Форум » Париж, лето 1793 » У Бюзо. Утро после погрома, 17 июня ТРЕД СОХРАНЕН » Ответить
У Бюзо. Утро после погрома, 17 июня ТРЕД СОХРАНЕН
Франсуа Бюзо:
Ответов - 113, стр:
1 2 3 All
Франсуа Бюзо: Франсуа спал беспокойно, часто просыпаясь и снова проваливаясь в тревожный сон. Было ли тому виной пережитое накануне, или же непривычно жесткое ложе (спальню пришлось уступить дамам, и Франсуа с остальными мужчинами вынужден был ютиться на узеньких и совершенно не предназначенных для сна диванчиках в гостиной). Охрана так и не позволила никому из гостей отправиться по домам, вероятно опасаясь не справиться на улице с возможными повторными беспорядками. Оборонять квартиру солдаты уже более-менее приноровились, входную дверь забаррикадировали, и чувствовали себя тут значительно увереннее.
Амели Кандель: Амели Кандель так же не сомкнула глаз в эту ночь. Поделив с Николетт постель хозяина, они не поделили мысли - Амели казалось, что юная актриса заснула почти сразу, а сама она вглядывалась в темноту, вспоминая слова, фразы... Сказанное и несказанное. Она сама не узнавала себя - что сделал с нею этот мужчина... Что сделала с нею... любовь? Верно, на этот раз настоящая? Не заметив, как тени стали светлее и запели птицы, на рассвете она все же забылась тревожным сном. И в этом сне она и Верньо были вместе в его доме на улице Клиши.
Шарль Барбару: Несмотря на вчерашнее ворчание, Шарль все же уснул, уставший за вечер, свернувшийся на предоставленном диванчике. Разумеется, сон его был далек от приятного, как, впрочем, у всех здесь собравшихся, за исключением, разве что, малышки Николетт, вряд ли представлявшей себе всю опасность... Барбару открыл глаза и сел на краю диванчика. Голова болела нещадно: и весьма сомнительно, чтобы причиной тому было вино. Шарль неторопливо привел одежду в относительный порядок и подошел к окну, открывая ставни. Утро было таким мирным...
Жак-Пьер Бриссо: А в это время в одном из домов Латинского квартала ещё один человек, проведший бессонную ночь, встречал солнечное июньское утро. Жак-Пьер Бриссо в сером английском халате и домашних туфлях сидел у окна. В мансарде висела тишина. Сквозь стекло проникал лёгкий шум. Далеко внизу по затенённой стенами зданий улице спешили на работу люди, время от времени, трясясь и останавливаясь, проезжала какая-нибудь телега. В окнах дома напротив всё чаще появлялись и исчезали фигуры мужчин и женщин. Над серыми и красноватыми крышами лёгкими стаями носились голуби. Бывший депутат сидел, откинувшись на спинку плетёного кресла, слегка наклонив голову, и застывшим взглядом смотрел на оконную раму... Вот уже две недели он почти не выходил из дома и устал безмерно от своей вынужденной неподвижности. Особенно тяжело было по вечерам, когда время, казалось, останавливалось, а закатное солнце никак не хотело уходить за горизонт. Лицо Жака немного пожелтело, обычно живые глаза потускнели. Он не привык молчать часами. Всё пошло прахом. Бриссо больше не депутат. В его типографии хозяйничает теперь кто-то другой. У него отняли право голоса, которое открывало перед ним такие возможности и которым он так дорожил. С каждым прожитым часом Жаку всё больше казалось, что у него ещё никогда не было таких скучных, бесполезных дней, что время нарочно идёт так медленно и что вся оставшаяся жизнь так и будет тянуться, как пустой меланхолический сон... Неужели это конец? Бриссо встал и открыл окно. Струя прохладного утреннего воздуха ворвалась в мансарду. Он так хотел услышать сейчас человеческий голос. Сердитая речь, сразу же раздавшаяся внизу, неприятно поразила его. - ... разошлись. А всё-таки мы здорово их припугнули, - хвастался голос этажом ниже. - Я сам не видал, но говорят, кого-то пришибли. - Давно пора! - захрипел ему в ответ другой. - Две недели церемонии разводили с этими изменниками бриссотинцами. Не надо никакого суда! И так понятно же, что враги! Бриссо отступил от окна и прислонился к стене. Лёгкий холодок прошёл по коже. Мысли путались. Расправа? А он ничего не знал? Усталость сняло как рукой. Бриссо вернулся, но внизу уже говорили о другом. Жак осторожно закрыл окно. Ему, несмотря на запрет, нужно срочно поговорить с кем-нибудь из жирондистов и определиться, как действовать дальше. Продолжать сидеть дома и покорно ожидать решения своей участи было выше его сил. Жак быстро привёл себя в порядок, переоделся, достал из ящика комода ассигнаты, взял шляпу и направился на другую половину мансарды, отделённую деревянной стенкой. Там стояли небольшой потемневший шкаф, стол и три стула, на одном из которых сидел конвоир. Внешность рядового Гегарре, угрюмого парня лет двадцати пяти, вовсе не располагала к разговору, но молчать было нельзя. - Я должен навестить своих товарищей или хотя бы одного, - нехотя произнёс Бриссо. - Над ними хотели устроить самосуд. Это я только что узнал из разговора соседей. Он грозит и мне. Если я останусь здесь, то скорее всего не доживу до настоящего суда. Если же мне удастся добраться невредимым до квартиры одного из моих товарищей, и мне, и ему будет немного легче, а двум конвоирам - чуть проще защитить нас. Жак остановился и взглянул на солдата. Тот сидел, опустив глаза и задумавшись над словами бывшего депутата. Правду сказал ему арестованный или же это хитрая уловка? После минутного молчания Гегарре сказал: - Докажите, что вы не соврали. - Спуститесь и расспросите людей о том, что нового произошло в городе. Только возвращайтесь скорей, время дорого. Солдат взял ключи, запер арестованного и ушёл. Вскоре на лестнице послышались тяжёлые шаги, дверь открылась и Гегарре, появившись в проёме, мрачно спросил: - Вы уверены, что хотите выйти на улицу? О погроме говорит весь город. - Да, конечно, я не могу больше здесь оставаться, пойдёмте скорее, - заторопил его Бриссо. Конвоир дал ему выйти и запер дверь. Ему и самому надоело торчать тут целыми днями. Пусть развязка наступит быстрее.
Амели Кандель: Проснувшись, Амели тотчас села на постели, не понимая, где она: почему одета и что это за комната, что за час и что за день... Но рядом мирно спала Николетт, и, глядя на нее, Амели постепенно вспомнила... особняк на улице Клиши растаял в ушедшей ночи. - Николетт, просыпайтесь, - она тихо коснулась плеча подруги, - нам надобно поскорее увидеть наших друзей.
Николетт Жоли: Николетт ощутила легкое прикосновение и проснулась. Первые несколько мгновений она недоумевала, где находится, но потом все вспомнилось совершенно отчетливо. Она поднялась, пытаясь поправить одежду, которая после сна была в совершенном беспорядке, и нельзя бsло сказать чтобы ей это удалось полностью. -Что случилось, Амели? Что происходит? К чему такая спешка? - с недоумением спросила она.
Амели Кандель: Амели последовала ее примеру скорее машинально - к тому же прическу было уже не спасти, и она просто взялась распускать волосы, слишком уставшая, чтобы быть единственной и неподражаемой. - Мы все больны... - прошептала она. - И сейчас мое единственное стремление - узнать, не заболели ли остальные еще сильнее нас.
Пьер Верньо: Верньо, потянувшись, выбрался из вольтеровского кресла, в котором провел ночь. Разумеется. за все часы темноты и безмолвия он и глаз не сомкнул, но, из присущей ему деликатности, старался даже не шевелиться, чтобы не потревожить товарищей, которые смогли задремать. Но сейчас и Франсуа, и Шарль одновременно пошевелились, и Пьер счел для себя возможным переменить позу. - Доброе утро, - прошептал он на пределе слышимости, чтобы не будить прикорнувшего в другом кресле Луве, встал и подошел к окну, на ходу попроавляя костюм. Но тут же он воскликнул, забыв о необходимости собладть тишину: - О боже! Вы только поглядите, кто идет сюда!
