Форум » Париж, лето 1793 » Битва богов и титанов. Якобинский клуб, 18 июня, вечер » Ответить
Битва богов и титанов. Якобинский клуб, 18 июня, вечер
Верховное Существо: У якобинцев было еще более многолюдно (и оттого душно), чем в прошлый раз. Члены клуба, кажется, собрались в полном составе и сосредоточенно давились на своих местах, трибуны для публики едва не обрушивались под весом толпы, а кому не посчастливолось разжиться входными билетами, толпились во дворе. Такое столпотворение объяснялось просто: сегодня Париж предчувствовал столкновение между двумя властями - правительственным комитетом и Коммуной.
Ответов - 96, стр:
1 2 3 All
Эбер: … Коммуной, представитель которой сегодня выглядел особенно спокойно и уверенно; последствия погрома никак не коснулись Эбера, и он вполне разумно решил, что нервничать пока не стоит. Много народу, не протолкнуться, но Эбер специально пришел пораньше и занял место ближе к трибуне, чтобы не пришлось толкаться и работать локтями, когда начнется заседание. Теперь он осознал, насколько полезна оказалась предусмотрительность – в набитом до отказа Якобинском клубе вряд ли возможно было бы свободно передвигаться. Попросив слова, Эбер взошел на трибуну. Легкий гул почти прекратился, люди перестали переговариваться. Еще не начав речь, трудно было уловить настроение народа… Духота не мешала мыслям, ясным и тщательно продуманным. - Важные вопросы не решаются быстро; мы всегда ищем решения путем анализа. Вопрос бриссотинцев уже обсуждался здесь. Напомню, граждане, мы высказали свою точку зрения на гнусное положение вещей, при котором федералисты продолжают шиковать на народные деньги уже после ареста. Наше уважаемое правительство, - по мере того, как Эбер говорил, его голос становился громче и язвительней, - уверило нас, что народная воля превыше всего, что меры в отношении этих мерзавцев будут приняты. Что ж… Меры действительно были приняты. Я расскажу вам. Дабы следить за расходами федералистов, был назначен человек, комиссар Коммуны, не вызывающий сомнений в своем патриотизме и своей честности… Однако комиссара сместили, граждане. Не стоит ли нам расценивать это как прекращение контроля за расходами бриссотинцев? Не стоит ли нам усмотреть здесь потакание врагам народа? Санкюлоты… интересуются, как, черт возьми, это понимать?
Эро де Сешель: …Несмотря на то, что первый красавец Конвента (разумеется, Эро не считал, что Сен-Жюст ему в этом соперник), главный мастер эпиграмм и душа законотворчества Мари-Жан Эро де Сешель пришел сегодня в клуб одним из первых (но не слишком рано, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне – отчего-то в остаток нынешнего дня ему хотелось побыть незаметным), мысли его были далеки от собрания. Ощущать себя фактически заговорщиком полезно для остроты и развития чувств, но губительно для нервов, если вступить в нечто противоречащее закону решает натура тонкая. Но существовала одна вещь, что спасала Сешеля – бесценный опыт прошлых лет при дворе, и это являлось тем противоядием, что не давало ему погрязнуть в пучине сомнений и уныния. И это было очень кстати, потому что документы на потенциальных беглецов хоть и не были еще готовы, но уже жгли руки. Последние слова Эбера, однако, привлекли внимание Эро, и он крайне мягко поинтересовался: - Если Комитет общественного спасения должен согласовывать каждое назначение, к чему полномочия, данные ему Конвентом? Вы нападаете, гражданин Эбер, вместо того чтобы обсуждать вопрос по существу. В последнее время вы часто поступаете так, и будь вы депутатом, вас можно было бы упрекнуть в саботаже, особенно в свете недавних событий.
Луи Антуан Сен-Жюст: *** Недавно пришедший Антуан сидел на скамье подле Робеспьера. Пока еще вполуха прислушиваясь к гневным обвинениям Эбера, он шепотом пересказывал другу события дня. Увы, встретиться раньше не удалось, и Сен-Жюст был вынужден делиться своими наблюдениями крайне торопливо: - ...таким образом в Комитете большинство проголосовало за поиски нового комиссара. Особенно усердствовал Сешель, как видишь, он и сейчас занимается тем же самым... - Антуан с усмешкой кивнул в сторону Эро и продолжил, еще больше понизив голос. - Но это еще не всё. Согласно рапорту конвоира гражданина Барбару... Ты помнишь, что я ежедневно собираю просматриваю после обеда эти рапорты. - Сен-Жюст хотел тут же спросить, что Робеспьер надумал по поводу информации от другого охранника, утверждавшего, что в погроме участвовал Демулен. Но время было дорого и сейчас Антуан ограничился текущими событиями. - Так вот, после заседания Сешель якобы случайно встретился на улице с Барбару, пошел вместе с ним домой и какое-то время они беседовали наедине. Любопытно правда?.. - Антуан перевел дух. - Прочие поднадзорные вели себя как обычно, по крайней мере в первой половине дня. То есть встречались и трапезничали, но без участия посторонних лиц...
