Форум » Париж, лето 1793 » У Бюзо. Утро после погрома, 17 июня ТРЕД СОХРАНЕН » Ответить

У Бюзо. Утро после погрома, 17 июня ТРЕД СОХРАНЕН

Франсуа Бюзо:

Ответов - 113, стр: 1 2 3 All

Пьер Верньо: Верньо схватил Амели за руку. - Молчите, прошу вас, не вмешивайтесь! "Это провокация", - говорил ему разум. Их уже сажают в "салатницы" - якобы ради безопасности. Еще одна уличная сцена - и их запрут по тюремным камерам, тоже исключительно ради безопасности, разумеется.

Амели Кандель: Амели как-то беспомощно оглянулась на него. - Пьер, это ужасно... Вы исполните эти... эти требования?

Шарль Барбару: Услышав слова Амели, Барбару обмяк в руках солдат, временно перестав сопротивляться. - Прошу вас, Амели, не стоит. Я ценю ваше отношение ко мне, но Пьер мне не простит, если из-за меня пострадаете вы...


Жак-Пьер Бриссо: От всей этой сцены Жаку стало не по себе. Ещё бы: когда в ход идёт грубая солдатская сила, едва ли ей можно противопоставить что-либо, кроме такой же силы. А ведь то, что сейчас произойдёт, во многом зависит от него. Он мучительно колебался. Подчиниться? Но не сочтут ли товарищи это слабостью? Продолжать настаивать на своём? Разумно ли? Не пострадают ли все они напрасно, продолжая противостояние? По натуре Бриссо был человеком гибким. Видя, что обстоятельства всё быстрее оборачиваются против него и его товарищей, он, справившись с волнением, и без того, несмотря на все усилия, начавшем проявляться на его лице, подошёл к Барбару и взял его за плечи. Глаза его блестели. - Шарль, я вижу, сопротивление не поможет. Эти солдафоны сами шагу не сделают и нам не дадут. Смотрите: собирается толпа. Ещё немного, и начнут вмешиваться санкюлоты. Вы считаете разумным пытаться уйти? Чем больше мы будем сопротивляться, тем бесцеремоннее с нами поступят. Я склоняюсь к мысли, что лучше сейчас подчиниться и выиграть время, чем быстро оказаться в тюрьме, доказывая свою независимость. Отпустите его, - резко обратился Бриссо к солдатам.

Шарль Барбару: Барбару опустил голову, кусая губы в попытке сдержать резкий ответ. Все же Бриссо был старше и в данной ситуации, без сомнения, прав... если бы не необходимость подчиниться Леграну! Это было убийственно для самолюбия марсельца. - Жак, так нельзя. Сегодня мы поддадимся и поедем в том, что они для нас выбрали. Завтра переедем в комфортабельные отдельные номера с решетками и надежно запирающимися дверьми. Послезавтра - станем главными действующими лицами в пьесе "свидание с Луизеттой", - Шарль безуспешно попытался высвободиться и усмехнулся, - видите, как наш добрый лейтенант Легран устроил мне репетицию?

Жак-Пьер Бриссо: - Шарль, - голос Бриссо снизился почти до шёпота, - мы поддадимся... сегодня... а завтра... никто не знает, что будет завтра... вы поняли? - тут он заговорил немного громче. - Ну, чего мы добьёмся, если продолжим упрямиться? Того только, что нас силой заставят сесть в эти проклятые "салатницы". Я предпочитаю сделать это без посторонней помощи, хотя и у меня сжимается сердце от обиды. А вы? Поднимитесь, Шарль, будьте выше и насмешек, и этого лейтенанта, и самого себя теперешнего... Вот увидите, и на нашей улице будет праздник. Я знаю, в это трудно поверить сейчас, но всё-таки...