Шарль Барбару: Барбару присмотрелся. - Не могу поверить... - он засмеялся негромко, - и как всегда, я предстану не в лучшем виде. Что ж, это судьба. Отдых отогнал мрачные мысли, события вчерашнего вечера уже потускнели в памяти. Разумеется, надо будет обсудить с Пьером его идею, но не так срочно... - Надо разбудить наших конвоиров.
Франсуа Бюзо: Франсуа тоже встал на ноги и принялся расправлять помятый за ночь халат. - О чем это вы, друзья? - он тоже направился к окну. - Уже идут по наши души?
Жан-Батист Луве: - Ммм... Что такое? - Луве выглянул из глубокого кресла, расплетая узел, в который заплел свои длинные тонкие конечности, пытаясь уснуть в столь неудобной позе и обстановке. Любопытство победило усталось, и он со стоном выбрался из своего лежбища и проплелся к окну. Тут же лицо его озарилось. - Жак! Он идет на помощь! Луве сам толком не знал, в чем именно им может помочь Бриссо, но все раво обрадовался и почувствовал прилив надежды.
Жак-Пьер Бриссо: Бриссо, ещё издали вглядываясь в окна дома, где жил Бюзо, заметил Пьера и прибавил шагу, хотя и без того шёл довольно быстро. Он мигом поднялся по каменной лестнице и остановился у нужной двери. Жак ещё не знал, радоваться ему или печалиться. Кого он увидит сейчас и в каком состоянии?
Шарль Барбару: Барбару стремительно вышел в прихожую. - Лейтенант! Будьте так любезны, разбаррикадируйте дверь, у нас желанные гости. Вернее, гость. Шарль улыбался, предвкушая встречу. Он не видел Бриссо уже недели две, и хотел о многом с ним поговорить...
Николетт Жоли: - Боже, Амели, я совсем забыла, что сегодня репетиция, - Николетт поднялась на ноги, неосознанным жестом приложив пальцы к вискам. Отчего-то у нее болела голова, может быть, от сна в душной комнате. Быстрым шагом девушка ушла в гостиную.
Амели Кандель: Амели изумленно и как-то растерянно посмотрела ей вслед. То, что творилось с Николетт, - лучше ли это ее состояния?.. Она должна увидеть Пьера... Но она в таком виде!.. Внезапное осознание своей слабости - не такой Амели Кандель привыкла представать перед мужчинами! - лишило ее последних сил, и женщина вновь опустилась на подушки, чувствуя себя заложницей тех рамок, в которые была заключена первоначально не по своей вине... и с которыми смирилась в более зрелом возрасте - надо сказать, не без удовольствия и не без успеха.
Жак-Пьер Бриссо: Бриссо услышал глухой шум отодвигаемой мебели, дождался, пока дверь откроется, ступил на порог и вдруг увидел Барбару. - Здравствуй, Шарль, - сказал он, быстро всматриваясь в лицо бывшего коллеги и пытаясь определить по глазам, насколько серьёзно сложившееся положение.
Шарль Барбару: - Доброе утро! - отозвался Барбару. Заметив тревогу на лице коллеги, он поспешил его успокоить: - Все живы и целы. Я полагаю, до вас дошли слухи о наших ночных визитерах? - не дожидаясь подтверждения, (к чему? И так понятно, что весь Париж обсуждает вчерашнее), Барбару продолжил: - Вчера мы отделались весьма легко. Разумеется, были вынуждены остаться у милейшего Бюзо, ибо наша суровая охрана приняла решение никого не выпускать, дабы потом не отчитываться за гибель подопечных в какой-нибудь уличной стычке... Идемте же! Я уверен, остальные будут просто счастливы. По крайней мере, завидев вас, Луве чуть не выпал из окна...
Жак-Пьер Бриссо: Жак дружески улыбнулся, и морщинки на его лбу начали разглаживаться. После двух недель ожидания и сомнений, измучивших его, он теперь вновь обретал спокойную уверенность и прежние силы. - Так значит, и Верньо, и Луве, и Бюзо, и вы сами живы. А я уж думал, что по крайней мере одного соратника мы потеряли навсегда. Он прошёл в прихожую, затем в гостиную и предстал перед товарищами. - Доброе утро, граждане. Рад слышать, что никто из вас не пострадал, - тут Жак сделал паузу, потому что заметил у входа в спальню девушку. С неё он перевёл вопросительный взгляд на Франсуа Бюзо.
Шарль Барбару: - Должен представить вам мадемуазель Жоли, актрису Республиканского театра... вчера она согласилась сопровождать меня к Франсуа, - Шарль взял девушку за руку. - Николетт, это гражданин Бриссо, наш коллега, вождь и вдохновитель. Барбару улыбнулся и вновь обратился к Николетт: - Вы в театр, моя милая? Позвольте, я попрошу поймать для вас экипаж...
Пьер Верньо: - Вы смелый человек, - с уважением заметил Верньо, оставив на время тщетные попытки по приведению в порядок своего пострадавшего за ночь костюма и улыбнувшись Бриссо. - Но вы-то сами как? До вас не докатилась волна народного возмущения, я надеюсь?
Николетт Жоли: - Да, пожалуйста, - сказала Николетт. - А то я очень боюсь не успеть на спектакль.
Франсуа Бюзо: Почувствовав на себя взгляд Бриссо, Франсуа смущенно вспыхнули, хотя никакой вины за собой не ощущал. Даже когда Барбару опередил его, объясняя присутствие в квартире дамы, Бюзо продолжал мучительно хмуриться. - Доброе утро, Жак, - поздоровался и он. - Это чудо, что вам удалось прийти сюда. Я опасался, что все мы теперь на положении лишь по недосмотру недобитых обреченных.
Амели Кандель: ...Четверть часа в постели если и не произвела целительного действия, то вернула Амели к жизни настолько, чтобы она могла позаботиться о себе. Поправив свой восхитительно красивый, но неудобный наряд, и побрызгав на виски и волосы найденной лавандовой водой, она принялась кокетливо закалывать волосы – привычными движениями скручивая тугие пряди, завивая за неимением папильоток на пальцы растрепавшиеся локоны… Она принуждала себя не думать, ожидает прихода Верньо или нет. О Пьер, как трудно ему сейчас приходится! Она явно слышала, что пришел какой-то гость… Но кто? Верно, друг, если до сих пор тихо… Женщина невольно вздрогнула и уколола шпилькой руку, тотчас посмеявшись над собой: засни она сейчас навеки, и как знать, вдруг никому и не будет нужды навестить первую актрису театра Республики Амели Кандель?
Жак-Пьер Бриссо: - Доброе утро, гражданка, - сухо сказал Бриссо, давая Николетт пройти в прихожую. - Может быть, кроме нас шестерых в квартире есть ещё кто-нибудь, кого также следует проводить?
Шарль Барбару: Барбару повел девушку в прихожую, чувствуя, что против воли слегка покраснел. Мгновенно вспыхнула досада на Бриссо: Жак мог быть и повежливее, не унижая своих товарищей по несчастью тем, что так обходился с их женщинами! Шарль закусил губу, сдерживаясь, и только погладил руку Николетт. - Моя дорогая... я не знаю, когда мы увидимся, но приложу все усилия, чтобы это случилось как можно раньше... - не смущаясь присутствием Леграна, он наклонился, целуя девушку. - Лейтенант.. не будете ли столь любезны попросить кого-то из солдат поймать экипаж для гражданки Жоли? Улыбнувшись Николетт еще раз, он отпустил ее руку и стремительным шагом вернулся обратно в гостиную.
Пьер Верньо: Верньо почувствовал легкое смущение, увидев, какого приема удостоилась Николетт. Кажется, их ужины, прогулки и походы в театр осудили не только правоверные якобицы, но и товарищи по партии. - Не будьте же столь суровы, Жак! - взмолился он, стараясь, чтобы это прозвучало шутливо, но вышло, кажется, несколько жалобно. - Не уподобляйтесь Марату и прочим.
