Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 039. Консьержери, 9 жерминаля. Встреча с Антуаном Гро. » Ответить
039. Консьержери, 9 жерминаля. Встреча с Антуаном Гро.
Элеонора Дюпле: …Окованные железом двери, душный, спертый воздух, оконца, не дающие достаточно света даже солнечным весенним днем… Элеонора невольно прижалась к Огюстену. – Dies irae… – пробормотала она. …Новая Франция создавала, старая – веселилась, и вечно это продолжаться не могло. Революция поддержала новый мир, даровав ему свободу и возможность роста. Элеонора это понимала, чувствовала за всеми ограничениями, голодом, террором… Понимание того, что подобные перемены не могут происходить мирно и спокойно, помогало не просто выжить – главное, оно помогало не потерять себя и сохранить чувство собственного достоинства в безумной круговерти дней… И сейчас она, приказав себе собраться, отпустила руку Огюстена. Да, быть может, это дни гнева, но гнев и страдания ведут к очищению, за бурей следует ясная погода… Так было испокон веков… Элеонора не считала себя вправе осуждать тех, кто не мог принять нового порядка потому, что был верен своим принципам и идеалам. Ancien regime… Все переменилось так быстро! В конце концов, если мир вдруг сойдет с ума и все снова перевернется, она не изменится, Элеонора знала это точно. Изменить себе – значило то же, что и вынуть сердце из груди… Может ли она осуждать этих несчастных, этого художника?.. Разумеется, далеко не все были честными, и наивных романтиков было тоже не столь уж много… как, возможно, порой хотелось представить. Многие были осуждены справедливо, и многих из них ждала казнь… Элеонора вздрогнула, припоминая все то, что слышала об этой тюрьме. Говорят, из Консьержери вообще редко кто выходит живым! Боже, неужто она в самом деле здесь?.. – Нам следует подойти к начальнику тюрьмы, Огюстен? – прошептала девушка.
Ответов - 68, стр:
1 2 All
Робеспьер - младший: -Мы сейчас пойдем в канцелярию, - мягко пояснил Огюстен, памятуя о недавней болезненной реакции Руаль и вовсе не желая, чтобы та снова рухнула в обморок. - Я попрошу, чтобы Гро привели туда для беседы.
Элеонора Дюпле: – Вы правы, так будет разумнее всего, – кивнула Элеонора. – Надеюсь, все обойдется, Огюстен, потому что иначе, боюсь, нам останет… – тут Дюпле осеклась, посчитав, что сейчас не лучшее время говорить о возможных планах по спасению несчастного художника, и ободряюще посмотрела на Руаль: – Могла ли ты думать еще вчера, что увидишь его так скоро?
Руаль Шалье: Руаль смотрела прямо себе под ноги. Ей было страшно поднять глаза и увидеть что-то ужасное, что именно «ужасное» она и сама не знала, но нервы были на пределе. Девушка боялась увидеть, что Гро ранен или болен, и всей душой надеялась, что Антуана удастся спасти. Шалье не знала ответа на вопрос Элеоноры, поэтому немного помолчала. - Нет, но я надеялась... Всё так быстро происходит... - Руаль покачала головой и замолкла. - Я даже не знаю, что ему сказать... - растерянно добавила девушка. - Благодаря гражданину Робеспьеру я сейчас увижу Антуана. Мне с трудом в это верится, - Руаль подняла глаза на Огюстена. - Спасибо вам.
Робеспьер - младший: -Не стоит благодарности... - коротко отозвался Огюстен. В Консьержери его знали, и тюремные двери легко распахивались перед младшим братом самого Неподкупного и его спутницами. Огюстен, в конце концов, смирился с тем, что Макс обо всем узнает - семь бед, один ответ. Снявши голову, по волосам не плачут... последнее в этих стенах прозвучало как - то зловеще - двусмысленно. Переговорив с комендантом, он вернулся к девушкам, ожидавших его в тюремной канцелярии. -Сейчас Гро приведут, - сообщил он Элеоноре и Руаль.
Элеонора Дюпле: Элеонора сидела, откинувшись на спинку стула, бледная и неподвижная, более всего напоминая сейчас то ли статую, то ли скорбящую фигуру со средневекового полотна. Путь к канцелярии потребовал от нее больше моральных сил, чем она думала. Только бы Гро не упустил шанс!