Жан-Батист Луве: Единственный среди своих товарищей, Луве не стал ни препираться с лейтенантом Леграном, ни тем более сопротивляться солдатне. Покуда Барбару дрался как лев за свою свободу, и все на него глазели, Жан-Батист без лишних слов забрался в "салатницу". Теперь он понимал совершенно ясно, что дни домашнего ареста, которые когда-то казались пыткой, на самом деле были передышкой, и дальше положение вождей Жиронды будет все ухудшаться до тех пор, пока их просто не перебьют. Неужели Верньо прав, и единственный путь к спасению - побег в неизвестность?..

Шарль Барбару: Сгоряча забыв о предстоящем побеге, Шарль смущенно посмотрел на Бриссо, покраснев, как маков цвет. - Вы правы, Жак, следует смириться, - он вздохнул, прекращая последние попытки сопротивления. - Надеюсь, граждане меня отпустят, а не отволокут силой в карету.

Верховное Существо: Видя, что арестанты одумались и даже Барбару притих, склонив слух к доводам гораздо более разумного товарища, лейтенант Легран успокоенно выдохнул. - Ну что, все успокоились? Ладно, отпустите его, - велел он гвардейцам, державшим Шарля.

Шарль Барбару: Барбару едва не упал, потеряв равновесие, и невольно потер руки в тех местах, где их сжимали гвардейцы. Некстати пришла дурацкая мысль, что останутся синяки, и Шарль еле сдержал истеричный смешок. Надо смириться, Жак-Пьер прав, конечно же. Барбару с тяжелым вздохом пошел к карете, когда, бросив взгляд на Леграна, заметил на его лице усмешку. Шарль оглянулся. Гвардейцы стояли достаточно далеко, чтобы... он не стал додумывать мысль и коротко, без замаха, ударил Леграна кулаком, метя в нос: поднаторевший в драках в Конвенте, Барбару привык первым делом бить по лицу. Наслаждение было неописуемым, и день сразу показался Шарлю куда более солнечным и ясным.

Верховное Существо: - Ах ты ж!.. Больше от неожиданности, нежели от силы удара Легран пошатнулся, едва не свалившись на руки стовших рядом подчиненных. Остальные гвардейцы накинулись на Барбару, мгновенно забыв про прочих арестантов. Принцип "наших бьют" сразу заслонил в глазах этих простых ребят долг и приказы начальства. Арестанты давно их бесили, а Барбару, самый беспокойный из них, бесил вдвойне, поэтому сейчас они были рады долгожданной возможности отыграться за все. - Стоять!!! - заорал опомнившийся Легран слегка гнусавым голосом. - Смир-на! Никакого члено... члена... - он попытался вспомнить это мудреное слово из инструкции. Ему строго-настрого было приказано обращаться с арестантами уважительно и не допускать никакого физического насилия. - Просто посадите его, наконец, в карету и не трогайте.

Шарль Барбару: Барбару запрокинул голову и рассмеялся. Хотя бы отомстил Леграну. Бриссо, конечно, осудит его, но что с того? Все еще смеясь, Шарль позволил усадить себя в "салатницу" и только там критически оглядел свою одежду, слегка пострадавшую в драке. И все же Барбару чувствовал себя победителем.

Амели Кандель: Оставалось только одно - и Амели, взяв под руку Верньо, легонько потянула его к соседней карете. - Пусть подвезут меня в театр, - объявила она. - Это по пути к вашему дому, милый друг, - вот и не расстанемся почти, несмотря на... них. - Ее губы на мгновение дрогнули, но в следующее мгновение Амели Кандель улыбнулась, а спустя еще одно - поцеловала Верньо нарочито медленно, наслаждаясь каждым прикосновением.

Жак-Пьер Бриссо: Бриссо подошёл к чёрной карете, в глубине которой сидел Барбару. - Приходите, буду вас ждать. Стоя между "салатницами", он оглянулся и не увидел ни Верньо, ни Амели, ни Луве; рядом встал, прислонившись к повозке, конвоир. Бриссо не спеша забрался в неё, сел и, не глядя больше ни на кого, постепенно углубился в свои мысли.