Жак-Пьер Бриссо: - Уподобиться Марату... - повторил Бриссо; что-то давно забытое вдруг всколыхнулось в его душе и затихло. - Разве уподоблюсь я ему тем только, что напомню об опасном положении, в котором мы находимся, попрошу своих друзей быть благоразумными? Положим, прогулка и театр - ещё не достаточный повод для обвинений со стороны наших противников, хотя и к этому можно придраться. Но что сказали бы санкюлоты, что сказали бы якобинцы, увидев здесь среди вас ночью женщину? Что бы они сделали с вами, а заодно и с ней? Поймите меня, пожалуйста, я не хочу, чтобы с моими товарищами, с этой девушкой, которая дорога одному из вас, иначе она не оказалась бы здесь, произошло что-нибудь ужасное. Вы помните, что враги не простят вам ни вашей слабости, ни ваших прав? Осознаёте ли вы, что малейшая неосторожность не только ухудшит наше положение, но и возвысит якобинцев в глазах парижан (не забывайте, что мы в Париже, а не у себя на родине). Я сам тем, что пришёл к вам, увеличил опасность, но иначе нельзя. Я понимаю ваши чувства теперь, в этот миг, когда любое наше движение расценивается, как удар по якобинцам, физический или моральный. А не двигаться невозможно. Парижане не считают нас членами Конвента, защитниками прав и интересов граждан, но для многих людей, в особенности южан, мы являемся ими. Они ждут от нас политической активности, которая в то же время толкает нас в пропасть. Мы потеряли Париж, и мы должны его завоевать, если хотим сохранить уважение к себе. Вот почему наша репутация должна быть безупречной, как в глазах друзей, так и в глазах врагов. Пьер, - Жак посмотрел на Верньо, - Жан, Франсуа, - он взглянул на товарищей, - Шарль, - Бриссо обернулся к нему, - разве это не так?
Шарль Барбару: Барбару виновато отвел глаза. Разумеется, в чем-то Бриссо был прав... сейчас Шарль осознавал, насколько неосторожны были они все, расслабившись и ударившись в развлечения. - Что вы предлагаете, Жак? Безупречная репутация не защитит нас. Не будьте идеалистом! Этой ночью санкюлоты оказались у наших дверей не потому, что мы явились в театр. - Марселец налил себе вина и залпом осушил бокал. - Нет, Жак. Они пришли, потому что мы теперь не защищены статусом, пришли уничтожить тех, кто лишился защиты. Пришли потому, что мы помешали лично одному человеку в его стремлении заполучить власть! Слегка поостыв, Барбару поставил пустой бокал на стол. - Пора действовать. Кажется, у Пьера были некоторые мысли по этому поводу.
Жан-Батист Луве: Луве выслушал речь Бриссо с нехарактерным для него, всегдашнего скептика и насмешника, уважением, однако покачал головой. - Но ведь наша сила в том, что мы люди, со своими недостатками и слабостями, а не фанатики, живуие одной лишь революцией, - заметил он вполголоса, ни к кому особенно не обращаясь. - За это нас и любят - за то, что мы можем сходить в театр или выпить шампанского... Почему бы и нет? Где здесь преступление?
Жак-Пьер Бриссо: - Думаю, с точки зрения якобинцев, преступление заключается не в самих прогулках и ужинах, а в совместных беседах, которыми те сопровождаются, - откликнулся на слова Жана и Шарля Бриссо, - и, запрещая первое, они надеются пресечь второе. Я внимательно выслушаю Пьера, но прежде хотел бы узнать некоторые подробности о вчерашних событиях, в частности: кто руководил толпой, если, конечно, вы видели, и как вам удалось избежать гибели?
Франсуа Бюзо: Бюзо поправил воротник халата. - Вы не поверите, нас осчастливил своим визитом сам Прокурор Фонаря. Признаться, я не ожидал его здесь увидеть, но значит за нас взялись всерьез... - Франсуа вздохнул. - Нас спасли мужество охраны и некоторый разлад в рядах нападающих. Наши добрые патриоты испугались вида первой крови и предпочли ретироваться.
Пьер Верньо: Верньо вдруг оживился. - Совсем забыл сказать вам, друзья! - вскричал он. - Вчера в Булонском лесу я повстречал... угадайте, кого? - Сешеля! Этот субъект начал мне то ли угрожать, то ли предупреждать о чем-то. Я тогда не отнесся к нему всерьез, но после ночных событий мне вдруг пришло в голову: не было ли нападение на нас санкционировано на самом верху?
Амели Кандель: *** Убедившись, что выглядит так хорошо, как только возможно в подобных обстоятельствах, Амели прошлась по комнате. В спальне Бюзо она ощущала себя, как в клетке, и размышляла, является ли невнимание Пьера делом случая, вынужденной необходимостью или чем-то еще. Несмотря на разумные доводы, уже пришедшие ей в голову, она вспоминала и грезила этими воспоминаниями, и под конец совершенно измучилась душевно, будучи вынуждена вновь прилечь на предоставленное ей ложе. Она слышала мужские голоса, которые то затихали, то становились громче, и пару раз почти поддалась порыву выйти из своего временного добровольного заточения, но каждый раз задавала себе вопрос - зачем? Уйти потом… незаметно, если Пьером не будет высказано иного желания, - вот все, что ей остается.
Шарль Барбару: - Сешеля? - Барбару нехорошо прищурился. - Полагаю, сей достойный деятель сказал ровно столько, чтобы не подставить себя. Очень надеюсь как-нибудь повстречать его... наедине... в Булонском лесу, например. - Шарль покачал головой. - Я уверен, что нападение если и не было санкционировано, то, во всяком случае, о нем знали. Удобно, не правда ли? Если бы нападавшим все удалось, то сейчас нас бы стало меньше, кроме того, толпа могла расправиться с остальными, действуя по примеру первой группы, воодушевленной заикающейся музой.
Франсуа Бюзо: - Выходит, на всех нас объявлена охота? - протянул Франсуа. - Вчера нападавшие отступили достаточно легко, это значит, что они уверены в своих силах и не считают нужным лезть на рожон... Не сегодня так завтра. Что же это, друзья? - он обвел взглядом присутствующих. - Нас уже приговорили без суда и следствия? Бюзо начинал сердиться. Даже собственная душевная драма на некоторое время отходила на задний план перед лицом угрозы.
Жак-Пьер Бриссо: - Видимо, так оно и есть... - задумчиво произнёс Жак. Он, не глядя ни на кого, наклонил голову и прикоснулся пальцами правой руки к подбородку. - Нам ничего другого не остаётся, как защищаться, хотя едва ли это возможно в Париже, где ни днём, ни ночью никто из нас не может быть уверен в том, что находится в безопасности, - Бриссо сделал несколько шагов по комнате. - Вопрос в том, как?
Шарль Барбару: Барбару обернулся к дверям: без сомнения, не следует рисковать, обсуждая подобное, пока охранники могут их слышать. - Мне думается, Жак, если мы перестанем встречаться, нас перебьют поодиночке. Наши встречи не слишком ухудшают ситуацию. Как вы считаете, каков шанс, что вскоре нас арестуют уже по-настоящему? И как скоро, на ваш взгляд, это произойдет? - Шарль чуть понизил голос, - Иначе говоря, сколько у нас времени на то, чтобы найти решение?
Жан-Батист Луве: - Решение как будто уже нашел Пьер, - молвил Луве, пожевав губами. - Несколько радикальное и продиктованное отчаянием, но, основываясь на нем, можно придумать иное, более верное.
Пьер Верньо: Верньо с досадой покосился на Луве. Он-то надеялся, что его вчерашний план (который теперь ему самому казался бредовым) все забыли. - Пустое, - проговорил Пьер нервно. - У меня нет никаких здравых идей.