Робеспьер - младший: Огюстен вдруг почувствовал. как по спине его пробежал холодок. Глупейшая примета - кто - то прошел по твоей будущей могиле. Он досадливо сморгнул и посмотрел на Элеонору, ища в этой атмосфере застарелого страха и безнадежности что - то светлое, но Консержери бросила свою тень и на нее. И в этот момент Огюстен почувствовал неодолимое желание схватить ее в охапку и бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от Парижа. От революции. От Макса. "Я люблю ее", - с обжигающей ясностью сформулировалась мысль, которую Огюстен до сих пор старался не замечать.
Элеонора Дюпле: – Вы думаете, нам удастся освободить Гро? – поймав его взгляд, спросила Элеонора. – Я надеюсь, он проявит благоразумие… – Она взяла Руаль за руку и тихо добавила: – Единственное чего я боюсь, так это того, что он серьезно скомпрометирован… Даже если он не совершал ничего ужасного… Но вы же сможете его убедить, Огюстен? Вы всегда… вернее, с тех пор, как мы познакомились, были моим добрым другом, я хорошо знаю вас… и если кто-то и сможет уговорить Гро быть осторожнее, то это только вы.
Робеспьер - младший: -Я постараюсь, Элеонора. Но мы говорим о совершенно незнакомом мне человеке, и я не могу ручаться, что смогу вразумить его.
Элеонора Дюпле: – Мне отчего-то кажется, что все будет хорошо, – улыбнулась Элеонора, более стараясь убедить себя, чем на самом деле веря в это.
Робеспьер - младший: -Мы прилагаем к этому все возможные усилия, - слабо улыбнулся Огюстен. Обстановка канцелярии мешала ему быть самим собой, милягой и простаком Бон - Боном, он невольно держал себя как комиссар Конвента Робеспьер, а потом вспоминал, что девушки пугаются этой его ипостаси, и менял тон, не подозревая о том, какой странный эффект это производит.
Элеонора Дюпле: – Я до сих пор не понимаю, как все зашло так… далеко… – прошептала Элеонора. – Вчера я и подумать не могла, что окажусь сегодня в Консьержери! Сама эта обстановка, все эти формальности… это угнетает, Огюстен! Каково же здесь тем несчастным, кто отбывает свой срок или ждет приговор!.. Не то чтоб я не задумывалась об этом ранее… Вы знаете, эти телеги с осужденными, проезжающие по Сент-Оноре, это ужасно… – Она замолчала, укоряя себя за несдержанность – ни к чему расстраивать еще больше Руаль.
Робеспьер - младший: -Тюрьма и не предназначена для поднятия бодрости духа, - со вздохом заметил Огюстен, - потерпите, скоро мы уйдем отсюда на свежий воздух, и вам сразу станет легче.
Элеонора Дюпле: – Верно… Нам придется запастись терпением, – в тон ответила Элеонора. – Боже, как тянется время! – больше она не сказала ни слова, только села прямее и стала смотреть в сторону невидящими глазами, надеясь, что волнение ее незаметно. Ее все сильнее начинала тревожить мысль, как следует поступить в том случае, если освободить Гро законным путем не удастся.
Робеспьер - младший: -Вы так бледны, Элеонора. Выпьете воды?
Элеонора Дюпле: – Не беспокойтесь… Хорошо, – сдалась она, – принесите нам воды. Отчего же так долго?..
Робеспьер - младший: -В Консьержери много заключенных и не очнь тщательно ведется документация... Вероятно, им еще нужно найти Гро среди них, - пояснил Огюстен, наливая из графина стакан воды и протягивая его Элеоноре. - Прошу вас.
Элеонора Дюпле: Элеонора благодарно улыбнулась: – Спасибо… – Ей и в самом деле стало лучше – была ли тому причиной вода или само внимание, так вовремя ей оказанное. – Все уже действительно в порядке. Я просто… задумалась.
Руаль Шалье: Руаль сидела на стуле, сердце было готово выпрыгнуть из груди, дыхание то и дело перехватывало. Девушка не могла вымолвить ни слова. Разговор Элеоноры и Огюстена то успокаивал, то тревожил ее. Шалье хотела, чтобы Антуана быстрее привели и одновременно боялась видеть его. - Что я должна буду говорить? - робко спросила Руаль.
