как раз обсуждали, что мы можем сделать.
Жером: Жером повернулся к Сен-Жюсту. -И каким же образом комитет заботиться о народе? Помогает хоронить очередных жертв голода?! Вместо ваших бессмысленных заседаний, лучше бы помогли разгружать телеги с продовольствием! - Жером с презрением посмотрел на всех собеседников, - А вы, гражданин Эбер, что вы можете сделать против таких проявлений бесзакония?
Робеспьер: Робеспьер подавил минтутное раздражение. Однако, нынешних патриотов следует поучить вежливости. Кажется, они слишком буквально понимают расхожу фразу: "Депутаты - слуги народа". -Милый юноша, - вздохнул он, - ваши упреки не по адресу. Именно мы, те, кого вы видите здесь и сейчас, отдаем все свои силы на благо республики. Но само слово "республика" переводится с латыни как "общее дело", то есть дело всех граждан, а не только семисот избранных в Конвент. Скажите, - голос Робеспьера сделался вкрадчивым, - что делаете для свободы лично вы? Я вижу, что вы молоды и здоровы, но вы почему-то не в армии... Нет, этот молодой человек, - однозначно будущий эбертист! Его точно надо в Коммуну, я представляю его себе проводящих дехристианизацию
Эбер: Какой замечательный юноша! На этот раз Эбер уже не сдержал широкую улыбку. Надо запомнить его имя... - Однако, гражданин Робеспьер, вы рассуждаете несколько странно, - Жак встал на защиту Жерома. - Ведь армия - не единственный путь для молодого республиканца... Гражданин Пикар ведь работник типографии? Я вот лично не сомневаюсь в том, что он честно трудится на благо Республики! У него очень важная и полезная работа... Однако мы вроде говорили о чем-то ином... Гм, точно. Так как насчет бриссотинцев, граждане? Мы все-таки собираемся действовать или будем продолжать плакаться друг другу о том, как мы бессильны? - Эбер невольно покосился на Сен-Жюста...
Жером: Жером был возмущен - как может человек, отсиживающийся в тылу в то время, как враг преодолел границы страны и тысячи людей гибнут на передовой, говорить что-либо о армии?! -Гражданин Робеспьер, лично Я, - Жером сделал особый акцент на "я", - служил в армии, но получив ранение был отправлен в госпиталь и остался в Париже, где от меня действительно больше пользы, нежели на фронте. И никто не мог меня упрекнуть в том, что я нечестно исполняю свой долг гражданина и работника! Надеюсь, этот вопрос закрыт?, - Жером с неудовольствием посмотрел на Робеспьера и повернуся к Эберу: -Гражданин Эбер, а что вы скажите, если немного припугнуть бриссотинцев? Показать им, что нация следит за ними и может наказать их в любой момент? Я вот не знаю, были ли в употреблении в то время такие слова, как "передовая", "тыл"... В коммуну надо, да))
Робеспьер: Робеспьер даже поперхнулся и обменялся выразительным взглядом с Сен-Жюстом: мол, как тебе это нравится?! -О, если так, то, конечно, вопрос закрыт, - подтвердил он ласковым тихим голосом. - Мне очень жаль, что я, не будучи в курсе фактов вашей биографии, невольно вас оскорбил. Клянусь вам, более ни слова. Были, были.
Жером: -Надеюсь на это, гражданин.
Эбер: - Я скажу, гражданин Пикар, что мне нравится ваш ход мышления! - Эбер ответил почти не раздумывая, плевать на этих праведников в лице Робеспьера и Сен-Жюста, все равно они не выйдут за рамки закона. - Что вы предлагаете конкретно? Я поддержу любую инициативу. - Нет, Жак-Рене Эбер редко так открыто шел навстречу, просто в юноше чувствовался человек крайних убеждений... Эбер чувствовал, как поднималось настроение. Этот молодой человек может ему еще очень пригодиться.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан снова смолчал, хотя этот юноша вел себя до неприличия вызывающе. Но сейчас он нужен и полезен. Кажется, бриссотинцы любезны ему еще менее, чем им с Робеспьером... - Я надеюсь, что ваши инициативы не принесут республике больше вреда, чем пользы, - озабоченно протянул Сен-Жюст. - Но если на друзей Бриссо обрушится народный гнев, Комитет подчинится воле секций и закончит начатое ими...
