Форум » Париж, лето 1793 » Битва богов и титанов. Якобинский клуб, 18 июня, вечер » Ответить
Битва богов и титанов. Якобинский клуб, 18 июня, вечер
Верховное Существо: У якобинцев было еще более многолюдно (и оттого душно), чем в прошлый раз. Члены клуба, кажется, собрались в полном составе и сосредоточенно давились на своих местах, трибуны для публики едва не обрушивались под весом толпы, а кому не посчастливолось разжиться входными билетами, толпились во дворе. Такое столпотворение объяснялось просто: сегодня Париж предчувствовал столкновение между двумя властями - правительственным комитетом и Коммуной.
Ответов - 96, стр:
1 2 3 All
Эбер: - Ваше место? - громко возмутился Эбер. - На что мне место в собрании, где не желают слушать дух свободной нации? И не льстите мне, Сешель, я никогда не смог бы заменить вас в искусстве плести сплетни и жить двойными стандартами в отношении врагов народа, тем самым предав его! С чего я взял, спрашиваете вы? Предоставляю вам догадаться самому, если только все сегодня сказанное еще не помогло вам этого понять, - язвительность просила сказать что-нибудь порезче, но это был бы окончательный переход на личности, нельзя этого допустить. - И мы, пожалуй, можем поговорить цивилизованно, если только у вас остались еще аргументы кроме обсуждения вашей личной жизни и разбитых цветочных горшков.
Бертран Барер: - Граждане, граждане! - не выдержал уже Барер, - я глубоко уважаю Друга Народа, но это уж ни в какие ворота не лезет! Бертран встал. Поднял руки, пытаясь обратить внимание на себя. - Что с того, что Феникс выпил с Барбару? Да, Барбару пьяница. Драчун. Бабник. Но разве Сешель женщина и подпадет под чары этого болтливого южанина? Сешель, узнав о погроме, рискнул своей репутацией. Он пошел к Барбару. К марсельцу, граждане, не к Бриссо, не к Верньо! Он пошел узнать, что случилось. Неужели мы станем порицать его за инициативу? Вспомните, друзья! Если б Эро Сешель не проявил инициативу в июле 1789 года, что было бы тогда, друзья мои? Сейчас он поступил так же: рискнул собой ради других! Ради нас, друзья! Не позволяйте зависти и гневу затуманить ваш разум.
Робеспьер: - Довольно странно сравнивать посещение Барбару со взятием Бастилии, - заметил Робеспьер. - И не менее странно ставить взятие Бастилии в заслугу Эро-Сешелю. Кроме того, лично я не замечаю, чтобы визит Эро к Барбару принес какую-то пользу республике. Иными словами, аргумент, - Неподкупный сделал паузу и скорбно развел руками, - не кажется мне уместным. И в присутствии гражданина Марата я позволю себе напомнить собранию, что мы еще не приняли решения по поводу полномочий Комитета общественного спасения.
Эро де Сешель: - Я был там! - возразил Эро. - Вдохновленный народом, я взаимно вдохновлял его, и не вам, гражданин Робеспьер, ставить или нет мне это в заслугу - в отличии от Демулена, что был там со мной, когда мы еще не знали друг друга. Но провидение объединило наши стремления и привело нас на башни древней темницы - подобно тому, как дух исследователя повел меня в обитель поверженного врага народа. Как низко же вы, кто осуждал меня, цените патриотический дух, если считаете, что его так легко смутить!
Марат: - Тихо все! - гаркнул Марат. - Орете тут как базарные бабы! Коммуна, - он демонстративно обвел рукой ряды собравшихся, - считает, что приспешники Бриссо уже достаточно долго испытывают наше терпение. Казнить их всех за неуважительное отношение к честным революционерам и дело с концом. Из-за них получил по роже гвардеец, без вести пропал член Коммуны молодой гражданин Пикар, оскорблен приставленный следить за их деньгами комиссар. Это не должно сойти им с рук!
Дантон: Упоминание о Пикаре стало ошибкой Марата. Спорить с ним было, конечно, рискованно, но Дантона риск не страшил, и он возвысил голос: - Ваш Пикар обыкновенный бандит, и вовсе он не "пропал без вести", а находится под арестом и скоро выдаст своих сообщников, с которыми совершил ночное нападение на Бюзо!