Антуан Жан Гро: Художника заколотило, когда за ним пришли тюремщики с известием, что его ждут посетители в кабинете коменданта. Меня опять будут допрашивать? Пресвятая Дева!.. Гро видел, как эти допрашивают. С ним в одной камере сидел молодой человек, который после того, как его принесли с допроса от этого монстра из Комитета общественного спасения, не вставал с подстилки. Даже пришлось нанять девушку в женском отделении тюрьмы, чтобы бедный юноша не отдал Богу душу. Антуан шел за своими тюремщиками, стараясь иметь как можно более решительный вид. Бесконечные коридоры, захлопывающиеся стальные двери, решетки. Вот они у цели. Художник переступил порог. Первым делом он узнал Робеспьера-младшего, его хорошо знал Давид, а Мэтр был учителем Гро, и они с братом диктатора много раз встречались в мастерской. Еще была девушка, которую Антуан не знал. И малютка Руаль Шалье! Она-то как оказалась здесь, да еще в таком обществе? Большие глаза художника расширились от изумления.
Руаль Шалье: Руаль вскочила со стула. Сердце забилось ещё быстрее. Девушка вмиг оказалась около художника. - Антуан, вы в порядке? - встревоженно спросила она. - Как вы здесь? За что? В тот день... Я... Увидела, что дверь опечатана и... - Шалье не смогла закончить, закрыла лицо руками и заплакала.
Элеонора Дюпле: Осунувшееся мертвенно-бледное лицо, карие глаза – прежде, несомненно, веселые, – в которых сейчас, казалось, навсегда поселилась грусть… Художник был морально измучен и подавлен. Элеонора опустила взгляд. Ей стало не по себе. Было что-то неправильное и в этих слезах Руаль, и в печальном взгляде молодого человека, и во всей ситуации, в которой они оказались, – почему в жизни столько страдания? Lacrimosa dies illa… Tantus labor non sit cassus… Неужели не может быть иначе? Элеонора повернула голову и серьезно, просяще посмотрела на Огюстена, словно говоря: «Пусть вопросы, которые вы зададите, будут вопросами, призванными помочь, а не обвинениями, как бы не повернулся разговор».
Антуан Жан Гро: Антуан смотрел только на Руаль, видел только ее слезы, все остальное не имело значения. Если бы не было свидетелей, он обнял бы девушку, вытер бы ее слезы своей рукой, но не в присутствии же младшего Робеспьера! Оставалось только стоять на расстоянии вытянутой руки, не смея прикоснуться, и глупо бубнить: - Мадемуазель, ну что это такое? Не плачьте же, все будет хорошо, вот увидите. Гро попытался даже пошутить: - Вы так горюете из-за того, что я не успел нарисовать вас? Но мы еще успеем, вот увидите!
Руаль Шалье: Руаль вдруг подумала, что лучше бы она сидела в Консьержери, чем Антуан. Он ещё шутит? Девушка попыталась прийти в себя. - Антуан... Конечно, всё будет хорошо. Вы же ни в чём не виноваты! Руаль не удержалась и осторожно и ласково провела ладонью по каштановым волосам художника. Шалье пыталась вытереть слёзы со щёк. Ну, почему Огюстен молчит? Почему он молчит? - Элеонора, - повернулась девушка к Дюпле, ища поддержки.
Элеонора Дюпле: Элеонора с трудом вернулась к реальности. – Граждани… – Нет, не так… Принятое обращение вдруг показалось чуждым и неуместным. – Антуан… – мягко проговорила она, – пожалуйста, не откажитесь побеседовать с нами… Все сказанное не покинет пределов этой комнаты. Вы можете не отвечать на какой-то вопрос, если он коснется важной тайны, будь она политической или личной. Но нам необходимо поговорить… это вопрос, возможно, жизни… вы понимаете это. Наступила пауза.
Робеспьер - младший: Огюстен был в недоумении. От него явно ждали, что он начнет расспрашивать Гро о причинах и обстоятельствах ареста, тогда как Робеспьер младший считал, что его миссия исчерпана организацией встречи Гро и Шалье. - Я не обещаю вам помочь, гражданин Гро, но если вы действительно невиновны, постараюсь довести этот факт до ведома Трибунала.