Жак-Пьер Бриссо: Жак улыбнулся: - Ну-ну, Пьер, что ж вы так сразу... Поделитесь и со мной вашими соображениями, от этого никто о вас хуже думать не будет. Обстановка не самая подходящая, чтобы строить планы, но лучше делать это сейчас, ведь, кто знает, другого случая может попросту не представиться. Чем раньше нас посетит какая-нибудь хорошая идея, тем лучше и быстрее мы сможем ею воспользоваться. Уже серьёзно Бриссо сказал: - Отвечая на ваш вопрос, Шарль... Четыре дня... В лучшем случае. Этого времени достаточно, чтобы создать у горожан нужное настроение. Впрочем, якобинцев нельзя недооценивать, а Марата тем более. Они понимают, что мы и теперь представляем для них помеху, ведь наши средства пока ещё не исчерпаны. Раз они смогли добиться того, чтобы нас посадили под домашний арест, они добьются и того, чтобы нас судили. Но 2 - 3 дня, вместе с сегодняшним, - это только на раздумья, а подготовка тоже требует времени. Говорите, Пьер.
Жан-Батист Луве: Луве сделал вид, что взглядов Верньо не заметил. - Пьер предлагал сбежать из-под стражи, - выдал он друга с потрохами. - Добраться до аших родных департаментов и там поднять восстание. Романтично, не правда ли?
Франсуа Бюзо: Франсуа неуверенно хихикнул: - Приключение в духе Свифта, да простят мне упоминание англичанина... Обмануть охрану и бежать через крыши? Но даже если предположить, что нам удастся оказаться в городе без стражей, как выбраться из города, если документы проверяют на каждом шагу? Как и куда идти? - увлекшись было собственными словами, Бюзо было подался вперед. Но вовремя спохватился и поспешил погасить эту глупую вспышку энтузиазма. - Нет, дорогие мои, я уже недостаточно юн для игр в разбойников...
Шарль Барбару: - Я полагаю, Франсуа, что вы еще слишком юны для гильотины, - съязвил Барбару, подойдя и покровительственно опустив руку на плечо Бюзо.- Да и для гибели от рук пьяных санкюлотов, раззадоренных гражданином Демуленом тоже. А ведь именно эту блестящую возможность нам оставляют наши противники. Меня моя голова вполне устраивает неотделенной от тела, так что я склонен принять план Пьера, разумеется, более детально разработанный. Шарль на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. - Например, вопрос документов. Многие из нас слишком хорошо известны в лицо, чтобы подложные документы нас спасли. Разумеется, можно хорошенько изваляться в грязи, - он усмехнулся, бросив взгляд на товарищей, - но даже такие методы помогут лишь некоторым из нас. Кроме этого, как нам избавиться от несколько навязчивого внимания нашей доблестной охраны?
Жак-Пьер Бриссо: Когда Луве озвучил предложение Верньо, в тёмных глазах Жака на миг блеснула холодная искорка, уголки губ приподнялись, но только на миг. После того, как высказался Шарль, Бриссо заговорил тоном, в котором не было и тени насмешки: - Мысль о бегстве из столицы и противостоянии Парижу извне не так иллюзорна, как кажется. Из положения, в котором мы теперь находимся, есть, насколько я вижу, только два выхода, и один из них тот, о котором раньше напомнил Пьер, а теперь Жан. Есть и другой путь - это терпеливо ожидать решения нашей участи и возложить все надежды на то, что наши защитительные речи окажутся сильнее тюремных решёток и козней, громче пропаганды и обвинений якобинцев вкупе с ,,бешеными". Я уверен, они постараются затянуть судебный процесс, чтобы мы как можно дольше вынуждены были пребывать в бездействии. Или... горожане поступят, как в сентябре прошлого года... Вы сами понимаете, что сейчас, когда парижане негодуют, обвиняют нас в обесценивании денег, в голоде, в поражениях на фронте, нам гораздо проще оказаться в тюрьме, чем выйти из неё. Что до мятежа, то он даст нашим противникам лишний повод для проявления агрессии и в то же время, надеюсь, покажет Парижу, что департаменты тоже могут диктовать свою волю. Предложение Пьера, конечно, трудно претворить в жизнь, но всё же возможно. Не все квартиры имеют только одну входную дверь, а в распоряжении тех, кто хочет изменить свою внешность, не одна только грязь.
Шарль Барбару: - Возможно, вы правы, Жак. В любом случае, стоит попробовать - думаю, нам терять нечего. Впрочем, если кто-то не согласен... пусть скажет об этом сейчас, чтобы не узнал случайно лишнего. - Барбару прикрыл глаза, собираясь с мыслями.
Верховное Существо: В комнату заглянул лейтенант Легран. Он обвел узников пристальным, исполненным подозрительности взглядом: о чем это они шушукаются, интересно? Возлагая на него обязанности по наблюдению за арестантами, ему намекнули, что он должен не только приглядываться, но и прислушиваться... Впрочем, после бессонной ночи лейтенант устал и растерял даже то невеликое любопытство, запас коего был отпущен ему природой. - Собирайтесь, граждане, - велел он. - Прибыл усиленный конвой для вас. Вы пойдете по домам в безопасности.
Франсуа Бюзо: - Спасибо за заботу, гражданин, - важно кивнул хозяин квартиры. - И позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы починили входную дверь и разбитое окно. Судя по всему разговор удастся продолжить уже в другой раз. Он быстро оглядел своих гостей. Договариваться о новой встрече в присутствии лейтенанта не хотелось.
Пьер Верньо: - Прошу прощения, друзья, я должен покинуть вас ненадолго, - сказал Пьер, покаянно поклонившись. - Сейчас я предупрежу Аме... мадемуазель Кандель, что мы уезжаем, и вернусь, а затем мы отправимся. Со вчерашнего вечера он не видел Амели, и сейчас перспектива говорить с ней и смотреть ей в глаза наполняла его почти ужасом. Как она встретит его? Опять плохо скрытое презрение и невысказанные упреки? Пьер приблизился к двери спальни и постучал. - Амели? Лейтенант Легран сейчас сказал, что мы можем ехать. Вы готовы?
Амели Кандель: Он пришел за нею!.. Вмиг окрыленная, Амели сама не поняла, когда оказалась у двери и распахнула ее. - Пьер, что же вас задержало? – забыв о сказанном только что, она обвила руками его шею и стала покрывать его лицо поцелуями тем более страстными, что любовь и горечь ощущались ею в равной степени, и подобно тому, как любовь распаляла ей сердце, горечь вынуждала стремиться к наслаждению дарованными минутами.
Пьер Верньо: Не вполне веря в происходящее, Пьер сжал в объятиях талию возлюбленной, отвечал на ее поцелуи, смтрел в ее глаза. Господи, что это за женщина, которая может погрузить в беспросветный ад, а затем заставить почувствовать себя счастливейшим из смертных - и все это за несколько часов! - Пришел Бриссо, - ответил он между поцелуями. - Мы обсуждали... А сейчас лейтенант Легран говорит, что нас всех отвезут по домам.
Амели Кандель: - Из заключенных вы стали пострадавшими? - немного грустно улыбнулась Амели, заглядывая в его глаза. - Ах, Пьер, я думала, что вы и сейчас не придете ко мне… Пришлете Барбару… Или лейтенанта Леграна… Но как вы бледны, друг мой! Вы провели эту ночь так же ужасно, как и я?
Пьер Верньо: - Право, вы совсем уж дурного мнения обо мне, - сказал Пьер огорченно. - А ночь... Хотел бы я знать, кому из нас спалось спокойно после этих ужасов. - Он содрогнулся, вспомнив лужицу крови на полу. - Пойдемте же, Амели, - Верньо взял актрису под руку.
Жак-Пьер Бриссо: Бриссо взглянул на высокие напольные часы и покачал головой. Поговорить удалось всего полчаса, а всё по-прежнему так зыбко и неопределённо, и ничего ещё не решено. Он решил нарушить неловкое молчание, наступившее после того, как вышел Верньо: - Прошу вас, если кто-то встретит Сешеля или ещё кого-нибудь, кто не станет обходить нас молчанием, попытаться узнать, что хотят предпринять в отношении нас. От этого будут зависеть наши дальнейшие действия.