Эбер: - Что ж, поговорим по существу, - Эбер небрежно оперся на трибуну. Сешель безусловно ловок, но поможет ему ловкость в Якобинском клубе? – Коммуна была бы вам очень признательна, если бы вы объяснили мотивацию своего решения. И о каких событиях вы толкуете, гражданин Сешель? – не без тени злорадства поинтересовался Эбер.
Робеспьер: Робеспьер сначала подосадовал, что Сен-Жюст взялся посвящать его в последние сплетни в такой неподходящий момент. Он даже хотел перебить его словами: "Слушай, Эбер говорит о твоем Комитете, между прочим!", но тут Антуан выдал совершенно потрясающие сведения. - Право?! - воскликнул Робеспьер и тут же, опомнившись, понизил голос до шепота: - Об этом ты должен говорить не мне, а с трибуны, и прямо сейчас... Хотя нет, тебе нельзя: скажут, что ты пристрастен, а Дантон потом сживет тебя со свету. Но молчать об этом нельзя. Что же делать?..
Эро де Сешель: Гражданин Эбер, если вы не согласны с тем, что посторонились - дайте знать, я исправлю. Могу встать рядом с вами просто. Эро поднялся со своего места и прошел к трибуне, где дал знак Эберу посторониться, после чего заговорил спокойно-любезно - впрочем, достаточно громко, чтобы шум в клубе не был помехой его речи: - Я благодарен вам, Эбер, что вы предоставили мне возможность выступить в начале заседания. Это отвечает тем мыслям, с которыми я пришел сегодня сюда. Но признаться, я желал говорить вовсе не о новом назначении, граждане! Ибо это назначение - одна из тех необходимых официальных мер, что во множестве принимаются правительственными комитетами и требование согласовывать их - по меньшей мере неразумно, поскольку сие повлечет за собой остановку работы всех наших учреждений. Руководствуясь здравым смыслом, граждане, вы должны понимать, что подобное означает только усиление бюрократии, выгодное демагогам, но не практикам. Это будет не дело, угодное народу; вы можете потребовать этого, но прислушайтесь к своим сердцам! Мое же сердце скорбит по тому, что между нами существует непонимание - непонимание, которое должно было исчезнуть вот уже полмесяца назад. Но от меня требуют пояснений - я исполню свой долг народного представителя. На место гражданина Виктора Жекруэла назначен гражданин Ксавье Дюпон*, человек, знакомый с финансовым ведомством, кто сможет более основательно контролировать расходы арестованных. Честность прекрасна, но одной честности ныне мало, нам нужен профессионализм, и гражданин Камбон - тот, в чьем выборе мы можем быть уверены, никто лучше его не знает сфер материальных и настоящих нужд, никто не упрекнет его в нечестности. Вы все знаете, что сейчас решается вопрос о принудительном займе. Кто выдвинул его? Рамель, ближайший помощник Камбона, Рамель, участвующий в разработке новой Конституции! Кто поддержал его? Камбон. И кто же был против, граждане? Верньо, Барбару и Бюзо! Позволительно ли после этого говорить о поддержке бриссотинцев? Что до недавних событий, то случившийся погром лишь свидетельствует о том, что расхождение наших взглядов дало корни, от которых произрастает древо инсинуаций и наветов! Мы трудимся для народа, мы живем его интересами. Выступая столь частным характером, можно добиться лишь усиления дисбаланса, способного навлечь новые беспорядки. Но мы не хотим беспорядков, мы желаем системы - системы порядка и мира. Системы, основанной на честности не в ущерб знаниям; на твердости мнений не в ущерб их широте; на принципиальности не в ущерб пониманию. Это напоминает мне идеалы, впитанные нами в годы ученичества и вдохновляющие нас теперь. Мне жаль, что мое выступление сегодня началось на такой ноте, но я покорно преклоняюсь перед требованием, прозвучавшим здесь, ибо обратное означало бы пренебрежение доверием. А доверием Коммуны, Эбер, - Эро позволил себе повернуться к оппоненту, - мы дорожим ежечасно, и я буду глубоко оскорблен вами, заяви вы обратное. По напудренному виску Эро стекла струйка пота, но он и не подумал доставать платок – подарок Адель, нечто кружевное и воздушное, понимая, что рискует этим испортить все впечатление – он надеялся, благоприятное – от своей речи. *Вымышленное имя, если кто-то знает более подходящий вариант - исправлю.