Элеонора Дюпле: Элеонора удивленно посмотрела на Огюстена. Он действительно ответил именно так или ей послышалось? Дюпле всегда считала Робеспьера-младшего человеком, верным своего слову… В чем же причина перемены?.. Опасения? Но неужели, если будет такая необходимость, она не защитит его, не объяснит всех обстоятельств дела? Это просто разговор с осужденным… Почему же нельзя проявить милость к заключенному, протянуть ему руку помощи, спасти невиновного или виновного не настолько, чтобы он должен был умереть? – Огюстен, – прошептала она, – вы же говорили, что должны для выяснения всех обстоятельств поговорить с Гро лично? Разве вы передумали?
Робеспьер - младший: -Для того, чтобы составить мнение о виновности или невиновности гражданина Гро, Элеонора, но не для того, чтобы спасти ему жизнь вне зависимости от результата. Возможно, я неправильно высказал свою мысль и заставил вас понимать ее превратно.
Элеонора Дюпле: – Ну так составьте же это мнение… И попробуем… вы попробуете… довести эти сведения до ведома Трибунала, как вы и сказали… Но сначала же нужно поговорить… Огюстен… вы наша единственная надежда.
Робеспьер - младший: Просьба Элеоноры, к тому же высказанная таким тоном, не могда оставить Огюстена равнодушным. Политик отступил перед влюбленным. -Итак, - со вздохом обратился Огюстен к Гро, - за что вас арестовали, гражданин?
Руаль Шалье: Руаль умоляюще посмотрела на Антуана. "Только бы он не упустил этот шанс!" - без конца повторяла про себя девушка. В ожидании ответа художника Руаль затаила дыхание, но ей оставалось только смотреть и молиться.
Антуан Жан Гро: Художник брезгливо передернул плечом. - Меня обвинили в контрреволюционном заговоре, кажется, так это сейчас называется. Я встретился со старым другом, поговорил с ним откровенно... Этот друг на меня и донес. Глупо отрицать, что я говорил действительно то, что говорил.
Робеспьер - младший: Огюстен тяжело вздохнул. -Припомните, о чем именно вы говорили и в каких выражениях.
Антуан Жан Гро: - Меня уже допрашивали, гражданин Робеспьер, - нахмурился художник. - Обратитьтесь к комиссару Гетри, он вам перескажет мои слова и даст почитать донос. Я действительно говорил многое против революции и против якобинского правительства, ибо таковы мои убеждения, и я наивно полагал, что если у нас всеобщее равенство, то мне можно хотя бы думать по-своему. А оказалось, вот оно, равенство, и вот она - свобода! - Антуан насмешливо оглядел тюремное помещение.
Робеспьер - младший: -В компетенции ФрансуаГетри сомнений у меня не возникает, - Огюстен оглянулся на девушек, как бы говоря - ну что я могу сделать, если этот упрямец не хочет быть спасенным?
Элеонора Дюпле: Элеонора не сразу сообразила, почему это имя кажется ей знакомым. А когда сообразила – еле удержалась, чтобы не задать вопрос: «Этот тот Франсуа, Руаль?» Вместо этого она обратилась к Гро, мысленно умоляя, чтобы он не захотел узнать ее фамилию, а узнав, не вспомнил бы о «Дюпле-у-которого-живет-сам-Робеспьер», – сейчас это могло бы все только осложнить. Но, быть может, все будет наоборот – и художник поймет, что и Робеспьер, и его близкие – тоже люди? Как бы там ни было, сейчас она, зная об отношении к их дому среди не большинства, но многих, помня болезненные для себя замечания соучениц на курсах Реньо – и желая помочь, проговорила, подойдя к художнику: – Антуан… Вы не думаете сейчас о себе… Вы человек, верный своим принципам, мужественный человек. Но подумайте о тех, кому вы дороги… Прошу вас, проявите благоразумие! Ради той, что просила за вас, той, которая отважилась прийти сюда... ради Руаль. Ради, возможно, еще кого-то, кто вам небезразличен, будь то старый друг, учитель... Вы должны жить, Антуан – подумайте, сколько у вас впереди... Я художница, я понимаю вас. Без ваших красок мир станет более тусклым...
Руаль Шалье: Руаль тихо вздохнула. Ну почему он так? Он же не виноват... Шалье было страшно слышать каждое слово художника. Почему он даже не пытается оправдать себя? И ещё этот комиссар... От комиссаров у неё одни неприятности. Постойте... Как вы сказали? Франсуа?! Девушка хотела спросить про этого Франсуа, но что-то её удержало. - Элеонора, - негромко позвала Руаль, осторожно приблизившись к Дюпле. - Он сказал Франсуа? Я не ослышалась?