Буасси: Буасси почувствовал, что ему становится очень неуютно. Итак, визит к Верньо расценивается как более серьезный проступок, нежели совместное распитие вина с Барбару. Счастье, что не стало пока известно об их встрече! Если уж Эро подвергается такой ожесточенной атаке, то он бы точно не унес отсюда ноги. Воистину - любопытство кошку сгубило... но Сешель... как интересно... Франсуа постарался придать лицу выражение невозмутимого спокойствия, которого на самом деле не испытывал, и продолжил внимать спору, одновременно лихорадочно размышляя, не стоит ли ему незаметно ретироваться из клуба прямо сейчас. Просто на всякий случай.
Эбер: Ага, а вот и судьба Жерома прояснилась... Сообщники. Сердце снова застучало как-то гулко, в голове прокрутилось несколько вариантов дальнейшего развития событий, но Эбер не потерял обычного самообладания. - Бандит? - почти лаконично поинтересовался он. - Скорее, патриот, которому надоело смотреть, как бриссотинцам спускают все с рук! Бездействие приводит к беспорядкам, а вы в Комитете продолжаете искать виновных черт знает где! Долой неопределенность; или вам, граждане комитетчики, выпить больше не с кем, кроме федералистов? Поэтому вы их так бережете?
Эро де Сешель: - Ах ну что вы, мы учимся трезвости, беря пример с Неподкупного, хоть он и не состоит в Комитете, - не отказал себе в удовольствии поддеть Робеспьера Эро. Но впрочем, что он такого сказал? Лишь отдал должное умеренности и добродетельности.
Робеспьер: - У вас оригинальный способ учиться трезвости, Эро, - Робеспьер не удержался тоже, хотя вообще-то вступать в перепалку было ниже его достоинства.
Эро де Сешель: - Не менее странные, чем у вашего доброго давнего знакомого для установления справедливости! - Момент, когда козыри можно было держать в рукаве, прошел, и Мари-Жан пожертвовал одну из карт - намереваясь, впрочем, насладиться эффектом.
Марат: Снова вмешался Марат: - Пытаешься прикрыться прошлыми делами, а? Прошлое это ничто, Орлеанский и Дюмурье тоже всеми силами доказывали нам свою верность, чтобы усыпить бдительность народа и после попытаться нанести свой подлый удар. Напрасная надежда. Комитет меня разочаровывает, - веско заключил он.
Эро де Сешель: В подобных обстоятельствах оставалось только развить мысль... Жорж, безусловно, может быть недоволен таким оборотом, но Демулена нет в Комитете, а он, Мари-Жан, есть. Никто здесь серьезно не осудит за причастность к погрому, а вот отвлечь внимание ряда лиц, быть может, удастся. Очень хотелось верить, что дискуссия примет иной оборот. - Я вижу, что увлекаясь подозрениями, здесь никто не обращает внимания на самоуправство! Разве есть норма то, что журналист поощряет погромы, прежде чем по справедливости изложить свое мнение в печати? Вы осуждаете меру наказания для бриссотинцев - но где мнения, высказанные честно, мнения, доступные народу, а не кулуарам, и притом мнения, изложенные цивилизованно в прессе, как и подобает при республиканском порядке? Вы осуждаете мнимое невнимание Конвента! Но до сих пор я внимаю лишь брани, позволительной низшему люду, а не просвещенным речам!
Верховное Существо: Робеспьер нехорошо прищурился. Дантон на трибуне словно застыл. Мгновение стояла оглушительная тишина, и тут же зал взорвался негодующим ревом и свистом. Простая публика мало что поняла из последней реплики Эро, патриотам показалось лишь, что он как-то плохо отозвался о гражданине Марате, и Фениксу Конвента тут же принялись грозить кулаками, сулить расправу, перебивая друг друга, требовать исключить его из клуба, отправить на гильотину или тут же, на месте вздернуть на фонаре.
Эро де Сешель: Побледнев под цвет своего парика, Мари-Жан сел на место, вновь намереваясь переждать бурю. Не кричать же, в самом деле, на весь зал о причастности Демулена к погрому!.. Но шум не умолкал, а Дантон все еще был на трибуне... и Эро, стараясь не замечать творящегося вокруг бедлама, начал протискиваться к нему, надеясь все же обнародовать новость. Какими словами, он пока не знал, ибо не желал ссориться с Камилем.