Бертран Барер: Бертран сидел и слушал, думая узнать еще мнения. Сешель говорил складно, но осознавал ли он, что этому собранию нужны иные речи? Робеспьер не зря пользуется здесь популярностью, чудом сочетая дар теоретика с чисто практической хваткой. Впрочем, довольно о Робеспьере. Что там говорит Мари-Жан? Дорожим ежечасно? Прелестно… Бедняга Эбер.
Эбер: «И чего он только хочет? – подумал Эбер почти с интересом. – Как глупо и небезопасно играете, гражданин Сешель. И первый стул сломается, и на втором не удержите равновесия.» - О да. Дорожите, и это видно по вашим действиям, - ответил Эбер вслух. – И, стало быть, вы считаете, что причиной беспорядков являются наши расхождения? Но не кажется ли вам, что требования народа ближе к нашим позициям, чем к вашим?... Не считаете ли вы, что правительственный комитет, пусть не обязанный согласовывать каждое свое решение (в этом я с вами солидарен), но обязан прислушиваться, прежде чем принять решение? Вы говорите о погромах, Сешель, но что вы сделали, чтобы их предотвратить? – Не прозвучало ли слишком провокационно? Плевать. «Посмотрим, как у них получится меня обвинить».
Эро де Сешель: - Полноте, любезный Эбер, о каком предотращении вы говорите? Разве Конвент не сделал решающий шаг, исключив из своих рядов недостойных? Разве, выйдя на улицу из правительственных стен, мы не прислушались к мнению народа? И разве не подтверждает это, что народ и есть глава республики? - В этот раз Эро де Сешель ощущал истинное вдохновение, дарованное внутренней уверенностью, что ему по силам с легкостью отразить любые нападки, даже самые ядовитые.
Робеспьер: Пока длилась перебранка Эро и Эбера, Робеспьер лихорадочно соображал, как бы ему сделать достоянием гласности потрясающую новость о рандеву с Барбару. И наконец придумал: не обязательно оглашать слушок в полный голос с трибуны, достаточно пустить его по рядам... Чем Неподкупный и занялся, пока Эро превозносил заслги правительства. Шепот полз, пока не превратился в полноценный ропот, и наконец раздался зычный голос какого-то патриота: - А зачем ты с бриссотинцами встречаешься тайком, благодетель ты наш?! А?!
Эро де Сешель: Высказывание было донельзя неприятным, но, увы, ожидаемым. Эро мимолетно пожалел об отсутствии хотя бы стакана простой воды. Впрочем, вопреки возможным ожиданиям зала, волнение его не посетило - видимая лишь Мари-Жану муза революции в своих легких одеждах, должно быть, сидела где-то неподалеку. - Ваши слова, гражданин, изумляют и огорчают меня. Я был бы рад не наносить этих визитов! Но в то время как одни посвящают себя кабинетной работе - например, гражданин Сен-Жюст усерден в чтении бумаг, другим приходится также нарушать желанный распорядок дня и работать на местах, не доверяя суждениям только исполнителей. С учетом недавнего погрома я решил провести инспекцию лично. Почему же мною было решено начать именно с бывшего депутата Барбару? Да потому, граждане, что именно он учинил насилие в отношении представителя закона, пустившись на рукоприкладство. Движимый долгом выяснить умонастроения арестованного, я посетил его квартиру. И кто упрекнет меня в этом? Ах, я отвечу! - Эро повысил голос. - Тот, кто будучи скован формальным подходом, боится принимать решения, и тот, кто предпочитает строки отчетов велению сердца!
Луи Антуан Сен-Жюст: - Тайные сношения с арестантами теперь называютсяя новыми методами работы? - возмущенный до глубины души, Сан-Жюст встал с места и тоже повысил голос, чтобы все присутствующие в клубе могли его слышать. - Одновременно с этим вы настаивали на отстранении от дел комиссара, занимающегося контролем за делами поднадзорных бриссотинцев. Какое трогательное стремление оградить их (хоть временно) от любых неприятностей и пообщаться с ними лично и наедине! Вы, Сешель, всего лишь рядовой член Комитета, не забывайте об этом! Народ или Комитет в полном составе не давал вам полномочий вести секретные переговоры с поднадзорными! Вы дискредитируете правительство, и я настаиваю на проведении расследования этого инцидента! Убедившись, что по рядам собравшихся снова пошел шепоток: "тайные сношения... переговоры с поднадзорными...", Антуан сел обратно на свое место. Настроения завсегдатаев Клуба чувствовались совершенно отчетливо, Сен-Жюст купался в этих волнах народной поддержки.
