Форум » Париж, лето 1793 » «Милые бранятся…» 16 июня, вечер. ТРЕД СОХРАНЕН » Ответить
«Милые бранятся…» 16 июня, вечер. ТРЕД СОХРАНЕН
Эро де Сешель: Когда они вернулись, обе женщины из прислуги заявили огорченному, а потому рассеянному Эро, что этим вечером никак не могут остаться в доме, поскольку идут на внеочередное собрание Общества революционных гражданок. Ошарашенный как известием (ему и в голову не могло прийти, что нежная сентиментальная Мари увлечется политическими диспутами и изучением постановлений Конвента), так и напором (подобному могло способствовать только влияние гражданки Лакомб), Эро и не подумал возражать. Было около семи, когда он, галантно отклонив предложение Адель накрыть на стол, поплелся на кухню. Разбив пару тарелок, Мари-Жан все же собрал необходимое для нехитрого ужина, как то: лепешки, к счастью, испеченные днем Адель, варенье, вино - и сварил кофе. Во всем ожидаемом приятном времяпрепровождении был лишь один досадный момент: Адель, как он уже смог убедиться, не одобряла чрезмерного употребления горячительных напитков, делая исключение лишь для обязательных в компании тостов. Раньше он вполне справлялся с этим маленьким недоразумением, выпивая, когда ему хотелось, в иных местах, но проблема почти не ощущалась - ибо вино влекло Эро де Сешеля лишь как приложение к избранному обществу. Но сегодня ему хотелось напиться, и он изменил этому правилу, - заговорив с подругой, лишь когда выпил третий бокал возмутительно дорогого вина: - Ваша выпечка изумительна, милая. Не скажи вы мне, что пекли это сами, я бы не смог догадаться, - неожиданно он обнаружил, что комплимент получился двусмысленным, но было слишком поздно. Для Дон Жуана, которым всегда был Эро, это являлось чем-то немыслимым.
Ответов - 28
Адель де Белльгард: По возвращении домой Адель лишь кивнула уходящим женщинам, развязывая ленту шляпки. Отбросив головной убор на кресло, она предложила накрыть на стол и была весьма удивлена тем, что Мари-Жан отклонил его. Последовав за ним на кухню и остановившись в дверях, она, сложив руки на груди, молча наблюдала, как он рассеянно собирал ужин, попутно нанося урон их имуществу, как после этого прошествовал в комнату и, только осушив три бокала вина, наконец заговорил. На его двусмысленный комплимент женщина заулыбалась, хотя где-то в глубине её души уже начинало рождаться подозрение, что на уже выпитом её возлюбленный сегодня останавливаться был не намерен. - Рада, что Вам нравится. Но Вы, похоже, сомневаетесь в моих способностях хозяйки, дорогой. Придётся баловать Вас выпечкой чаще. Но Вы ешьте, ешьте. Вино кружит голову, когда желудок пуст. А голова, мне сдаётся, должна кружиться вовсе не от этого напитка, которому покровительствует Бахус, а от чего-то совсем иного. Тон гражданки Белльгард был шутливый. Договорив свою тираду, она дразня провела пальчиком по подбородку Эро, как будто в подтверждение тому, что именно она имеет ввиду.
Эро де Сешель: Эро взял ее за руку и по очереди поцеловал каждый пальчик, после чего вновь налил себе белого сладкого бордо. - От вашей красоты я вообще лишаюсь разума, моя милая, - он поднял бокал. - Семильон - как считают многие, лучший сорт винограда. Что до меня, практику здесь я люблю больше теории. Но вы не желаете составить мне компанию… - Эро, скосив взгляд, посмотрел на полный бокал Адель. – Какой же тост заставит мою богиню передумать?
Адель де Белльгард: Она обвила его руку своей, словно лиана вяз, и достаточно мягко, но требовательно потянула её книзу, отдаляя пьянящую жидкость прочь от его губ. - Меня более пьянят Ваши уста, мой милый. В подтверждение словам и в желании отвлечь Эро от выпивки, она поцеловала его жарко, страстно, увлекающе.