Луи Антуан Сен-Жюст: Сен-Жюст не без тени зависти глядел на Марата. Как этому сквернословящему оборванцу удается быть столь любимым в клубе?.. Хотел бы он оказаться на его месте! Но Антуану хватало ума понять, понимал, что Маратом нужно родиться, а у него самого совсем другие методы. - Кажется, сегодня опять все закончится дракой, - кисло сообщил он Робеспьеру. Но тот факт, что народ теперь крайне неодобрительно встретит любые исходящие от правительства послабления для бриссотинцев было очевидно.
Камиль Демулен: Чувство самосохранения подсказало все еще держащемуся в тени Демулену, с какой целью Сешель рвется к трибуне. Камиль не считал свой недавний поступок чем-то противоправным или незаконным, он действовал искренне и по велению сердца. Но прекрасно осознавал, понимал в силу профессии, как легко сгустить краски, как охотно поверят всему разгоряченные умы собравшихся. Сейчас разместившиеся неподалеку от трибуны лидеры бились каждый за себя. Особенно способствовала этому вызванная (пока еще!) не произнесенным слово "измена!" призрачная тень гильотины. "Разве есть норма то, что журналист поощряет погромы, прежде чем по справедливости изложить свое мнение в печати?" Проклятье! Его превратят в козла отпущения. Не потому, что желают ему зла персонально бестолковому и улыбчивому приятелю Дантона, а потому что знают: ничего серьезнее порицания и осуждения Камиль не схлопочет. При таких-то именитых друзьях! Это было бы особенно досадно и вызывало раздражение... но это было предсказуемо. Сешель наверняка постарается развить тему погрома, чтобы отвлечь внимание от своей дружбы с этим марсельцем Барбару... Отвлечь внимание... Отвлечь внимание? Демулен быстро огляделся по сторонам. Внимание соседей сосредоточено на трибуне, все кричат, тянут шеи и потрясают кулаками... Где-то в толпе затерялся Каррье, жаль, что он далеко. Взгляд журналиста обратился вверх. Вдоль стен тянулись оставшиеся от прежних владельцев якобинского монастыря книжные стеллажи, с потолочных балок свисают веревки, с помощью которых опускали для заправки давно уже покрытые пылью канделябры. Не то... Из-за духоты окна и двери раскрыты настежь, но это не приносит облегчения даже в этот вечерний час. Нагревшиеся за день, рассохшиеся оконные рамы. И так кстати мирно покачивается у стены позади скамей зажженная масляная лампа. Пара аккуратно отвязанных канатов, и потолочный железный канделябр со страшным грохотом рухнул в угол, по счастью пустой. А вот задетая при падении лампа разбилась, мгновенно вспыхнула на полу лужа масла. Тоненькая струйка дыма, затем вторая. Язычки пламени жадно лижут деревянный настил. - Пожар! - завизжала какая-то женщина сквозь ругань и изумленные крики соседей.
Софи Жарден: Софи долгое время вышивала, не уделяя пристального внимания сути решаемого вопроса. Все же политика – скучное дело и совсем не женское, как считала молодая актриса. Но с появлением на собрании Марата восхищенный шепот присутствующих заставил Жарден отложить работу. Наблюдая за проходом Друга народа к трибуне, Софи поежилась от его неприятного голоса. А когда увидела совсем близко от себя, были произнесены им слова об уничтожении бриссотинцев. Актриса с трудом сдержала вздох отвращения к этому ужасному и жестокому человеку. Как бы Софи и ненавидела Барбару, смерти ему не желала… И мысли о такой же судьбе Жан-Батиста не были радужными. Но соседа наоборот услышанная речь Марата привела в бурный восторг, что вызвало у молодой женщины желание уйти. Шум не прекращался. Присутствующие друг друга перебивали. Софи в душе начала проклинать «пьесу» Луве и свою глупость. Но собравшись с силами, продолжила вышивать, немного отодвинувшись от своего соседа-санкюлота. Иногда поднимая взгляд на трибуну, актриса высматривала Сен-Жюста. Все же из-за него она оказалась в этом ужасном месте… Вскоре, молодая женщина перестала акцентировать свое внимание на окружающих ее патриотах. Самое важное происходило на трибуне… …но шум позади скамей и последующие крики «Пожар!» застигли артистку врасплох. Вскочив со скамьи, Софи чуть было не уронила свое рукоделие, что ей не помешало наступить кому-то на ногу. Тихо извинившись, женщина растерянно посмотрела по сторонам.