Эро де Сешель: - Гражданин Сен-Жюст, позвольте заметить, что вы говорите так, будто я пробрался туда под покровом ночи. Тайные сношения! От кого же я делал тайну? От охранника, может быть? Прискорбно слышать подобное, когда нас должно объединять общее дело!.. Что же еще вы возведете мне в воображаемую вину? Подкуп охранника и всех тех добрых граждан, что видели меня у дома Барбару? Фантазии хороши для сочинительства, но вредны для политики. Я назвал бы это клеветой, но слишком ценю вас как коллегу, молодой человек, - Эро ни на шаг не отошел от трибуны.
Софи Жарден: Софи Жарден на собрание Якобинского клуба пришла вовремя, что было совсем не характерно для молодой особы. Но, посчитав, что пьеса гражданина Луве – дело важное и серьезное, актриса с самого утра начала готовиться к «своему выходу» - выбрала платье, шляпку и, самое главное, собрала принадлежности для вышивания и взяла небольшой надушенный платок. Только войдя в зал клуба, Софи отметила множество желающих присутствовать на заседании. Почти все места на скамьях были заняты, но Софи, не смутившись, прошла немного вглубь и села недалеко от трибуны. Вид открывался замечательный. Таким образом, заняв стратегически правильное место, молодая женщина очаровательно улыбнулась сидящему рядом, на что тот тоже не поскупился на беззубую улыбку и даже подмигнул заплывшим глазом. Гордо отвернувшись от него, актриса достала вышивание и погрузилась в работу рукодельницы. Как только начались дебаты, Софи попыталась высмотреть среди присутствующих свою жертву. Не заметив Сен-Жюста, она немного расстроилась. Ведь получалось, что первое действие пьесы Луве предстоит перенести…Обсуждение посещения гражданином Эро-Сешелем арестованного Барбару вызвало у Софи живой интерес. Ей нравилось, как мягко и уверенно излагает Сешель. Актриса даже отвлеклась от работы, завороженно слушая его. Но тут встал и виновник пребывания Жарден в стенах этого заведения. Женщина слегка улыбнулась, но вышивать не продолжила. Она просто наблюдала за словесным состязанием двух красавцев-мужчин и ни о чем не думала.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Прискорбно, что мне приходится напоминать вам элементарные правила, гражданин - отозвался со своего места Сен-Жюст. - Если вы желали допросить гражданина Барбару, необходимо было сперва получить соответствующую санкцию, вызвать свидетелей, вести протокол. Вы этим пренебрегли! Вы действуете как их соучастник! Какой позор для правительства! - трагически закончил Сен-Жюст и оглядел соседние ряды в поисках Дантона. Пора бы тому тоже молвить свое слово: Антуан помнил, что утром Жорж был склонен согласиться с его позицией.
Эро де Сешель: Эро также посмотрел в сторону Дантона - и тоже с надеждой. Барер, очевидно, выскажется не раньше, чем исчезнет необходимость поддержки - иначе окажется, что он защищает оратора. А вот Жорж... Он может сейчас помочь. И если и будет недоволен, то не скажет это публично, предпочтя беседу с глазу на глаз. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться. - Гражданин Сен-Жюст, сколько патетики! Подобный тон я слышал недавно от цветочницы, у которой в грозу разбилось несколько горшков. И с чего вы взяли, что я не вел протокол?
Дантон: Дантон сидел с каменным лицом, но с трудом подавлял желание схватиться за голову от услышанного. Свидание Эро с Барбару стало новостью для него тоже, и не сказать, чтоб новостью приятной. И эти неуклюжие отговорки... "Решил провести инспекцию лично"!.. А главное, Эро выбрал для филантропических визитов самый неудачный момент из всех возможных. Дантон не одобрял свиданий с бриссотинцами ни с политической, ни с человеческой точки зрения (любви ни к кому из них он не испытывал). Самым мудрым и правильным сейчас было встать и заорать: мол, граждане, может, Эро и встречался с Барбару по своим делам, но при чем здесь Комитет? мы об этом ни сном, ни духом и отношения к этому не имеем. Но такой вариант Дантон даже рассматривать не стал всерьез. И продолжал мрачно молчать, прикидывая соотношение сил.