Пьер Верньо: Верньо посмотрел на Амели с восхищением - но и почти с испугом. В этой свободе и беспечности было что-то завораживающее. - Ваше присутствие сделает праздником даже поездку в "салатнице", - вздохнул он, помогая актрисе сесть в отвратительную черную карету столь церемонно, словно это был его собственный экипаж, причем роскошный и на этом основании составляющий предмет его особой гордости. В "салатнице" уже сидел Бриссо: так как его не было среди жертв нападения негодующих народных масс и он появился лишь позже, отдельного средства передвижения для него подготовить не успели.

Амели Кандель: Амели села напротив Бриссо, придвинувшись ближе к окошку, закрытому шторкой, и положила ладонь на руку составившего ей и Жаку-Пьеру компанию Верньо. - Право, утешьтесь, - проговорила она тепло. - Я и подумать не могла о скорой прогулке с вами в экипаже. Карета могла быть на четверых рассчитана, я не ошиблась?

Жак-Пьер Бриссо: - Да, - поднимая на них глаза, согласился Бриссо, - дорога в самом деле станет короче оттого, что мы поедем вместе.

Пьер Верньо: Верньо был и рад, что Амели и Бриссо с ним, и вместе с тем тяготился их присутствием, которые вынуждало его держать лицо сейчас, когда хотелось позволить воспаленым векам смежиться, закрыть лицо руками, опустить голову... Но он уже достаточно позволил себе слабости прошедшей ужасной ночью и сейчас старался сидеть прямо и улыбаться. - Кажется, дорогая, вас в самом деле собираются везти в театр, - заметил он, мельком глянув в зарешеченное окошко и убеждаясь, что "салатница" движется в направлении Театра Республики. - Уверен, ваши подруги умрут от зависти, увидя ваш роскошный выезд. Ни один из них не ездила ни в чем подобном, готов поспорить.

Амели Кандель: - Я прекрасно знала, что вы одобрите меня, друг мой, - пошутила Амели. - Жак-Пьер, вы так любезны... - Она улыбнулась Бриссо и отвела шторку в сторону. - Право, Пьер, отчего мы так протестовали? Эта решетка почти не портит вид... Она с удивлением обнаружила, что и в самом деле сейчас нисколько не чувствует себя оскорбленной. Приехать вот так - не лучшее ли это доказательство ее чувств и уверенности в правоте спутников?

Жак-Пьер Бриссо: Впущенный рукой Амели луч на несколько секунд осветил внутренность кареты и пропал: стена высокого дома закрыла солнце. Тряская дорога, топот лошадиных копыт, гул голосов и вид мелькавших за решёткй людей, в особенности же настроение, созданное недавним спором, не давали ни расслабиться, ни сосредоточиться на главном. В полумраке кареты лица сидевших напротив Пьера и Амели казались бледными, а улыбка актрисы - печальной. - Думаю, будь мы посмирнее, нас назвали бы заячьими душами, - заметил Бриссо. - В то же время я недоволен поведением Барбару. Его неистовая демонстрация собственной независимости может обернуться неприятностями для всех нас.

Пьер Верньо: Верньо решетка на окне вовсе не радовала. Мелькнула мысль, что для Амели это просто забавное приключение, и она, будучи свободной и имея право выйти из "салатницы" в любой момент, просто не понимает всей серьезности ситуации... Но он не стал возражать. - Что вы хотите от Шарля, Жак? - спросил он, с улыбкой разведся руками. - Неприятности на нас он уже навлекал неоднократно и навлечет немало впредь, но перевоспитать его, боюсь, уже не в наших силах.