Дантон: В помещении клуба, особенно на местах для простой публики, поднялась суета, совершенно не соответствующая масштабам "беды". Самые впечатлительные принялись проталкиваться к выходам. Крик "пожар, пожар" был подхвачен тут и там. Видя, что дискуссия, кажется, прервалась, Дантон спустился с трибуны. Он хотел разобраться, что стряслось, но, пока он пробирался сквозь толпу, к нему приблизился явно робеющий, пунцовый от волнения, задерганный офицер национальной гвардии (Отец Нации не знал его в лицо, иначе понял бы, что это не кто иной как лейтенант Легран, охраняющий арестованных жирондистов). Лейтенант, набравшись смелости, что-то сообщил испуганным шепотом. Лицо Дантона побурело. Было видно, что он крайне потрясен тем, что услышал.
Эро де Сешель: Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе - но на этот раз все вышло ровно наоборот. До трибуны Мари-Жан так и не добрался, зато с нее спустился Дантон, а это значило, что можно было попытаться переговорить с ним первым - выбравшись из этой суеты. - Жорж, что нашло здесь на всех - право, не понимаю... И отчего ты не заговорил в мою защиту раньше? - И Эро потянул его за рукав к выходу.
Бертран Барер: Барер неспешно поднялся со своего места и принялся прокладывать себе дорогу к выходу: самому распоследнему дураку было ясно, что более здесь делать нечего. К тому же Бертран заприметил как раз между собой и выходом тушу Дантона с почти вдавленной в него тушкой Сешеля. Прекрасный момент выразить свое сочувствие второму и уважение первому, решил Барер.
Дантон: - Ты? Тебя-то мне и надо! - заявил Дантон, хватая друга и коллегу под локоть и игнорируя недвусмысленно заданный вопрос. - Еще Барер... - он беспокойно огляделся, но, к счастью, Барер тоже был тут как тут. Чутье на события у них с Эро было отменное. Они еще не знали, что стряслось - на их счастье, вне всякого сомнения, - но уже почуяли драму и были наготове оба. С Эро на буксире Дантон подошел к Бареру и сказал, понизив голос, как мог: - Мы сейчас уходим. Пусть они тут разбираются без нас. И тихо, чтобы не заметил Сен-Жюст. Случилось страшное, друзья мои. Не хочу пугать вас обоих, но случилось страшное. Лейтенант Легран, сохраняя свой несчастный и ошарашенный вид, проталкивался сквозь возбужденную явлением Марата и пожаром толпу вслед за комитетчиками.
Бертран Барер: Подавив естественное желание поупираться и выяснить сначала, в чем дело, Барер кивнул: изображать из себя ломающуюся гражданочку на сеновале можно и позднее, толку будет больше. - Только если вы расскажете мне в чем дело, Жорж, и расскажете без утайки. - Бертран демонстративно бросил взгляд на покинутую трибуну. - Не здесь. Но наш уход заметят: вы слишком крупная фигура в нашей республике.
Луи Антуан Сен-Жюст: В первый момент Сен-Жюст как и все обернулся на крики и суматоху, но почти сразу же понял, что ничего страшного вроде бы не случилось. Однако засидевшиеся на месте посетители клуба восприняли это как сигнал неизвестно к чему, повскакали с мест, тянули шеи и создавали бестолковую давку. Кто-то пытался протиснуться к выходу, кто-то громко матерился. Марат топал ногами и призывал собравшихся к тишине. Окружившая его кучка самых верных почитателей громко вторили ему, что только усиливало всеобщий гвалт и неразбериху. Он обернулся к Робеспьеру: - Заседание того гляди сорвется!
Робеспьер: - Скверно, - процедил сквозь зубы Робеспьер, закрывая нос платком от дыма. Неужели якобинцы разойдутся, не приняв никакого решения, и Бриссо и его товарищам, таким образом, опять повезет? Но в создавшемся хаосе Робеспьер не рискнул бы даже пытаться восстановить порядок, раз уж и Марату это не удавалось.