Эбер: - Протокол – это прекрасно, а как насчет свидетелей, гражданин Сешель? – ядовито поинтересовался Эбер. – Боюсь, что ваш аргумент о самостоятельности народного правительства будет уже не совсем уместным… Судя по высказываниям гражданина Сен-Жюста, речь тут идет о какой-то другой самостоятельности. Но граждане! – издевательски пафосно обратился Эбер к народу. - Мы, конечно, должны доверять гражданину Сешелю – ведь он представитель Комитета! Правительства, утверждающего, что слушает народ, хоть и не прислушивается; что выражает нашу волю, хоть и не доверяет представителям санкюлотов; и гражданин Сешель – воистину достойный представитель Комитета, заслужившего наше доверие. – Последние слова прозвучали на фоне нарастающего ропота. Эбер повернулся к Эро. – Гражданин Сешель, мне кажется, тут все хотят узнать подробности вашей… инспекции, так вы выразились?
Эро де Сешель: Вопрос определенно был рассчитан на то, чтобы лишить выступавшего дара речи - и к чести Эбера, ему это вполне удалось. Но молчание было смерти подобно, и заговорить пришлось. - Право, я был столь наивен, что счел присутствия охранника достаточным! - возразил Мари-Жан. - Безусловно, свидетели необходимы, но напоминаю уважаемому собранию, - пришлось вновь повысить голос, чтобы его слова услышали хотя бы те, кто этого желал, - что речь идет о домашнем аресте, и свидетели наличествуют по умолчанию! Теперь о подробностях, граждане. Бывший депутат Шарль Барбару выражал недовольство строгостью содержания, однако же мне пришлось напомнить ему о минимальных разумных соображениях, призванных охранить арестованных от чрезмерных злоупотреблений народного гнева, пусть и справедливого, но вне законности, а нас всех - от проявлений распущенности, недопустимой для лиц, подвергшихся заслуженному наказанию! Только чудом он не закашлялся, но все же замолчал, чтобы перевести дыхание.
Жан-Батист Каррье: - "Шарль Барбару выражает недовольство"! - проорал из зала звучный хрипловатый голос коллеги Эро по Конвенту. - И члены Комитета спешат к нему - узнать, чем они изволят быть недовольными. Черт возьми! - Каррье встал и выпрямился во весь свой немалый рост. - Если так в наше время арестовывают контру, арестуйте меня тоже! Я тоже хочу посидеть под таким арестом, чтоб бабы, выпивка и Эро-Сешель на побегушках! Публика зааплодировала и засвистела, выражая восторг.
Эро де Сешель: - Паясничайте, уважаемый Жан-Батист, дразните этих добрых людей, что верят вам! - парировал Эро, мужественно дождавшись, пока свист немного утихнет. - Позвольте спросить, что делали сегодня вы сами? То, что вы называете побегушками, есть акт гражданского самосознания и предусмотрительности депутата, и мне горестно слышать, что вы не желаете этого понять!
Бертран Барер: Услышав слова Каррье, Барер не удержался и вполголоса отпустил замечание, зная, что оно пойдет по рядам: - Зависть - плохое чувство для комиссара, но вполне простительное, если речь идет о Жан-Батисте и Шарле Барбару...
Жан-Батист Каррье: - Зависть вообще плохое чувство, - заявил Каррье, когда шуточка дошла и до него, - в том числе и для тебя, мой дорогой анонимный сочинитель. Но довольно, - он протолкался к трибуне, влез на нее и встал рядом с Эбером: - Граждане, здесь и сейчас, как депутат Конвента и просто патриот я завяляю, что не довряю Комитету общественного спасения и подозреваю их всех до единого, за исключением гражданина Сен-Жюста, в связи с бриссотинцами. Объяснение, которое Эро дал своему свиданию с Барбару, - это курам на смех. Я предлагаю, чтобы с сегодняшнего дня арестованными занималась исключительно Коммуна, - Каррье хлопнул по плечу Эбера. - Правда, Коммуну тоже можно упрекнуть в излишней мягкости к нашим бордосским друзьям, это ведь они так их распустили, что уже упомянутый здесь Барбару считает возможным прилюдно бить по мордасам офицера национальной гвардии, который, между прочим, спас накануне его никчемную жизнь. Согласитесь, подобные выходки превосходно характеризуют этих людей, якобы умученных тяжелыми условиями заключения. Итак, я предлагаю просить Конвент, чтоб бриссотинцев отдали Коммуне при условии более строгого над ними пригляда. ГОтово ли общество якобинцев подписать это обращение?
Бертран Барер: Барер поджал губы, с неодобрением глядя на Каррье. Эти его методы... Бертран ощутил неудовольствие пополам с досадой. Возможный изящный спор с приведением аргументов, который порадовал бы Бертрана, сегодня явно не состоится. Если б не опасение, что Каррье переключится на него, Барер бы поднялся и вышел, но, опасаясь привлекать к себе внимание и вынужденно вступать в рискованную дискуссию, остался на месте.