Шарль Барбару: Шарль услышал из речи Бриссо только слова о необходимости узнать побольше. - Я вытрясу из Сешеля все, что он знает, - пообещал он, раздумывая, как бы лучше остаться с Эро наедине и какие методы применить, чтобы бывший друг и коллега рассказал все, что ему известно. - После этого я навещу вас, Жак, если вы не возражаете.
Франсуа Бюзо: Франсуа нервно сплел пальцы. - Я пока буду здесь, надо проследить, чтобы поскорее убрали следы ночного происшествия...
Амели Кандель: Немного успокоившись от слов Верньо и от тона, которым они были произнесены, Амели, ни слова ни говоря больше, лишь кивнула и проследовала с ним в гостиную. - Жак-Пьер, какое счастье, что вы удостоили нас визита! - улыбнулась она, отпуская руку возлюбленного. - Только не говорите, что он был вызван несчастьем, постигшим нас, иначе я сочту, что наши радости вас и вовсе не привлекают. Когда я последний раз видела вас на спектакле? Перепостила, так логичнее :).
Жак-Пьер Бриссо: - Амели Кандель? - спокойно обернулся к ней Бриссо. - Здравствуйте. В последний раз я был в театре почти месяц назад - шла "Катрин" - и тогда ещё вместе с Пьером и Франсуа прошёл за кулисы, вы помните, наверно. Признаюсь честно, не ожидал увидеть вас здесь, несмотря на то, что даже в конце мая вы, не боясь осуждения, принимали нас у себя. Но ваше присутствие здесь доказывает, что вы действительно выше толпы.
Амели Кандель: - Ах, поверьте, это не моя заслуга, - возразила Амели по-прежнему с улыбкой. - Я счастливица, что не рассталась с вами, и до других мне нет дела - не более, чем им до меня настоящей. Но Пьер торопил меня - мы уходим?
Жак-Пьер Бриссо: - Да, скоро мы под усиленным конвоем отправимся по домам, - ответил Жак и представил себе лица прохожих, улицы, многолюдные и шумные, как всегда, вереницу насмешливых зевак, которые непременно потянутся за арестованными. Дорога не из приятных, но другой сейчас и не может быть. А потом? Что потом? На сколько ещё часов, дней нужно запастись терпением, чтобы дождаться момента, когда станет окончательно ясно, что нужно делать?
Шарль Барбару: Барбару с легкой обидой смотрел на то, как Бриссо мило общается с Амели, тогда как Николетт... молодой человек отвернулся к окну. Не об этом надо думать. Пусть развлекаются, как хотят. Надо встретиться с Сешелем, вытрясти из него все, что тот знает. Сделать фальшивые документы. И назад, в Прованс... Шарлю до безумия захотелось вернуться в Марсель, начав все с начала, пока еще не поздно, пока еще жив, повидать семью, Аннет... Барбару встряхнулся. Все потом, сейчас это только мешает. Бриссо никак не отреагировал на его слова - что ж, значит, придется обходиться без него. Марселец обвел взглядом собравшихся. Кто рискнет? Бюзо? Возможно, он испуган. Луве? Этот хорош только болтать. Верньо?.. он ведь сам предложил, хоть тут же испугался своих слов. Как же их мало!.. А Робеспьер и Марат не отступятся, это уже больше личная месть, нежели попытка убрать мешающих им...
Верховное Существо: Лейтенант Легран потерял терпение и снова заглянул в гостиную. - Хватит уже прощаться, давайте по домам, граждане! Подгоняемые конвоирами, арестанты и гражданка Кандель по одному покинули квартиру и спустились по лестнице во двор. Увы, там и ждало не слишком радостное зрелище: Комитет общей безопасности - то ли в качестве изощренной насмешки, то ли просто не видя другой возможности обеспечить безопасность бывших депутатов, - постановил развезти их по домам в черных каретах с зарешеченными оконцами и наружными задвижками на дверцах, в которых обычно перевозили арестованных. Сейчас несколько таких "салатниц" (как прозвали парижане эти мрачные повозки) ожидали у подъезда Бюзо.
Шарль Барбару: Барбару вышел из дома, чувствуя себя почти привычно с солдатами за спиной, но вид черных карет заставил его вздрогнуть и невольно обернуться к Бриссо, метнув на того почти жалобный взгляд. Спохватившись, Шарль вздернул подбородок и резко повернулся к Леграну. - Это издевка? Или нам следует считать себя арестованными? Может, нас еще и запрут по тюремным камерам, для нашей же безопасности? К черту, я предпочитаю пешую прогулку до дома! - южанин еле сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки. - На этом я никуда не поеду!
Амели Кандель: - О Шарль, что же вы? - Амели побледнела еще больше. - Пешая прогулка - это едва ли благоразумно сейчас. Высказывайте недовольство, как желаете, но, прошу вас... - Она умоляюще оглянулась на Пьера.
Жан-Батист Луве: - Как мило, - иронически прищурился Луве, выйдя из темной парадной на свет Божий, - жаль, что по наши души не прислали сразу телеги Сансона! Ему, на самом деле, было все равно, в чем ехать домой. он был готов отнестись с юмором этому происшествию, особенно в пику Барбару, который, как всегда, лез на рожон, а это значило, что Луве должен занять противоположную позицию, дабы отмежеваться... Но после ночного происшествия Луве постановил для себя проявлять максимальную солидарность с товарищами и сейчас выжидающе посмотрел на Бриссо и Верньо, ожидая, как буду действовать они.
Пьер Верньо: При виде подготовленных экипажей Верньо так и замер на месте. Как и Барбару, он расценил это как очередное издевательство со стороны победителей. Впрочем, лично он это издевательство, пожалуй, проглотил бы (уже начинало сказываться изнеможение после перенесенных волнений и бессонной ночи), но мысль о том, что Амели тоже придется воспользоваться "салатицей", придала ему энергии. - Лейтенант, - Пьер постарался быть как можно более вежливым и логичным, - вы же понимаете, что невозможно свободным людям ездить в... этом. Прошу вас, отправьте кого-нибудь за обычным фиакром, хотя бы для дамы!
Амели Кандель: - Неужели вы думаете, что я поеду без вас? - Амели знала, что не уступит ему, даже если фиакр согласятся подать. Если только... Нет, Боже правый, он не стыдится ее, сейчас она видит это так ясно, как никогда. Но и ей все равно, как ехать. Женщина чуть вздернула голову.
Пьер Верньо: - Прежде всего, я не хотел бы, чтобы вы садились в эту жуткую повозку, дорогая, -твердо ответил Пьер. - Разумеется, я не хочу разлучаться с нами, но это едва ли зависит только от нас, - он усмехнулся.
Жак-Пьер Бриссо: - Действительно, - горячо поддержал его и Барбару Бриссо, - почему, если ехать, то непременно в каретах для арестантов? Пусть кто-нибудь из конвоиров найдёт экипаж поприличнее, а лучше два. Не всё ли равно вам, в чём нас везти? В конце концов, наша вина ещё не доказана, - он гордо выпрямился, - а за нами уже отправили "салатницы", как за настоящими преступниками.
Шарль Барбару: Вдохновленный неожиданной поддержкой - Барбару больше привык, что товарищи по партии его пытаются успокоить и сдержать, - Шарль продолжил наступление. - Отправьте человека за обычными экипажами, или я пойду пешком, и охраняйте меня, как хотите! - он повернулся к Леграну спиной, показывая, что не намерен больше обсуждать это, и обратился к Бриссо. - Видимо, нас заранее готовят к роли осужденных. Впрочем, нет - тогда, как сказал Жан-Батист, за нами бы прислали телеги.