Жак-Пьер Бриссо: Глядя в угол кареты, Бриссо ответил: - Мы можем если не перевоспитать Шарля, то, по крайней мере, направить его энергию в нужное русло. Немногие сравнятся с ним по инициативности и выносливости. Про себя он подумал: ,,Уж кому-кому, а Барбару труднее всех будет вынести тюремное заключение... Только будет ли?"

Пьер Верньо: - Какое же русло вам видится сейчас нужным? - поинтересовался Верньо устало. - Мы сидим и ждем, причем сами не знаем, чего...

Жак-Пьер Бриссо: - И это спрашиваете вы? - Жак, приподняв брови, непонимающе взглянул на товарища. - А сегодняшний наш разговор? - в чертах Верньо он заметил вялость. - Хорошо, я напомню. Сейчас важно сохранить и упрочить нашу связь с департаментами, иначе мы перестанем считаться депутатами даже там. Нужны люди, хорошо разбирающиеся в обстановке и пользующиеся большим авторитетом в провинции, которые отправились бы туда, заручились поддержкой населения и не дали бы нам окончательно уйти с политической арены; едва ли кто-то справится с этой трудной задачей лучше нас самих, вы не находите? Говоря это, Бриссо понимал, что едва ли Пьер сейчас способен выслушать его внимательно, но не желал оставлять его вопрос без ответа.

Амели Кандель: Амели уже давно закрыла шторку и слушала собеседников, опустив ресницы и задумчиво рассматривая узор на веере, но теперь снова выглянула - еще поворот, и будет театр... Как не хочется ей оставлять Пьера в таком настроении! От их разговора в ее сердце поселилась непонятная тревога - словно холодок из раскрытого окна ворвался в комнату...

Пьер Верньо: Верньо слабо поморщился. Черт его потянул за язык в эту безумную ночь... И черт заставил Луве это запомнить и выболтать! - Ну хорошо, Жак. С какими именно департаментами вы предлагаете устанавливать связь и как? Вы знаете наверняка, что сейчас происходит в провинции и на кого там можно положиться? Я лично - нет. Ходят слухи, но до того противоречивые, что не знаешь, чему верить. Как сейчас помню, 3 июня я написал письмо в Бордо своим избирателям и попытался отправить. Мне его вернули вечером того же дня - распечатанным! Наши церберы даже не скрывают, что лезут в нашу переписку. Вот вам и связь с департаментами... Прежде, чем засылать кого-то из нас на борьбу в провинции, надо найти надежного человека, который наладил бы связь между нами и внешним миром. А кто это может быть, я не знаю. Нам все сочувствуют, но никто не рвется на помощь. Карета выехала на освещенную улицу, и на лицо Бриссо, сидевшего напротив, легла отчетливая тень решетки, закрывавшей окно. Пьера передернуло от этого зрелища, и он отвернулся к сидящей рядом Амели. - Мы почти на месте, дорогая, и мне остается только проститься с вами до вечера, - вздохнул он, поднося к губам ручки актрисы. - Простите, мы всю дорогу опять говорили о наших делах и заставили вас скучать.

Амели Кандель: - Вы же знаете, как обрадует меня ваш визит, так к чему извинения? - тепло проговорила Амели. - Жак-Пьер, не давайте ему печалиться, иначе мое сердце будет чувствовать это и игра доставит мне лишь огорчения. Экипаж остановился. Кокетливо поправив ленту от шляпки, актриса подождала, пока откроют дверь, и выпорхнула на мостовую. Нежное платье на фоне черной кареты - словно бабочка на закопченной стене… Солнце слепило глаза, и поначалу она не заметила удивленных взглядов, а заметив, послала непрошенным зрителям воздушный поцелуй и устремилась к театральному крыльцу - красота и улыбки напоказ, в отличие от чувств и мыслей.