Эро де Сешель: Эро покачал головой и с видом «ну что тут можно поделать!» пошел обратно к скамьям. Момент покинуть место выступавшего был не идеальным, но не худшим – все видят, что ему просто не дали высказаться до конца. Бриссотинцев Коммуне! Как ни странно, он не заволновался и теперь. Безусловно, никто из Конвента этого не допустит – таких сумасшедших, как Каррье, найдется мало. Невозмутимо сев на свое место, Эро наконец позволил себе промокнуть платком лоб.
Буасси: Буасси смог прийти в клуб только с немалым опозданием. Впрочем, следовало поблагодарить Барбару за внезапное появление - без этого он мог вообще не успеть... теперь, оказавшись в клубе в разгар речи Каррье, Франсуа старался, по возможности никому не мешая, найти свободное место и одновременно понять, что же именно здесь происходит. Обе задачи оказались не из легких. но первую удалось решить быстрее - его узнали и великодушно потеснились. Буасси устроился как можно удобнее и превратился в слух.
Камиль Демулен: В этот вечер Демулену хватило ума не лезть в первые ряды а напротив, внимательно слушать из затененного угла недалеко от выхода. Прошло почти двое суток, а никакой реакции на неудавшийся погром так и не последовало. Камиль непривычно мучился неизвестностью, но больше усидеть дома не мог. Но еще больше терзала Демулена мысль, что не удалось довести операцию до конца и добавить несколько свежих веточек к своему венцу предводителя восстаний. Поэтому попытки Сешеля защищать мерзавца Барбару заставляли Демулена стискивать кулаки. Причины молчания Жоржа он понять не мог, это могло оказаться как благоприятным, так и неблагоприятным знаком для него лично. Чувствовать себя полуприступником в глазах общественности, при этом не являясь таковым в собственных глазах, было крайне мучительно и досадно. Лекарством для расшатавшихся нервов могло бы стать официальная поддержка инициативы погрома со стороны коммуны, но гордость не позволяла просить кого-нибудь из знакомых коснуться этой темы в выступлении. Однако предложенное Каррье решение вполне устраивало Камиля - если Коммуна получит контроль над бриссотинцами, то сиё автоматически покроет и легализирует устроенный коммуной погром. Прятаться за спины других было унизительно до слез, и Демулен мысленно клялся себе никогда более не покупаться ни ан чьи льстивые уговоры, ежели он сам не будет полностью уверен в предприятии.
Робеспьер: Трибуна была занята (что за манера - лезть на нее толпой и не слезать, высказавшись?!), и Робеспьер, поднявшись, заговорил с места, благо, в Якобинском клубе его слушали и так. - Я поостерегся бы в столь бескомпромиссной форме выражать недоверие правельственному Комитету. Однако же вынужден с прискорбием признать, что в вопросах надзора за известными арестантами Комитет себя скомпрометировал... Вернее, его скомпрометировали некоторые из членов, поддерживающие подозрительно близкие отношения с арестантами и неуклюже маскирующе это дело под некие расследования. Поэтому я поддерживаю предложение гражданина Каррье. Пусть бриссотинцев охраняет одна из существующих властей, и она же несет за них всю полноту ответственности, чтобы мы, по крайней мере, знали, с кого нам надлежит взыскивать в случае новых неприятностей.
Эро де Сешель: Это было ужасно, но спорить с данным высказыванием было затруднительно - и Эро решил воздержаться от дальнейшего навлечения критики на свою голову. Стоило подождать и узнать, поддержат ли Робеспьера достаточным числом голосов или нет нужды волноваться. Следующим, по всей видимости, выступит Сен-Жюст, мнящий себя олицетворением справедливости еще больше, чем Неподкупный.
Эбер: Эбер не ожидал такого поворота событий, но поддержкой Каррье удивлен не был… Робеспьер подхватил инициативу, и заместитель прокурора Коммуны счел нужным поддержать Неподкупного. - Коммуна готова взять на себя эту ответственность. Бриссотинцев пора судить по справедливости! – Эбер сошел с трибуны, полагая, что далее в дискуссии можно участвовать и с места.
Эро де Сешель: Ах, а тут уже можно и не спорить... - Быть может, Коммуна желает взять на себя еще какую-то ответственность? - с обычной иронией поинтересовался Мари-Жан.
Эбер: Эбер остановился на полпути к своему месту, повернулся к Сешелю и слегка улыбнулся. Сердце стало биться немного чаще, но Жак-Рене ничем не выдал своего волнения. Черт возьми, ведь не о чем беспокоиться. - О чем вы, гражданин Сешель?