Дантон: - Заметят? - усмехнулся Дантон, оглядев охваченный суматохой зал. - Сдается мне, им сейчас не до нас, и самое время нам исчезнуть. - Оглянушись на лейтенанта, он добавил: - Ты иди с нами. Больше всего Дантон беспокоился о том, как бы издвестие, сообщенное ему лейтенантом, не дошо до посторонних ушей. Особенно сейчас, после выступления Марата. Шила в мешке не утаишь, но если бы выиграть хоть несколько часов... Поэтому он предпочел отойти подальше от клуба, прежде чем сообщить следующим за ним Эро и Бареру: - Ваши дорогие бриссотинцы сбежали. Поздравляю.
Бертран Барер: Новость была плохой. Новость была отвратительной. Барер посмотрел на Сешеля и отвернулся. Первым делом следовало избавиться от обвинения, ясно прозвучавшего в голосе Дантона. - Они не наши, - начал Бертран и замолчал, обдумывая сказанное. - Когда они сбежали? Утром все были на месте.
Франсуа Легран: Бедный Легран! в данный момент он испытывал чувство смятения, он не знал, что сейчас будет с ним, но морально уже приготовился к тому, что его вполне могут отправить на гильотину, как пособника изменника или просто за преступную халатность или просто - за плохую весть. Эти ужасные мысли роились у него в голове в данный момент. Услышав вопрос гражданина Барера, он поспешил ответить на него сам: - Т-только что! - заикаясь произнёс лейтенант. - П-прибежал Лоран и сообщил мне, что трое поднадзорных сбежали из квартиры гражданина Луве, одного из этих самых беглецов! По свидетельству Лорана, они, будучи, якобы, пьяны, вышли на кухню, откуда и сбежали! Что интересно, один из них был в женском платье, Лоран подумал, что он проиграл пари! - После чего, Легран замолчал.
Эро де Сешель: За время с объявления новости Эро успел побледнеть, покраснеть, забыть о том, что нужно дышать, и выдохнуть лишь со словами: - Но это невозможно!.. Он уже хотел сказать, что среди бежавших нет Барбару, а следовательно, все обвинения безосновательны, но вовремя сообразил, что знать этого не может. Странное дело, когда Шарль рассказывал ему о замысле Бюзо, перспектива побега казалась неосязаемой - так, легкая дымка жарким днем. Лучшей тактикой сейчас было впасть в еще большее оцепенение, и Мари-Жан поддался этому велению своей аристократической физической оболочки. - Кто же сбежал, граждане? - уточнил он чуть слышно.
Франсуа Легран: - Граждане Луве, Гаде и Бюзо! - ответил на этот вопрос Легран. - Из квартиры гражданина Луве! Судя по всему через кухню, через чёрный ход! Франсуа уже несколько успокоился, хотя полностью волнение его не покидало.
Дантон: - Чьи же они, если не ваши?! - заорал Дантон, выйдя из себя, в ответ на беспомощную реплику Барера. - Кто не далее как сегодня утром защищал этих бедных, несчастных, невинных жертв от притеснений и издевательств? А?! Ваши выступления в Комитете все слышали, а кое-кто и запомнил! А Эро еще и удачно выбирает себе собутыльников, ничего не скажешь! И я, дурень, вмешался в это дело перед лицом Марата! Теперь представьте себе, что будет, когда эта замечательная новость дойдет до тех, кто там, - Дантон резко мотнул головой в сторону бывшей церквушки, едва виднеющейся в темноте.
Эро де Сешель: - Вот именно, любезный Жорж, - словно в полусне проговорил Мари-Жан, - в то время как на меня обрушивался неправедный гнев, отвлеклось внимание от сути дела. Помилуйте, при чем тут Барбару? Он никуда не бежал, судя по словам вот этого гражданина, - Эро изящным, но все же несколько нервным жестом указал на Леграна. - Судьба предоставляет нам два шанса: поймать их самим или же объявить об этом первыми. Не скажу, что мне по душе второй вариант, но я сомневаюсь, что осуществим первый.