Верховное Существо: Легран дождался, когда его подопечные наорутся, и только затем подал голос: - Ну, все высказались? Теперь полезайте в кареты. Гражданка, - он взглянул на Амели, - может пойти пешком или найти себе экипаж самостоятельно, а остальные прокатятся в "салатницах", ничего с вами не случится. Это делается для вашей же безопасности. Все ваши беды оттого, что вы слишком много ходите пешком и расктываете в открытых экипажах, мозоля глаза честным патротам. Я не собираюсь больше рисковать жизнями моих людей, спасая ваши никчемные жизни, ясно вам?
Шарль Барбару: - Я сказал - не поеду, - отрезал Барбару, не поворачиваясь. Оснований для упрямства у него не было, в чем-то Легран был, разумеется, прав, но подчиняться какому-то там лейтенанту... Шарль фыркнул, вздергивая подбородок еще выше и принимая надменный вид. - Жак, Пьер, вы же не собираетесь ему подчиняться, я надеюсь? - обратился он к Бриссо и Верньо.
Амели Кандель: - Вы гоните меня? - изумилась Кандель, но постаралась сменить тон ровно настолько, чтобы рассеять напряженность. - Лейтенант... Не будьте столь сердиты, - она коснулась уже почти ставшего привычным охранника сложенным веером.
Жак-Пьер Бриссо: - Послушайте, - поймав взгляд Шарля и обращаясь к лейтенанту, уверенно заговорил Бриссо, - я полностью согласен с вами в том, что нам незачем мозолить глаза санкюлотам, потому и прошу вас, чтобы вы отправили кого-нибудь за экипажем, при этом я вовсе не имел в виду открытый. Если мы сядем в эти чёрные арестантские кареты, на нас как раз и обратят слишком большое внимание, соберётся толпа, которая будет преследовать каждого из нас до самого дома, а в закрытом экипаже, думаю, никто не станет нас тревожить. Посудите сами.
Верховное Существо: - Я вам что, посыльный? - осведомился лейтенант Легран. - Станем мы бегать за экипажами для вас, как же. Уже теряя терпение, он огляделся по сторонам и с неудовольствием заметил, что уличная сцена начала привлекать внимание зевак. Неровен час, опять начнутся беспорядки. - По каретам все, и живее, - приказал лейтенант в который раз. - Дамочка может ехать с нами или идти пешком, как ей будет угодно.
Шарль Барбару: - Пешком пойду я! - категорично объявил Барбару. - Дорогой Жак, я зайду к вам на днях... - обратился он к Бриссо и, вежливо поклонившись Амели и кивнув остальным, направился прочь от своих коллег, не обращая внимания на собирающихся зевак. Где-то в глубине луши его беспокоила, конечно, мысль о том, что нехорошо покидать товарищей, но Барбару утешал себя тем, что они под надежной охраной.
Верховное Существо: Барбару не удалось уйти далеко: двое конвойных заступили ему дорогу. Лейтенант Легран скрипнул зубами: с этим типом он уже неоднократно сталкивался и по всем признакам понял, что сейчас начинается очередное представление, в котором он, лейтенант Легран, был сейчас ну совершенно не расположен участвовать. - Гражданин Барбару, - сказал он, стараясь, чтобы это прозвучало внушительно, серьезно и официально (клоуном лейтенант служить более не собирался), - сядьте в карету. Не заставляйте меня взять вас за шкирку и затолкать туда силой.
Шарль Барбару: - За шкирку? Вы путаете меня с котом! Уберите солдат с дороги и дайте мне пройти. - Шарль был настроен весьма решительно, и готовился если не прорываться с боем, то, по крайней мере, настоять на своем. - Лейтенант Легран, я благодарен вам за то, что вы защищали нас ночью, - Барбару заставил себя забыть обиду на грубость Леграна во время вторжения, - но сейчас всем будет лучше, если я самостоятельно доберусь до дома, без излишних ссор и попыток навязать мне свою волю силой. Я не позволю обращаться с собой, как с человеком бесправным!
Верховное Существо: - Не позволит он! - вышел из себя лейтенант. - Засуньте свою благодарность знаете, куда?! Мне ваша жизнь без надобности, если б я не при исполнении был, я помог бы добрым гражданам вас на фонаре повесить, уж будьте уверены! Зевак вокруг становилсоь все больше, и с этим надо было что-то делать, причем срочно. - Жан, Этьен! - скомандовал Легран. - Не стойте столбом, посадите этого умника в экипаж и отправьте домой наконец... видеть его не могу. Солдаты взяли Шарля под руки. - Ну что? - сказал один из них, усатый дядя средних лет. - Потащим тебя, или все-таки сам пойдешь?
Шарль Барбару: - Повесить на фонаре? Да, это вполне в вашем духе! - Барбару дернулся в руках солдат, ловко пнул одного в колено, умудрившись извернуться. - Вот так вы лишаете свободы тех, кто имеет смелость говорить вам правду в лицо! Вы просто трус, Легран. Ночью вам было нечего терять, вот и все причины вашей храбости... а сейчас вы прибегаете к помощи двоих солдат, чтобы удержать одного безоружного меня! - плевком Шарль достал второго, того самого, который заговорил с ним. - Я пойду сам! Домой и пешком, а вы отпустите меня, и немедленно!
Амели Кандель: - Отпустите его! - не выдержала Амели. - Что же вы творите! Если вы не прекратите, мы пойдем пешком все!.. Вы слышите - все!
Пьер Верньо: Верньо схватил Амели за руку. - Молчите, прошу вас, не вмешивайтесь! "Это провокация", - говорил ему разум. Их уже сажают в "салатницы" - якобы ради безопасности. Еще одна уличная сцена - и их запрут по тюремным камерам, тоже исключительно ради безопасности, разумеется.
Амели Кандель: Амели как-то беспомощно оглянулась на него. - Пьер, это ужасно... Вы исполните эти... эти требования?
Шарль Барбару: Услышав слова Амели, Барбару обмяк в руках солдат, временно перестав сопротивляться. - Прошу вас, Амели, не стоит. Я ценю ваше отношение ко мне, но Пьер мне не простит, если из-за меня пострадаете вы...
Жак-Пьер Бриссо: От всей этой сцены Жаку стало не по себе. Ещё бы: когда в ход идёт грубая солдатская сила, едва ли ей можно противопоставить что-либо, кроме такой же силы. А ведь то, что сейчас произойдёт, во многом зависит от него. Он мучительно колебался. Подчиниться? Но не сочтут ли товарищи это слабостью? Продолжать настаивать на своём? Разумно ли? Не пострадают ли все они напрасно, продолжая противостояние? По натуре Бриссо был человеком гибким. Видя, что обстоятельства всё быстрее оборачиваются против него и его товарищей, он, справившись с волнением, и без того, несмотря на все усилия, начавшем проявляться на его лице, подошёл к Барбару и взял его за плечи. Глаза его блестели. - Шарль, я вижу, сопротивление не поможет. Эти солдафоны сами шагу не сделают и нам не дадут. Смотрите: собирается толпа. Ещё немного, и начнут вмешиваться санкюлоты. Вы считаете разумным пытаться уйти? Чем больше мы будем сопротивляться, тем бесцеремоннее с нами поступят. Я склоняюсь к мысли, что лучше сейчас подчиниться и выиграть время, чем быстро оказаться в тюрьме, доказывая свою независимость. Отпустите его, - резко обратился Бриссо к солдатам.
Шарль Барбару: Барбару опустил голову, кусая губы в попытке сдержать резкий ответ. Все же Бриссо был старше и в данной ситуации, без сомнения, прав... если бы не необходимость подчиниться Леграну! Это было убийственно для самолюбия марсельца. - Жак, так нельзя. Сегодня мы поддадимся и поедем в том, что они для нас выбрали. Завтра переедем в комфортабельные отдельные номера с решетками и надежно запирающимися дверьми. Послезавтра - станем главными действующими лицами в пьесе "свидание с Луизеттой", - Шарль безуспешно попытался высвободиться и усмехнулся, - видите, как наш добрый лейтенант Легран устроил мне репетицию?