Жером: Жером улыбнулся - в кои-то веки, кто-то выслушал его предложения и готов их поддержать! -Я предлагаю заняться погромом их домов. Думаю, это вызовет у них, по меньшей мере, шок и к раздумьям разумным привести тоже должно. Можно еще реквизировать их ценности... Но прошу заметить, - Жером значительно поднял руку, - реквизировать их в казну республики, под строгим контролем! Чтобы никто лишнего не взял! Тогда республике только польза будет. Все вышесказанное говорилось только Эберу; на Робеспьера и Сен-Жюста Жером решил просто не обращать внимания.
Эбер: Ах, как это смело. Правда, по постным физиономиям Сен-Жюста и Робеспьера Эбер понял, что они не оценили всю прелесть такой инициативы, ну что ж, тем больше хочется воплотить сей замысел в жизнь. Жак, в общем-то ответил не сразу, прикидывая, какие варианты могут быть еще... В конце концов, это не развлечение ведь... Однако судя по предыдущему разговору, Неподкупный и его верный Антуанчик, ссылаясь на бессилие что-либо сделать, дали понять, что будут участвовать только в чем-то одобренном правительством, а это в данной ситуации равносильно тому, что они не будут участвовать, и федералисты останутся на свободе... - Вы истинный патриот, Жером, раз решили так смело наказать преступников-бриссотинцев, - Эбер задумчиво потер висок. - Впрочем, мое мнение таково, что этих зажравшихся господ действительно нужно припугнуть, заодно не оставив КОСу выбора... Однако вы вряд ли справитесь в одиночку...
Жером: Жером ухмыльнулся. -А кто сказал, что я собираюсь действовать в одиночку? Я надеюсь привлечь людей из типографии - думаю, они захотят отомстить угнетателям да и подобное событие несколько разнообразит их скучную жизнь.
Эбер: Эбер ожидал чего-то подобного. - Тогда действуйте, гражданин! - в голове Эбера созревал план. - Завтра я всё-таки выступлю в Коммуне... Допустим, в ночь после этого совершается погром... На следующий день выйдет номер "Папаши Дюшена", посвященный Бриссо с дружками и нашему КОСу. - Эбер посмотрел на Неподкупного. Интересно, тот все еще думает, что неприятностей прибавится у Жака? Сам он уже перестал опасаться этого... Когда-нибудь эта самоуверенность до добра не доведет. - Как вам наши идеи, граждане? - весело добавил Жак, глядя на Робеспьера с Сен-Жюстом и предвкушая нечто похожее на проповедь... "А ведь на самом деле они, должно быть, рады тому, что им-то не придется быть в этом замешанным." На секунду у Эбера возникло чувство, будто его используют, но он быстро отогнал это.
Жером: -Хорошо, гражданин, тогда завтра мы устроим погром... Я соберу людей, которые будут участвовать в нем, с вашей же стороны я попрошу список домов этих "патриотов", - это было сказано с явным негодованием, - и попрошу прислать пару комиссаров, чтобы был порядок. Думаю, это все что нужно. Жером подумал: - нет, не использую!
Эбер: - Список будет, - ответил Эбер. - Зайдите завтра во Двор кузнецов, там расположена моя типография. Если не застанете там меня, представьтесь гражданину Жуану, работнику, он будет осведомлен о том, что вы должны прийти и выдаст вам список. Насчет комиссаров... Это сложней, но, думаю, возможно. Опять же... Через Жуана передам вам записку, в которой укажу конкретней. А, быть может, я и лично с вами увижусь. Благодарю, гражданин Хоть кто-то...
Робеспьер: -Безумная авантюра! - припечатал Робеспьер, в душе, однако же, испытывая глубочайшее удовлетворение от происходящего. Какой сегодня удачный день, подумать только. - Впрочем, вы ведь моим мнением интересуетесь только из вежливости, как я понял?