Эро де Сешель: Эро не глядя, медленно опустил бокал на стол и заключил подругу в объятия, отвечая на ее поцелуй. Но сейчас он скорее выполнял долг галантного кавалера перед дамой, нежели испытывал подлинное желание, а потом, вновь обретя скорбный вид, зачерпнул из вазочки ложку варенья. - Ах, вишни, посмотрите! - С этими словами он опустил ложечку с вареньем в бокал и полюбовался на кроваво-красные разводы в нежном золоте напитка. Это зрелище окончательно настроило его на созерцательный лад, но он все-таки протянул новую порцию вишневого лакомства к ротику Адель.
Адель де Белльгард: Скорбный вид, который Эро вновь принял, едва оторвавшись от её губ, в мгновение ока заставил Адель вспыхнуть, словно факел. Она гневно сверкнула глазами (благо Мари-Жан этого не заметил). "Вишни?! К дьяволу Ваши вишни и Вашу винную меланхолию, гражданин Сешель". Она мягко, но решительно отвела руку мужчины с предназначенным ей вареньем и несколько отойдя, попутно взяв свой бокал, сделала большой глоток вина. Поразмыслив несколько секунд, она обратилась к Эро: - Вы решили утопить свою горечь, оставшуюся от недавней встречи с гражданином Верньо, в вине или подсластить её вареньем, дорогой? Говоря это, женщина смотрела на дно бокала, вертя его в руках. Она не смотрела на него. В тоне её уже не было ласки, но и гнева тоже не было. Адель, найдя в себе силы говорить спокойно, спрашивала почти ровно. Женщина никогда не понимала мужской слабости к горячительным напиткам. Чуть радость или горе, они готовы напиться. И всегда у них есть объяснение тому. Ещё и маска обиды неизменно появлялась на их лицах, когда случись кому-то указать, что они хватили лишку. Такой сорт мужчин гражданка Белльгард не любила. Она вообще не любила такие злоупотребления. Впрочем, как и меланхолию. Лучше бы Эро гневался, бурно высказывал своё недовольство встречей с Пьером, но только не это его поведение. Что уже говорить о том, как не понравилось женщине, что её усилие отвлечь возлюбленного не увенчалось успехом. Трудно объяснить это ощущение. Но слова, недавно сказанные Сешелем о том, что он лишается от неё разума, сейчас ей казались всего лишь вежливостью с его стороны, если не сказать хуже.
Эро де Сешель: - И то, и другое, дорогая, - Эро съел варенье сам, но от того, чтобы выпить содержимое бокала, все же удержался. - Я крайне огорчен, милая, что вы стали свидетельницей этой сцены. И… - он взял бокал за ножку, мельком отметив, как красиво блестит изумруд в кольце, - теперь и я вас огорчаю, но лишь потому, что не желаю думать о дурном. Поверьте, Адель, ни вино, ни Верньо вам не соперники.
Адель де Белльгард: Приподнимая бровь, она повернулась к мужчине полубоком и улыбнулась весьма натянуто: - Безусловно, дорогой. Соперничества я здесь и не вижу. Адель поставила бокал на стол, неспешным, подчёркнуто холодным жестом и вновь отвернулась от Эро. Подойдя к окну, женщина отворила его и, вдохнув полной грудью вечерний воздух, не поворачиваясь, продолжила тем же ровным тоном: - Но может Вы всё же не будете таить свою печаль и заглушать её в этих двух яствах, а поведаете мне свои чувства?