Эро де Сешель: - Ответственность за прочие деяния, - продолжил Эро. - У Коммуны мало прочих забот, как то обеспечение надзора за ценами, борьба со спекулянтами, муниципальное управление... Право, верно! Надзирайте за бриссотинцами. Быть может, Коммуна также поможет нам утвердить Конституцию? Но, - Мари-Жан сделал паузу, - если вы упустите из виду ситуацию со снабжением, Конвент будет знать, что тому причиной. И причину эту я назову, несмотря на то, что мне больно произносить эти слова: стремление к власти в ущерб разумному разделению обязательств!
Марат: - Довольно болтовни! Опять якшаться с приспешниками Дюмурье? – неожиданно раздалось откуда-то от входа. Море людских голов колыхнулось, поворачиваясь в ту сторону. Туда, где стоял, тяжело прислонившись к дверям, невысокий, бедно одетый человек в странном, напоминающим пестрый тюрбан, головном уборе. Впрочем, весь его наряд заставлял вспомнить побирающихся на паперти нищих. - Марат! – единым вздохом пронеслось по рядам. И этой почтительности, которой приветствовали похожего на бродягу вновь прибывшего, могли бы позавидовать лидеры Конвента. Человек, названный Маратом, был явно нездоров. Об этом свидетельствовали заметные даже издали нарывы и пятна на лице и полуобнаженной, небрежно обмотанной какой-то грязной тряпкой шее. Но от этого его голос не звучал тише. Напротив, источал сарказм и агрессию. – Столько церемоний ради предателей! И наш драгоценный Комитет тоже хорош – одни покрывают делишки жирондистов, другие – отмалчиваются по углам, делая вид, что их тут нет! Не так ли, дорогой Жорж? – Продолжая говорить, Марат медленно двинулся к трибуне. – Какое любопытственное зрелище! Предательство и раскол зреют среди нас! В этих самых стенах! Ощутившие вкус власти начинают зубами рвать друг у друга жирный кусок, забрызгивая нечистой кровью всех, кто окажется поблизости. Благо наших сограждан ничто, разменная монета для ваших собственных игр, верно? Дантон! Сешель! Сен-Жюст! Робеспьер! И даже ты, Эбер! Все вы как горячей картофелиной перебрасываетесь правом охранять жирондистов, тогда как эту заразу нужно всего лишь уничтожить.
Дантон: Те, кто сидел поблизости от Дантона, заметили, что на миг Отца Нации жестко перекосило. - Чего ради сюда притащился этот юродивый? - простонал Жорж-Жак, хватаясь за голову. - Только его здесь не хватало!.. До этого момента он не хотел поддерживать Эро из принципа. Эро не послушался его в Комитете, да еще потащился потом к Барбару неизвестно зачем, и публичная порка в Якобнском клубе, по мнению Дантона, стала бы в такой ситуации тяжелым, но полезным уроком для него. К тому же, ему не хотелось углублять конфликт. Пусть даже якобинцы в очередной раз предадут торжественной анафеме Комитет. Их решение не будет иметь никаких практических последствий само по себе. Пусть Якобинский клуб и совесть республики, но все мы знаем, сколь мало совесть влияет на наше поведение в тех сферах, где мы имеем в виду выгоду и пользу... Однако вмешательство Марата выводило ситуацию на иной уровень. Марат - это, к сожалению, не абстракция, хотя его влияние, в сущности, тоже имет чисто моральную природу. И в тот момент, когда эта вонючка возвысила свой скрипучий голос, Дантон понял, что сидеть и молчать далее невозможно. Он встал и бросился к трибуне, чтобы занять ее раньше Марата (если позволить этому типу угнездиться на трибуне, он ведь не слезет с нее до второго пришествия, известное дело!). - Граждане! Я молчал до настоящего момента, поскольку не находил вопрос столь важным, чтобы общество тратило так много времени на его обсуждение. Но, увидев, даже Друг Народа, презрев свое недомогание и поставив под угрозу свое драгоценное для всех нас здоровье, явился лично, чтобы сказать слово, я понял, сколь глубоко и серьезно недоразумение. А между тем оно, уж простите, яйца выеденного не стоит. Вы говорите, бриссотинцам оказываются недопустимые послабления, но никто не объяснил четко, в чем именно они состоят. Ни Каррье, не Эбер не сказали по чему поводу ничего, кроме общих слов. Чиновник, назначенный гражданином Камбоном, еще не приступил к исполнению обязанностей, а вы его уже критикуете. На что это похоже, скажите на милость? Далее... что там еще было? Ах да, Эро встретился с Барбару. Я не знаю, зачем он это сделал, для меня это явилось таким же сюрпризом, как и для вас. Но у меня есть одно объяснение: Эро человек общительный, он достаточно долго пьянствовал с некоторыми из бриссотинцев, пока политические расхождения не сделали это окончательно невозможным. Как человек светский, Эро склонен разграничивать политику и личные отношения. Сегодня он пьет с Барбару, завтра со мной, а послезавтра с Проли, которого Эбер хорошо знает и которому покровительствует. Мы можем порицать Эро за это как за недостаток принципиальности и разборчивости, но я не стал бы видеть злые козни в стремлении поддерживать знакомство с симпатчным обалдуем, с которым в прошлом было немало вина выпито и немало женщин по-братски поделено. Если бы Эро встретился с Бриссо, это было бы подозрительно. Но Барбару... Кто такой Барбару, граждане? - Дантон развел руками и обаятельно улыбнулся, как бы призывая слушателей вместе с ним посмеяться над наивной подозрительностью ретивых патриотов, раздувших такую историю на пустом месте.