Жак-Пьер Бриссо: - Шарль, - голос Бриссо снизился почти до шёпота, - мы поддадимся... сегодня... а завтра... никто не знает, что будет завтра... вы поняли? - тут он заговорил немного громче. - Ну, чего мы добьёмся, если продолжим упрямиться? Того только, что нас силой заставят сесть в эти проклятые "салатницы". Я предпочитаю сделать это без посторонней помощи, хотя и у меня сжимается сердце от обиды. А вы? Поднимитесь, Шарль, будьте выше и насмешек, и этого лейтенанта, и самого себя теперешнего... Вот увидите, и на нашей улице будет праздник. Я знаю, в это трудно поверить сейчас, но всё-таки...
Жан-Батист Луве: Единственный среди своих товарищей, Луве не стал ни препираться с лейтенантом Леграном, ни тем более сопротивляться солдатне. Покуда Барбару дрался как лев за свою свободу, и все на него глазели, Жан-Батист без лишних слов забрался в "салатницу". Теперь он понимал совершенно ясно, что дни домашнего ареста, которые когда-то казались пыткой, на самом деле были передышкой, и дальше положение вождей Жиронды будет все ухудшаться до тех пор, пока их просто не перебьют. Неужели Верньо прав, и единственный путь к спасению - побег в неизвестность?..
Шарль Барбару: Сгоряча забыв о предстоящем побеге, Шарль смущенно посмотрел на Бриссо, покраснев, как маков цвет. - Вы правы, Жак, следует смириться, - он вздохнул, прекращая последние попытки сопротивления. - Надеюсь, граждане меня отпустят, а не отволокут силой в карету.
Верховное Существо: Видя, что арестанты одумались и даже Барбару притих, склонив слух к доводам гораздо более разумного товарища, лейтенант Легран успокоенно выдохнул. - Ну что, все успокоились? Ладно, отпустите его, - велел он гвардейцам, державшим Шарля.
Шарль Барбару: Барбару едва не упал, потеряв равновесие, и невольно потер руки в тех местах, где их сжимали гвардейцы. Некстати пришла дурацкая мысль, что останутся синяки, и Шарль еле сдержал истеричный смешок. Надо смириться, Жак-Пьер прав, конечно же. Барбару с тяжелым вздохом пошел к карете, когда, бросив взгляд на Леграна, заметил на его лице усмешку. Шарль оглянулся. Гвардейцы стояли достаточно далеко, чтобы... он не стал додумывать мысль и коротко, без замаха, ударил Леграна кулаком, метя в нос: поднаторевший в драках в Конвенте, Барбару привык первым делом бить по лицу. Наслаждение было неописуемым, и день сразу показался Шарлю куда более солнечным и ясным.
Верховное Существо: - Ах ты ж!.. Больше от неожиданности, нежели от силы удара Легран пошатнулся, едва не свалившись на руки стовших рядом подчиненных. Остальные гвардейцы накинулись на Барбару, мгновенно забыв про прочих арестантов. Принцип "наших бьют" сразу заслонил в глазах этих простых ребят долг и приказы начальства. Арестанты давно их бесили, а Барбару, самый беспокойный из них, бесил вдвойне, поэтому сейчас они были рады долгожданной возможности отыграться за все. - Стоять!!! - заорал опомнившийся Легран слегка гнусавым голосом. - Смир-на! Никакого члено... члена... - он попытался вспомнить это мудреное слово из инструкции. Ему строго-настрого было приказано обращаться с арестантами уважительно и не допускать никакого физического насилия. - Просто посадите его, наконец, в карету и не трогайте.
Шарль Барбару: Барбару запрокинул голову и рассмеялся. Хотя бы отомстил Леграну. Бриссо, конечно, осудит его, но что с того? Все еще смеясь, Шарль позволил усадить себя в "салатницу" и только там критически оглядел свою одежду, слегка пострадавшую в драке. И все же Барбару чувствовал себя победителем.
Амели Кандель: Оставалось только одно - и Амели, взяв под руку Верньо, легонько потянула его к соседней карете. - Пусть подвезут меня в театр, - объявила она. - Это по пути к вашему дому, милый друг, - вот и не расстанемся почти, несмотря на... них. - Ее губы на мгновение дрогнули, но в следующее мгновение Амели Кандель улыбнулась, а спустя еще одно - поцеловала Верньо нарочито медленно, наслаждаясь каждым прикосновением.
Жак-Пьер Бриссо: Бриссо подошёл к чёрной карете, в глубине которой сидел Барбару. - Приходите, буду вас ждать. Стоя между "салатницами", он оглянулся и не увидел ни Верньо, ни Амели, ни Луве; рядом встал, прислонившись к повозке, конвоир. Бриссо не спеша забрался в неё, сел и, не глядя больше ни на кого, постепенно углубился в свои мысли.
Пьер Верньо: Верньо посмотрел на Амели с восхищением - но и почти с испугом. В этой свободе и беспечности было что-то завораживающее. - Ваше присутствие сделает праздником даже поездку в "салатнице", - вздохнул он, помогая актрисе сесть в отвратительную черную карету столь церемонно, словно это был его собственный экипаж, причем роскошный и на этом основании составляющий предмет его особой гордости. В "салатнице" уже сидел Бриссо: так как его не было среди жертв нападения негодующих народных масс и он появился лишь позже, отдельного средства передвижения для него подготовить не успели.
Амели Кандель: Амели села напротив Бриссо, придвинувшись ближе к окошку, закрытому шторкой, и положила ладонь на руку составившего ей и Жаку-Пьеру компанию Верньо. - Право, утешьтесь, - проговорила она тепло. - Я и подумать не могла о скорой прогулке с вами в экипаже. Карета могла быть на четверых рассчитана, я не ошиблась?
Жак-Пьер Бриссо: - Да, - поднимая на них глаза, согласился Бриссо, - дорога в самом деле станет короче оттого, что мы поедем вместе.
Пьер Верньо: Верньо был и рад, что Амели и Бриссо с ним, и вместе с тем тяготился их присутствием, которые вынуждало его держать лицо сейчас, когда хотелось позволить воспаленым векам смежиться, закрыть лицо руками, опустить голову... Но он уже достаточно позволил себе слабости прошедшей ужасной ночью и сейчас старался сидеть прямо и улыбаться. - Кажется, дорогая, вас в самом деле собираются везти в театр, - заметил он, мельком глянув в зарешеченное окошко и убеждаясь, что "салатница" движется в направлении Театра Республики. - Уверен, ваши подруги умрут от зависти, увидя ваш роскошный выезд. Ни один из них не ездила ни в чем подобном, готов поспорить.
Амели Кандель: - Я прекрасно знала, что вы одобрите меня, друг мой, - пошутила Амели. - Жак-Пьер, вы так любезны... - Она улыбнулась Бриссо и отвела шторку в сторону. - Право, Пьер, отчего мы так протестовали? Эта решетка почти не портит вид... Она с удивлением обнаружила, что и в самом деле сейчас нисколько не чувствует себя оскорбленной. Приехать вот так - не лучшее ли это доказательство ее чувств и уверенности в правоте спутников?
Жак-Пьер Бриссо: Впущенный рукой Амели луч на несколько секунд осветил внутренность кареты и пропал: стена высокого дома закрыла солнце. Тряская дорога, топот лошадиных копыт, гул голосов и вид мелькавших за решёткй людей, в особенности же настроение, созданное недавним спором, не давали ни расслабиться, ни сосредоточиться на главном. В полумраке кареты лица сидевших напротив Пьера и Амели казались бледными, а улыбка актрисы - печальной. - Думаю, будь мы посмирнее, нас назвали бы заячьими душами, - заметил Бриссо. - В то же время я недоволен поведением Барбару. Его неистовая демонстрация собственной независимости может обернуться неприятностями для всех нас.
Пьер Верньо: Верньо решетка на окне вовсе не радовала. Мелькнула мысль, что для Амели это просто забавное приключение, и она, будучи свободной и имея право выйти из "салатницы" в любой момент, просто не понимает всей серьезности ситуации... Но он не стал возражать. - Что вы хотите от Шарля, Жак? - спросил он, с улыбкой разведся руками. - Неприятности на нас он уже навлекал неоднократно и навлечет немало впредь, но перевоспитать его, боюсь, уже не в наших силах.