Эро де Сешель: - Ах, что толку! Видите ли, милая, это минувшие дела. Я встретил призрака собственных заблуждений, - Мари-Жан ответно изобразил натянутую улыбку и откинулся на спинку стула. - Когда-то я мыслил так, как Верньо, но наступившие времена велят нам быть иными… Те, кто был арестован второго июня, больше всего на свете боятся одной вещи. Признаться, мне и самому не по себе, когда я думаю над этим больше, чем обычно. Эта вещь, Адель, - народ. Мы помогаем ему, он помогает нам… но народом надобно управлять, и вопросы управления как раз те, где… - Эро вновь подался вперед и побарабанил пальцами по столу. Испытывая потребность выговориться и объяснить, он мало следил за словами, выдающими в нем сейчас отнюдь не якобинца. - Где нынче мало кто сходится, дорогая.
Адель де Белльгард: Женщина повернулась к Сешелю и, опираясь спиной о подоконник, сложила руки на груди: - Если хотите знать моё мнение, то народ - это стадо, дорогой. А власть - это пастухи. Так что будет со стадом, если погонщики всё время будут гнать его в разные стороны? Каждый в свою? Стадо, обессилев, либо разбежится кто куда, и тогда пасти уже будет некого, либо разделится и каждый последует за своим пастухом. А то и, обезумев, ринется на пастухов. Тот, кто нынче на коне, может оказаться под конём, а кто у ног его, подняться на коня. Сила в единстве, милый мой. И кто поймёт это, будет великим правителем. Остальных, наверняка, ждёт, увы, не самая завидная доля. Многим нашим депутатам и членам правительства не мешало бы более внимательно, вместо молитв на ночь, перечитывать трактат Руссо «Об общественном договоре».
Эро де Сешель: Женская логика всегда очаровывала Эро, ну а если в этой логике есть еще здравый смысл… Но, увы, в действительности все обстояло и проще, и сложнее одновременно. - Овец нынче не выпасают, Адель, овцы сами выбирают себе пастбища… Но кто-то желает доверить им этот выбор, а кто-то желает пасти по-прежнему, потому что боится, что овцы вновь утратят присущую им робость, как это уже бывало… - Чего желал он, Мари-Жан сейчас не знал, чувствуя себя крайне утомленным. Он и не думал, что встреча с кем-то из бывших коллег может так на него подействовать. Вино соблазняло, и он осушил бокал, наслаждаясь вкусом, а также легким туманом в голове, не дававшим окончательно погрязнуть в злободневных, но в данный момент совсем не нужным ему рассуждениях.
Адель де Белльгард: - Непростой разговор мы с вами завели, дорогой. Выбор одного – это мудрость другого… Предпочтут того, кто знает, под какие знамена зовет, того, кто знает, во что он верит. Свято верит, Мари-Жан… У истинного правителя должна быть холодная голова и пламенное сердце, ибо фанатизм… меня пугает, милый. Адель прекрасно видела, что Сешель осушил ещё один бокал, и это не понравилось ей. Человек, заливающий свои горести вином, ассоциировался у неё со слабостью духа. А она хотела надеяться, что её возлюбленный достаточно мудрый, чтобы быть гибким в их непростое время. Женщина подошла к столику и, взяв кувшин, налила себе в бокал прохладной воды. Сделав большой глоток, она устремила взор на Мари-Жана. Ей было весьма интересно до чего, его способна довести меланхолия и как она после этого всего будет к нему относиться. Гражданка Белльгард надеялась, что её возлюбленный окажется достаточно разумным, чтобы не предстать перед нею с ликом не человека, а пьяного животного. Дай-то Бог, иначе...