Жак-Пьер Бриссо: Бриссо был благодарен Амели Кандель за то, что она, нимало не смущаясь, внешне так легко и спокойно проделала часть пути вместе с арестованными. Конечно, она поступила так ради самого Пьера, а не потому, что стремилась поддержать жирондистов вообще, но её манера держаться так, словно всё по-прежнему, словно и не было никакого поражения, произвела на Бриссо впечатление. Да, уныние сейчас опасно; но как не поддаться ему, когда ещё немного - и ты будешь совершенно отрезан от внешнего мира, а молчание департаментов кажется таким подозрительным, если не роковым. Пока Жак размышлял над тем, что ответить своему спутнику, солдат закрыл дверь, и в "салатнице" вновь наступил полумрак. Напоминая встречным гражданам о том, что законники не дремлют, чёрная карета оставила позади Театр Республики. Через некоторое время Бриссо заговорил вновь: - О том, что в эти дни происходит в провинции, я осведомлён не лучше вас, Пьер. Тем не менее, вспоминая май, я уверен, что в Лионе, Марселе, Тулузе, Ниме, Страсбурге вновь начались беспорядки, в Бордо и Кане бьют тревогу и вообще многие наши избиратели не спешат признать наш арест правомерным действием. Их пассивность, как мне кажется, объясняется тем, что они стремятся решить проблему, вставшую перед ними, наилучшим образом, колеблются и не знают, на что следует пойти. Переписка... Много ли от неё пользы, если ни знание обстановки, ни приезд делегатов не спасут нас от заключения в тюрьму на неопределённый срок? Другое дело, если мы соберёмся бежать. Тогда нам просто необходимо знать, в каком из ближайших к Парижу департаментов нам окажут наибольшую поддержку. Думаю, лучше всего написать в Шартр и Эврё, может быть, в Орлеан и Труа: оттуда ответ придёт быстрее всего. Я знаю двух человек, работавших в редакции "Французского патриота", которые наверняка не откажутся нам помочь, то есть отправить наши письма и получить ответы на них. Правда, есть вероятность, что они могли уехать из Парижа. Остаётся найти посредника, чтобы договориться с ними или...

Пьер Верньо: - Найти посредника... - эхом откликнулся Верньо. - В этом все дело. Не забывайте, что за нами следят. Никто не проберется к нам незамеченным. - Он рассеянно потер виски, пытаясь сосредоточиться на проблеме. - У меня есть огромный соблазн попросить Амели отправить пару писем, но я и так подвергаю ее слишком большой опасности.

Жак-Пьер Бриссо: - А прислуга? - Бриссо подался вперёд. - С ней-то всё-таки можно поговорить без свидетелей. Располагаете вы кем-то на данный момент? Кем-то, кто не понесёт наши письма и адреса моих знакомых комиссару Жэкруэлу, а потом скажет, что выполнил поручение и остаётся только немного подождать.

Пьер Верньо: - Вся моя прислуга давно уже разбежалась, - грустно улыбнулся Верньо. - Но, насколько мне известно, у Шарля осталась служанка. И у Франсуа тоже. Я не знаю, впрочем, насколько можно доверять этим женщинам...

Жак-Пьер Бриссо: «Момент упущен, - с неудовольствием подумал Жак. – Но не в последний же раз я ходил в гости?» - Что ж, наведаюсь к кому-то из бывших коллег ещё раз, - сказал он несколько с вызовом. – Коль сочувствующие нам не предлагают свою помощь, попробуем что-то сделать сами. По крайней мере, будет, чем заняться. Не теряйте головы, Пьер, главная битва ещё впереди. Мы доживём до неё, раз до сих пор целы. Но я, кажется, совсем утомил вас разговором…

Пьер Верньо: - Меня утомили совсем не вы, - улыбнулся Верньо, но улыбка вышла невеселой. Он отодвинул шторку и узнал за решетчатым оконцем родную улицу Клиши. - Я уже почти дома, Жак. Позвал бы вас на чашку кофе, но не знаю, будет ли это уместно в нынешних обстоятельствах и позволят ли наши строгие стражи.



полная версия страницы