Эбер: - Гражданин Неподкупный... - вполне серьезно начал Эбер. - Вы ведь уже высказали свое мнение, назвав наш план "безумной авантюрой"... Но если у вас есть иные предложения - кроме как ждать, чтобы КОС одумался сам и покарал предателей - мы с удовольствием выслушаем вас... - Впрочем, Эбер прекрасно понимал, что Робеспьер говорит так только чтобы показать свое неодобрение не слишком законных методов. Неподкупный желал остаться белым и пушистым, что ж, Эбер сделает все сам. Когда ты немного сумасшедший, трусость куда-то исчезает...
Жером: -Спасибо, гражданин! Я буду после обеда. Теперь же, думаю, я вам не нужен? Не будьте столь категоричны! Не одни же враги окружают вас)
Эбер: - Нужны, но теперь только завтра, - улыбнулся Эбер. - До встречи, гражданин Пикар.
Робеспьер: Робеспьер смотрел вслед удаляющемуся юноше, и его долгий, пристальный взгляд свидетельствовал о весьма смешанных чувствах. - Где вы вечно находите подобных типов, Эбер? - поинтересовался он, криво улыбнувшись.
Эбер: - Боюсь, что они меня сами находят... - задумчиво ответил Жак. - Однако, граждане, моя миссия в Якобинском клубе на сегодня завершена... Боюсь, мне надо подготовиться к завтрашнему дню... А он будет несколько тяжелым. - Этой ночью Эбер думал подготовить статью для газеты и обдумать завтрашнюю речь в Коммуне. - Вынужден вас покинуть. Жак улыбнулся собеседникам и, не дожидаясь ответа, последовал примеру Жерома, оставив Робеспьера и Сен-Жюста наедине.
Эро де Сешель: В клубе Эро тем временем решил обратить собравшихся к менее опасным, но не менее насущным вопросам. А именно – вновь рассказать о заложенном в Конституции. - …Миссия Франции есть миссия освободительницы. Мы те, кому предназначено способствовать созданию великого братства народов, единения и гуманности! Кто мог помыслить о подобном раньше – ныне же мы наблюдаем воплощение наших самых смелых мечтаний!.. Пожалуй, хотя некоторых людей и было приятно дразнить, без их общества он чувствовал себя спокойнее и увереннее, и сейчас чувствовал, как на душе становится все легче. В общем, Эро импровизизирует, как будет удобно - подходите :).
Луи Антуан Сен-Жюст: *** В саду Антуан глядел вслед Эберу и Жерому со смесью удивления, довольства и облегчения. Они приняли именно то решение, которое было необходимо сейчас, причем де юре каждый остался причастен к делу именно в такой степени, как и хотел. Теперь Комитет будет обязан считаться с мнениями самого молодого, но и самого дальновидного своего члена...
Робеспьер: -Какое все-таки счастье, что на свете есть Эбер, - проговорил Робеспьер, глубоко вздохнув с облегчением. - Пакости от него много, но и пользу он может принести как никто другой... при правильном обращении... Вернемся на заседание, Антуан?
Луи Антуан Сен-Жюст: - Да, давай вернемся. Интересно, к чему пришли наши добрые парижане? Они уже достаточно возненавидели бриссотинцев? - Антуан хищно улыбнулся, но тут же спохватился и придал своему лицу обычное спокойное выражение. Негоже так откровенно радоваться удаче...
Робеспьер: Однако Антуану предстояло разочароваться. О бриссотницах уже все забыли, зато трибуной завладел Сешель и вещал что-то в своем излюбленном лирическом стиле. -Он хочет вознаградить себя за неудачу в предыдущей дискуссии, не иначе, - усмехнулся Робеспьер.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан возвел очи горе. - Лишь бы сограждане не заснули от скуки и не растеряли свой энтузиазм, это единственное, что меня сейчас волнует. Было уже поздно, но Сен-Жюсту казалось, что этой ночью ему не суждено заснуть, слишком он был взволнован.