Эро де Сешель: Эро подарил ей проникновенный взгляд и налил себе еще. - Ах, Адель, что вы говорите! Вы желаете, чтобы я мыслил подобно Робеспьеру? Вы не понимаете… - Он помялся и отставил бокал с недопитым бордо. – Не понимаете, милая, но разве я могу винить вас в этом, когда и сам ни в чем не уверен? - Мари-Жан уронил голову на руки, пачкая пальцы пудрой, которой щедро был посыпан парик. - В иные минуты я ощущаю, что жар и радость, наполнявшие меня, исчезли без следа и ничто не в силах возродить их… Чего стоят наши мечты о счастье, если мы погрязли в спорах, и уста наши излагают не вести, несущие благо, а бесчувственно называют тех, кто должен пасть жертвой своих несбывшихся надежд! Вы райское создание, и мысли об этом не посещают вашу прелестную головку. Как бы мне хотелось, любовь моя, забыть все горести и наслаждаться вами, точно мир совершенен, а небеса даруют нам всепрощение и беспримерную любовь! - Он поднял взгляд и провел пальцем по хрусталю, но через мгновение утомленно закрыл глаза ладонью и замер. – Разве таким я встретил вас! Вы связали себя со мной, но вы полюбили меня, когда я был успешен… Я и теперь таков, но какой ценой… В этом моя слабость, Адель… Я не могу… не могу выбрать… - Эро как будто покачнулся и сдавленно застонал, точно сдерживая рыдания.
Адель де Белльгард: Адель подошла к любимому и коснулась его рук, стирая пудру. Как тяжело было видеть его душевную муку. Она тут же забыла о своей неприязни к пьяным. Перед глазами был родной человек, который страдает. Сняв с него парик, она погладила его волосы и успокаивающе сказала: - Я люблю Вас сильным и слабым, Эро. Я люблю Вас не за успешность или отсутствие таковой. Я люблю Вас - потому что Вы моя жизнь, мой воздух, моё сердце.
Эро де Сешель: Эро взял ее руки в свои и поцеловал их, каждую по очереди. - Прекрасное создание! – прошептал он растроганно и прижался головой к ее корсажу. – Мы счастливы, но как бы я хотел сотворить счастье без страдания!
Адель де Белльгард: - Говорят, дорогой, чтобы узнать великое счастье, человек должен познать великое горе. Я каждый день молю Бога, чтобы нас с Вами минула эта участь. Адель запустила пальцы в волосы Сешеля, поглаживая и перебирая их. Вторая ручка скользнула вдоль его спины. Чем она, слабая женщина, могла помочь ему - мужчине, политику? Беседой, поддержкой, любовью… Не в ее силах помочь ему в делах… Даже представить страшно, что могло его так взволновать. Все так серьезно? Ах, Мари-Жан… Гражданка Белльгард почти бессильно вздохнула.
Эро де Сешель: Эро прижал ее к себе крепче и вздохнул с ней почти в унисон. Потом поднялся, пошатнувшись и опершись на спинку стула. Думать ни о чем более он не мог, как если бы участвовал до того в долгой изматывающей скачке. - Дорогая, я смертельно устал... - тускло проговорил он. - Если бы вы согрели мне воды, я принял ванну... Его хрупкой Адель не пристало возиться с плитой, но у него самого не было больше никаких сил. В конце концов, ей понадобится лишь подбросить дров, огонь разожжен... И налить воды из ведра в чан. Эро неловко расстегнул фрак и повесил его на стул, после чего принялся распутывать галстук. Им овладело какое-то сонное безразличие.
Адель де Белльгард: Адель согласно кивнула и принялась хлопотать. Вскоре вода была нагрета и женщина наполнила ванну. Взглянув на усталого и опустошённого Эро, она добавила в воду масло нероли, запах которого успокаивал и поднимал настроение, добавляя сил телу и бодрости духу. Сердце её сжималось от боли за любимого. Зажигая свечи подле ванны и тем самым создавая чарующую атмосферу, она про себя подумала: "Если бы я только могла прогнать его меланхолию".
Эро де Сешель: Раздевшись все с тем же печальным выражением на лице, Эро опустился в воду и закрыл глаза. Разбуженная хлопотами хозяев Сюзетт неслышно прошествовала в комнату, отведенную под ванную, и уселась неподалеку от свечей, щурясь на огонь. В отличие от людей она больше любила темноту.