Жак-Пьер Бриссо: Глядя в угол кареты, Бриссо ответил: - Мы можем если не перевоспитать Шарля, то, по крайней мере, направить его энергию в нужное русло. Немногие сравнятся с ним по инициативности и выносливости. Про себя он подумал: ,,Уж кому-кому, а Барбару труднее всех будет вынести тюремное заключение... Только будет ли?"
Пьер Верньо: - Какое же русло вам видится сейчас нужным? - поинтересовался Верньо устало. - Мы сидим и ждем, причем сами не знаем, чего...
Жак-Пьер Бриссо: - И это спрашиваете вы? - Жак, приподняв брови, непонимающе взглянул на товарища. - А сегодняшний наш разговор? - в чертах Верньо он заметил вялость. - Хорошо, я напомню. Сейчас важно сохранить и упрочить нашу связь с департаментами, иначе мы перестанем считаться депутатами даже там. Нужны люди, хорошо разбирающиеся в обстановке и пользующиеся большим авторитетом в провинции, которые отправились бы туда, заручились поддержкой населения и не дали бы нам окончательно уйти с политической арены; едва ли кто-то справится с этой трудной задачей лучше нас самих, вы не находите? Говоря это, Бриссо понимал, что едва ли Пьер сейчас способен выслушать его внимательно, но не желал оставлять его вопрос без ответа.
Амели Кандель: Амели уже давно закрыла шторку и слушала собеседников, опустив ресницы и задумчиво рассматривая узор на веере, но теперь снова выглянула - еще поворот, и будет театр... Как не хочется ей оставлять Пьера в таком настроении! От их разговора в ее сердце поселилась непонятная тревога - словно холодок из раскрытого окна ворвался в комнату...
Пьер Верньо: Верньо слабо поморщился. Черт его потянул за язык в эту безумную ночь... И черт заставил Луве это запомнить и выболтать! - Ну хорошо, Жак. С какими именно департаментами вы предлагаете устанавливать связь и как? Вы знаете наверняка, что сейчас происходит в провинции и на кого там можно положиться? Я лично - нет. Ходят слухи, но до того противоречивые, что не знаешь, чему верить. Как сейчас помню, 3 июня я написал письмо в Бордо своим избирателям и попытался отправить. Мне его вернули вечером того же дня - распечатанным! Наши церберы даже не скрывают, что лезут в нашу переписку. Вот вам и связь с департаментами... Прежде, чем засылать кого-то из нас на борьбу в провинции, надо найти надежного человека, который наладил бы связь между нами и внешним миром. А кто это может быть, я не знаю. Нам все сочувствуют, но никто не рвется на помощь. Карета выехала на освещенную улицу, и на лицо Бриссо, сидевшего напротив, легла отчетливая тень решетки, закрывавшей окно. Пьера передернуло от этого зрелища, и он отвернулся к сидящей рядом Амели. - Мы почти на месте, дорогая, и мне остается только проститься с вами до вечера, - вздохнул он, поднося к губам ручки актрисы. - Простите, мы всю дорогу опять говорили о наших делах и заставили вас скучать.
Амели Кандель: - Вы же знаете, как обрадует меня ваш визит, так к чему извинения? - тепло проговорила Амели. - Жак-Пьер, не давайте ему печалиться, иначе мое сердце будет чувствовать это и игра доставит мне лишь огорчения. Экипаж остановился. Кокетливо поправив ленту от шляпки, актриса подождала, пока откроют дверь, и выпорхнула на мостовую. Нежное платье на фоне черной кареты - словно бабочка на закопченной стене… Солнце слепило глаза, и поначалу она не заметила удивленных взглядов, а заметив, послала непрошенным зрителям воздушный поцелуй и устремилась к театральному крыльцу - красота и улыбки напоказ, в отличие от чувств и мыслей.
Жак-Пьер Бриссо: Бриссо был благодарен Амели Кандель за то, что она, нимало не смущаясь, внешне так легко и спокойно проделала часть пути вместе с арестованными. Конечно, она поступила так ради самого Пьера, а не потому, что стремилась поддержать жирондистов вообще, но её манера держаться так, словно всё по-прежнему, словно и не было никакого поражения, произвела на Бриссо впечатление. Да, уныние сейчас опасно; но как не поддаться ему, когда ещё немного - и ты будешь совершенно отрезан от внешнего мира, а молчание департаментов кажется таким подозрительным, если не роковым. Пока Жак размышлял над тем, что ответить своему спутнику, солдат закрыл дверь, и в "салатнице" вновь наступил полумрак. Напоминая встречным гражданам о том, что законники не дремлют, чёрная карета оставила позади Театр Республики. Через некоторое время Бриссо заговорил вновь: - О том, что в эти дни происходит в провинции, я осведомлён не лучше вас, Пьер. Тем не менее, вспоминая май, я уверен, что в Лионе, Марселе, Тулузе, Ниме, Страсбурге вновь начались беспорядки, в Бордо и Кане бьют тревогу и вообще многие наши избиратели не спешат признать наш арест правомерным действием. Их пассивность, как мне кажется, объясняется тем, что они стремятся решить проблему, вставшую перед ними, наилучшим образом, колеблются и не знают, на что следует пойти. Переписка... Много ли от неё пользы, если ни знание обстановки, ни приезд делегатов не спасут нас от заключения в тюрьму на неопределённый срок? Другое дело, если мы соберёмся бежать. Тогда нам просто необходимо знать, в каком из ближайших к Парижу департаментов нам окажут наибольшую поддержку. Думаю, лучше всего написать в Шартр и Эврё, может быть, в Орлеан и Труа: оттуда ответ придёт быстрее всего. Я знаю двух человек, работавших в редакции "Французского патриота", которые наверняка не откажутся нам помочь, то есть отправить наши письма и получить ответы на них. Правда, есть вероятность, что они могли уехать из Парижа. Остаётся найти посредника, чтобы договориться с ними или...
Пьер Верньо: - Найти посредника... - эхом откликнулся Верньо. - В этом все дело. Не забывайте, что за нами следят. Никто не проберется к нам незамеченным. - Он рассеянно потер виски, пытаясь сосредоточиться на проблеме. - У меня есть огромный соблазн попросить Амели отправить пару писем, но я и так подвергаю ее слишком большой опасности.
Жак-Пьер Бриссо: - А прислуга? - Бриссо подался вперёд. - С ней-то всё-таки можно поговорить без свидетелей. Располагаете вы кем-то на данный момент? Кем-то, кто не понесёт наши письма и адреса моих знакомых комиссару Жэкруэлу, а потом скажет, что выполнил поручение и остаётся только немного подождать.
Пьер Верньо: - Вся моя прислуга давно уже разбежалась, - грустно улыбнулся Верньо. - Но, насколько мне известно, у Шарля осталась служанка. И у Франсуа тоже. Я не знаю, впрочем, насколько можно доверять этим женщинам...
Жак-Пьер Бриссо: «Момент упущен, - с неудовольствием подумал Жак. – Но не в последний же раз я ходил в гости?» - Что ж, наведаюсь к кому-то из бывших коллег ещё раз, - сказал он несколько с вызовом. – Коль сочувствующие нам не предлагают свою помощь, попробуем что-то сделать сами. По крайней мере, будет, чем заняться. Не теряйте головы, Пьер, главная битва ещё впереди. Мы доживём до неё, раз до сих пор целы. Но я, кажется, совсем утомил вас разговором…
Пьер Верньо: - Меня утомили совсем не вы, - улыбнулся Верньо, но улыбка вышла невеселой. Он отодвинул шторку и узнал за решетчатым оконцем родную улицу Клиши. - Я уже почти дома, Жак. Позвал бы вас на чашку кофе, но не знаю, будет ли это уместно в нынешних обстоятельствах и позволят ли наши строгие стражи.
полная версия страницы