Эро де Сешель: Узрев вернувшихся Робеспьера и Сен-Жюста, Эро с завидной быстротой сообразил, что следует предпринять дальше. Антуан, конечно же, ревниво отнесется к его выступлению - что ж, поступим иначе, нежели от нас ожидают. Эро де Сешель был мастером импровизаций, а сейчас он был намерен устроить комедию в лучших традициях Французского театра. - Гражданин Сен-Жюст! - воскликнул он. - Минуты вашего отсутствия превратились в часы нашего испытания. Что бы ни отвлекло вас, прошу - продолжите вашу речь, и немедленно. Зааплодировав, он спустился с трибуны и пошел по проходу к Сен-Жюсту, в конце концов подойдя к нему вплотную. - Выйдем же к собравшимся вместе, Сен-Жюст, ибо к этому нас обязывает долг показать всем усомнившимся, что Комитет общественного спасения един и является самой верной силой Республики! - В пафосе своих слов не сомневался сейчас даже сам Мари-Жан - как всегда, во время душевного порыва он был сама искренность.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан глядел на него безмятежно и непроницаемо. - Конечно, Комитет должен иметь единое мнение по всем вопросам. Разброд и шатания в наших рядах смерти подобны, в этом вы убедились несколько минут назад, - Антуан не упустил возможности напомнить Эро о едва не случившемся скандале. - Пойдемте же. И они вместе принялись протискиваться к трибуне.
Эро де Сешель: Хорошо, что трибуны не краснеют, как и бумага, иначе бы деревянное сооружение несказанно смутилось - во-первых, от того, что сейчас здесь одновременно были два таких знаменитых и прекрасных внешне (внутренне - оставим сие мнение на совести читателя) революционера, а во-вторых - от того, что грань, разделявшая вражду и сотрудничество этих людей, была столь тонка, что одно легко можно было принять за другое, и наоборот. Эро негромко кашлянул. - Полагаю, вы поведете речь о... - тихо заметил он, не окончив фразы.
Луи Антуан Сен-Жюст: Антуан глядел на Эро все так же спокойно и прохладно. Последняя высокопарная речь Сешеля ни в коей мере не отменяла его (пускай и провалившейся) нападки на Робеспьера и в конечно счете на него самого. Сейчас Эро говорил о Комитете с такой же страстью, как совсем недавно пытался защищать опальных бриссотинцев. Что это, двуличность или просто поверхностность и легкомыслие?.. В любом случае поведения сотоварища по Комитету не внушало доверия. У настоящего монтаньяра не должно было появиться даже тени сомнения в виновности друзей Бриссо… - Я лишь напомню согражданам о том, что Комитет всегда обобщает и выражает волю народа. И мы все, - он подчеркнул это слово, обращаясь не сколько к слушателям в зале, сколько к стоящему рядом коллеге, - принимаем и будем принимать те постановления, которых требуют рабочие. Мой уважаемый коллега, конечно же, считает так же…Вы согласны со мной? О состоявшемся в саду соглашении Сешелю знать не следовало. Антуан подавил улыбку. Пускай наконец поймет, что усидеть на двух стульях одновременно нельзя… Пусть сегодня скажет то, что должен сказать, а назавтра увидит, чем обернется для его подзащитных «воля санкюлотов». На долю секунды Сен-Жюст заколебался – ведь сейчас был шанс поставить зазнающегося Эро вне закона, на одну доску с депутатами из Жиронды. Но молодой человек не без сожаления подумал, что с этим пока следует повременить. Сешель нужен республике, если закрыть глаза на его колебания, он приносит пользу Комитету. Но от Бриссо его следует отвадить раз и навсегда. Запланированный на завтра взрыв народного гнева в этом поможет. Лишь бы Эбер и Жером не подвели…
Эро де Сешель: Подобного он и ожидал, и уступил с той легкостью, которая объясняется отсутствием выбора, мнимым или явным: - Гражданин Сен-Жюст всецело прав, говоря о недопустимости проявления неуважения к народу. Попрание его воли мы, в частности, и возводим в упрек бриссотинцам, ибо ограничение свободы должно распространяться на угнетателей, а не на угнетенных.
Верховное Существо: Люди на местах для публики зааплодировали, радуясь столь трогательному единству. Однако бывалых членов клуба обмануть было трудно, и подлинную цену словам Эро они поняли, поэтому их аплодисменты были несколько более вялыми. Затем общество обратилось к повестке дня.
полная версия страницы