Адель де Белльгард: Адель, взяв небольшую скамеечку для ног и поставив её у изголовья ванны, присела на неё. Обвив плечи Эро руками, она медленно опустила их вниз, не забыв позже ласково провести ладонями по его груди. Ощутив теплоту воды, женщина мягко продолжала свои действия. Слегка массируя его тело нежными пальцами, она вновь вернулась к плечам любимого и запустила пальцы в его волосы. Поцеловав его в макушку, Адель прошептала: - Всё пройдёт... Всё непременно будет хорошо. Если пятнадцать дней месяца тёмные, то другие пятнадцать обязательно светлые, мой дорогой. Соскальзывая ручками вновь к груди возлюбленного, бывшая аристократка прижалась щекой к его щеке: - Позвольте мне исцелить Вас, мой дорогой....
Эро де Сешель: - А ведь я мог бы быть сейчас вместе с ними, - слабо шевельнувшись, проговорил Эро, не слушая Адель и не думая, что может испугать ее. – Вместо этого я нахожусь сейчас с вами, но, увы, любовь к водным процедурам не сделает из меня Марата, а из вас, Адель, - гражданку Эврар. Хотя это не должно помешать вам принести мне бумаги и чернил, дорогая, тем более что нынче мое общество вряд ли вас обрадует… - Эро пригладил волосы и поцеловал ручку подруги. - Не переживайте обо мне, милая, но время для исцеления еще не настало – перед тем, как одарить богиню любви, я должен пожертвовать кое-что на алтарь Отечества. Пустая отговорка, он и сам знал это, но давно уже успел убедиться в том, что из подобного состояния его могут вывести только большие заботы или веселый кутеж, где одну романтичную особу всегда готовы сменить еще несколько.
Адель де Белльгард: Странное чувство ненужности совсем нежданно кольнуло сердце Адель. Она мягко отпрянула от Сешеля, словно волна в час отлива. Отерев руки о сухую простынь, которую она приготовила для того, чтобы Эро мог обернуться ею после купания, гражданка Белльгард растерянно вышла и добрела до стола с письменными принадлежностями, после чего, вздохнув, отнесла их мужчине. Взяв на руки Сюзетт, женщина молча вновь вышла, направившись в спальню, где прилегла на кровать. Устроив рядом питомицу, которая льнула к ней и мурлыкала, Адель погладила ее и опустила голову на подушку. Нет ничего хуже, подумала она, закрывая глаза, когда мужчины ведут себя так, как сейчас повел себя ее любовник. Эгоист. А ведь она хотела всего лишь согреть его душу.
Эро де Сешель: Запоздало окликнув ее и не получив ответа, Эро печально возвел глаза к потолку. Женщина, привлекшая его своей красотой, нежностью и одновременно внутренней силой, была всего лишь женщиной, которая хотела внимания и непременно осудила бы его за интрижку на стороне. С ней он желал всегда быть уверенным и находиться в чудесном расположении духа, одаривать ее так, как она того заслуживала. Это был первый роман, к которому Эро относился столь серьезно, а Адель не обладала широтой взглядов госпожи де Моранси, и сейчас он начинал понимать, что попал в прекрасную и сладостную, но ловушку. Его, как никогда, вдруг потянуло продлить это ощущение своей слабости, опуститься еще глубже… неужто он страдал просто так все это время, чтобы не найти в этом смысла? Но даже вино было далеко сейчас, не говоря о прочих удовольствиях. …Через четверть часа он пришел в спальню, в домашних туфлях и любимом халате из китайского дамаска, и сел на постель. Адель, казалось, спала, но он все равно прислушался к ее дыханию, наклонившись пониже. В Париже вновь было шумно, где-то вдалеке ему послышалась «Карманьола». О, значит, не все так плохо у французов, если ночью они устраивают пляски… Или это фонарщик нашел себе компанию? Песня становилась тише и наконец стихла – очевидно, незримые певцы ушли в иную секцию. Эро отвел с щеки возлюбленной черную прядь и коснулся бархатистой щеки губами.