Дантон: - Нам надо поймать их самим, - отрезал Дантон. - Потому что если ты собрался объявлять о побеге первым, то можешь заодно и сделать обвинительный доклад о самом себе, не дожидаясь, когда за это возьмется Сен-Жюст. Поэтому мы сейчас втроем поедем в Комитет и примемся за поиски, никому не говоря ни слова. Если до утра не найдем, придется объявить на весь свет, ничего не поделаешь. - Он обвел Барера и Эро тяжелым взглядом, в котором было столько ярости, что глаза, точно светились в темноте белым светом. - Молитесь, чтобы эти голубчики не успели уйти далеко. Лейтенант, надеюсь, твои люди принялись за поиски?
Франсуа Легран: - так точно. гражданин Дантон! - выпалил Франсуа. - Я сразу же приказал Лорану, чтобы он и другие гвардейцы срочно принялись за поиски! Будьте уверены, они перероют весь Париж! Как только они заметят беглецов, то дадут мне знать! Легран с некоторой надеждой посмотрел на гражданина Дантона. Если вдруг его людям удастся поймать сбежавших арестованных, то можно было рассчитывать на повышение.
Бертран Барер: Барер ухватился за слова Леграна. Случившееся было неприятным, конечно, но разве это давало право Жоржу кричать на них с Сешелем? Бертран посмотрел на Мари-Жана, пытаясь угадать его реакцию. Поморщился при взгляде на прямо-таки сгорающего от желания выслужиться лейтенанта. - Прекрасно, юноша, прекрасно! Вот видишь, Жорж, лейтенант справиться и без нас. Много ли будет толку от нас с Мари-Жаном, если мы станем бегать ночью по улицам в поисках беглецов? Пойдут ненужные слухи. Лучше нам подождать где-то всем вместе. Он старался говорить как можно убедительнее: мысль о том, что придется всю ночь сбивать ноги и портить обувь розысками, рискуя нарваться на неприятности, не грела Бертрану сердце.
Дантон: - Я тебя и не заставляю бегать самому, - ответил Дантон. - Но должен же кто-то руководить поисками ваших друзей. Мы поедем в Тюильри и займемся этим прямо сейчас. Вы оба по справедливости заслужили бессонную ночь. Лейтенант, - Жорж-Жак перевел взгляд на Леграна, - ты будешь нас оповещать о последних известиях, понял? Но только кроме нас никому не говори о том, что эта троица сбежала. Если я узнаю, что ты проболтался, тебя ждут большие неприятности.
Бертран Барер: - Заслужил, - смиренно ответил Барер, - но с хорошенькой девушкой, а то и двумя. Или теперь защищать осуждаемых Сен-Жюстом значит стать одним из них? Жорж, я ожидал от тебя большего. Не ты ли был за справедливость? Что с тобой случилось?
Дантон: - Что, будем и дальше заниматься словоблудием? - грозно осведомился Дантон, сверля Барера взглядом. - Да, я за справедливость, а разве не справедливо посадить бриссотинцев под замок? Или ты рад, что они сбежали? Тогда мы тебя и отправим оповещать об этом народ.
Франсуа Легран: - Так точно, гражданин Дантон! - ответил Франсуа, вытянувшись по струнке. - Всё будет в лучшем виде! Беглецы будут непременно арестованы! Разрешите идти? Что ж, это был реальный шанс или получить всё или всё потерять. Франсуа желал, чтобы реализовался первый вариант, хотя второй был более реален. Теперь нужно было кровь носом, а отыскать этих беглецов и вновь вернуть их под арест.
Эро де Сешель: Проверять, как отзовется Дантон на упоминание об Адель, не хотелось, и Эро смирился с тем, что его возлюбленной прелестнице придется подождать его... ах, неужели до утра? Обретя шаткое равновесие в мыслях, он отозвался примирительно: - Жорж, боюсь, слово "блуд" в нынешнем положении следует отнести не к Бертрану, а к наиболее безумным из клики Бриссо. Словоблудием же страдаем все мы, поверь, любезный друг. Но, - Мари-Жан вновь вытер лоб платком, озарившим летние сумерки своей роскошной и по цене и по качеству белизной, - из нас троих я не стремлюсь первенствовать в подобном искусстве. Поймай фиакр, Жорж.
полная версия страницы