Эро де Сешель: Вздох облегчения можно было позволить себе разве что мысленно, но от этого он не становился менее приятным. Теперь можно было не бросаться в бой, а прикрыть на пару мгновений глаза и расслабиться. Жоржа уже не переспорят, Жорж не таков. И Марата можно не опасаться… Пришел, даже не верится – сегодня здесь поистине собрался цвет Республики… Правда, некоторых Эро был склонен отнести к сухоцветам… а также к сорнякам и прочим неудобным растениям. Уклон в ботанику заставил вспомнить и Шиповника – но Фабр, лелея свой богемный режим, уж точно нашел на этот вечер занятие повеселее…
Марат: Но Марат услышал в речи Дантона совершенно иное. - Друзья, вы только полюбуйтесь на это! - обратился он к залу. Лезть на трибуну следом за угнездившейся там тушей Друг Народа не пожелал. Вместо этого он с ногами вскочил на лавку первого ряда, зная что от случайного падения его в случае необходимости удержат тесно сгрудившиеся вокруг вожака патриоты. – Сам Дантон оправдывает действия своей птички-феникса, прося войти в положение любителя выпить. – Оратор сделал паузу, позволяя волне смешков прокатиться по клубу. Дождавшись, когда снова наступит относительная тишина, он продолжал. – Все мы не без греха, но одно дело помочить глотку с такими же добрыми патриотами и совсем иное – пить с врагом! С подозрительным. Хотел бы я знать, какие государственные тайны выбалтываются во время таких застолий!
Эро де Сешель: Логические построения придумывались и отбрасывались одно за другим, и ни одно не казалось Эро достаточно убедительным. Но в конце лихорадочных рассуждений его осенило: любое оправдание Барбару не приведет к должному результату. Говорить следует о другом. И он легко вспорхнул с места. - Браво, Жан-Поль! С вашими доводами трудно спорить и невиновному. Но скажите мне, о Друг Народа, - пусть вы не верите жирондистам, но отчего вы не верите мне? Чем нарушил я доверие патриотов? Если пустая подозрительность и зависть выше моих заслуг - я готов покинуть Конвент, ибо не считаю себя вправе при подобном отношении ко мне работать над главным документом нашей республики! Граждане! - Эро призывно поднял руки. - Вот я, я готов подчиниться воле лучших патриотов! Каков ваш вердикт? Я готов уйти и передать свои дела Антуану Сен-Жюсту!
Эбер: - Хватит паясничать, Эро, - блефовал Сешель совершенно неправдоподобно. – И да, действительно, чем это вы нарушили доверие патриотов? Если вы признаете бриссотинцев преступниками – почему оправдываете их? А может, считаете их невиновными? Коммуна же готова взять на себя федералистов, потому что мы не собираемся заниматься тем, чем занимаетесь вы – как удачно выразился Друг Народа, якшаться. Будьте уверены, мы вполне управимся со всем, возложенным на нас. – Эбер повернулся к Марату. – Уничтожить заразу, Жан-Поль? О каком уничтожении вы говорите, если Комитет не в состоянии даже ужесточить меры их содержания? Предатели родины под домашним арестом, не смешно ли звучит? И однако правительство считает это совершенно нормальным.
Эро де Сешель: - Вы вынуждаете меня пускаться в крайности, Эбер, - парировал Мари-Жан, предпочтя опередить Марата, - ибо предпочитаете цивилизованной беседе взаимные обвинения!.. С чего вы взяли, что я оправдываю бриссотинцев? Вы говорите за меня, утверждаете за меня, мыслите за меня... Я понимаю, добродетельный Дюшен, - Эро улыбнулся, - вам досадно не быть депутатом, но стоит ли так откровенно жаждать занять мое место? Право же, ваша жена этого не одобрит - как вы знаете, я человек свободный.
полная версия страницы