Адель де Белльгард: Нет, она не спала, но так хотела уверить в этом Эро! Ощутив на своей щеке касание его губ, она открыла глаза. Адель смотрела на мужчину молча, вынуждая что-то сделать или сказать. В глубине её очей не было ни нежности, ни холода, ни участия, ни безразличия. Лишь мелькнул в них немой укор, который она скрыла, опуская ресницы. Сешель как всегда был весьма хорош в домашнем халате. Обычно в такие моменты одного его взгляда хватало, чтобы привести ее в экстаз от желания слиться с этим полубогом. Но сейчас ей не хотелось ни ласки, ни разговоров - ничего. Женщина поднялась с постели и, не проронив ни звука, подошла к зеркалу. Она стояла к любовнику спиной, когда, взяв щётку для волос, принялась расчёсывать свои густые чёрные пряди.
Эро де Сешель: Огорченный, Эро поначалу не двинулся с места, но все же он не мог не подойти и не обнять ее за плечи с извечным вопросом, который и дамы, и кавалеры задают с одинаковой частотой, едва начнут опасаться, что настроение их спутника жизни отнюдь не радужное. Вопрос этот был, разумеется, «что случилось?», и любимец женщин Эро де Сешель совсем не был тут оригинален. Мягко отобрав у Адель щетку, он начал расчесывать ей волосы, пытаясь поймать в зеркале взгляд подруги.
Адель де Белльгард: Взгляды их встретились, отражаясь в зеркальной глади, и Адель внезапно захотелось утопить смотрящего на неё мужчину в своей страсти - отчаянной, дикой, всепоглощающей. Доказать ему и себе самой, как он нуждается в ней. Все мысли и желания немедленно отразились в её глазах. - Я лишь ответила Вам холодом на холод. Ведь так больно, Мари-Жан, когда любимый человек отвергает ту, что рядом с ним, в минуту, когда нуждается в понимании и душевном тепле… Когда любящая готова сделать всё, чтобы утешить его. Женщина потянула шнуровку платья, распуская её, и сдвигая ткань с белых плеч.
Эро де Сешель: О богиня Разума, что-то странное творится в его жизни, если в Конвенте его поучает мальчишка, а дома - собственная любовница... Эро обожал Адель, но сейчас в нем начал просыпаться тот настрой, что выводил из себя некоторых граждан. Он последний раз провел щеткой по волосам женщины и, задумчиво поцеловав ее плечико, поинтересовался: - Моя милая, вам не кажется, что для уроков этикета время позднее?
Адель де Белльгард: - Возможно. А для чего, по-Вашему, оно наиболее подходит? В глазах Адель на мгновение мелькнула холодность, но она тут же исчезла за страстной решимостью. Женщина спустила ткань платья ещё ниже, открывая этим движением грудь в низком вырезе корсета, и потянула его шнуровку. Адель продолжала смотреть на отражение Мари-Жана в зеркале, убирая волосы с шеи и позволяя ему любоваться её телом. Движения ее были медленными, словно у кошки, подстерегающей добычу, – и этой добычей должна была стать ответная буря в нем…
Эро де Сешель: Эро сплел пальцы у нее на талии, до изнеможения медленно целуя Адель в шею и чувствуя, что теряет разум от шелковистого прикосновения волос и аромата духов. Запах масла нероли, оставшийся у него на коже после принятия ванны, смешивался с туберозой, этот дивный ансамбль кружил голову и волновал кровь, и он уже не осознавал, как скользнул руками по груди женщины, сдвигая тугой корсет ниже, окончательно высвобождая скрытое им, как развернул ее к себе, страстно приникнув к теплым губам и запуская пальцы в мягкие локоны… И как, подхватив на руки, мягко опустил ее на постель, тревожа покой свернувшейся в клубок кошки.
полная версия страницы