Элеонора Дюпле: Элеонора кивнула, отведя ее на пару шагов в сторону. – Франсуа Гетри, – шепнула она, – комиссар Комитета общественной безопасности. Теперь я вспомнила… Он как-то заходил к нам, передать бумаги для… – Элеонора вовремя оборвала фразу и взглянула на художника. Тот стоял мрачный, немного растерянный ее предыдущими прочувствованными словами и, казалось, подбирал нужный ответ. – Я не знаю, тот ли это человек, Руаль, – быстро договорила Элеонора. – Но по твоему описанию похоже, что это он.
Руаль Шалье: Руаль согласно кивнула, вздрогнув при воспоминании о ночном происшествии, и повернулась к Антуану. Тот всё ещё молчал. - Антуан, - девушка почти отчаялась. - Антуан, я прошу вас... Мы хотим помочь вам! Пожалуйста, не отказывайтесь от нашей помощи... Ваша смерть... - Руаль с трудом сдержала слёзы. - Она... Зачем? Она ничего не даст. Антуан, я прошу вас. Ваша жизнь даст надежду другим несправедливо осужденным. Пожалуйста, я хочу увести вас отсюда. Вы ещё можете столько сделать для Франции, для искусства. Девушка растерянно посмотрела на Робеспьера-младшего. Ну, сделайте же что-нибудь!
Антуан Жан Гро: - Но чего вы хотите от меня? - глаза художника расширились от недоумения. - Чтобы я отказался от собственных показаний? Но мне же просто не поверят. И потом, есть донос... то есть, я хотел сказать, свидетельство моего бывшего друга Этьенна.
Элеонора Дюпле: Элеонора не посмела ответить сейчас вперед Огюстена, хотя ей приходили в голову мысли одна безрассуднее другой – однако она понимала, что это безрассудство отчаяния. Но главного на этот момент удалось добиться: юношеское фрондерство отошло на второй план, теперь это отчасти начинало походить на разговор – такой разговор, который ведут не враги, но люди, лишь волею судьбы оказавшиеся по разные стороны баррикад... Да и нельзя было сказать, что такими уж разными были эти стороны... Никто из этих четверых не был ни жестоким, ни своекорыстным, ни бесчестным... и каждый искренне любил "прекрасную Францию", раздираемую сейчас войной внутренней и терзаемую войной внешней…
Робеспьер - младший: -А что за человек ваш друг Этьен? - Огюстен рассеянно взял со стола перо, повертел в пальцах.
Антуан Жан Гро: - Какой? Раньше я думал, что порядочный и честный, - едко ответил художник. - Теперь я как-то сомневаюсь в этом...
Робеспьер - младший: -Человек, извещающий власти о любых проявлениях контрреволюции - добрый патриот, - внес поправку Огюстен.
Антуан Жан Гро: - Добрый патриот разве не может быть подлецом? - прищурился Гро. - Патриот - это политические убеждения, а подлость - нравственное свойство. Ваша власть, гражданин Робеспьер, склонна путать одно с другим, и в этом ее беда. Вы почему-то убеждены, что если человек не разделяет ваших якобинских взглядом, значит, он негодяй и его надо немедленно уничтожить. А если позволить людям думать в соответствии с их совестью?..
Элеонора Дюпле: – Вы говорите сейчас так, потому что устали и склонны видеть во всех врагов, – неожиданно для себя вмешалась Элеонора. – Не слишком ли большое зло вы видите в якобинцах? Ваши слова ударяют не по тем, кто этого заслуживает… Насилие – это ужасно, но якобинцы как раз хотят, чтобы люди имело право думать в соответствии со своей совестью, они не используют бедствия народа для своих целей… Революция – это преходящий момент, Антуан, это цена, которую мы платим за движение вперед. Мы все хотим изменить отношение человека к человеку. Но для этого надо защитить республику… Став подлецом, гражданин перестает быть патриотом, потому что подлецу чужды как мысли об Отечестве, так и о других людях! Возможно, ваш бывший друг Этьенн просто испугался, и ему были чужды как соображения доброго гражданина, так и законы дружбы и гостеприимства. Подлец думает прежде всего о самом себе. Мы расходимся с вами в ряде мнений, но не сомневаемся в ваших добрых помыслах… рискну ответить сейчас за всех.
Антуан Жан Гро: Гро посмотрел на девушку с сочувствием. - Больно видеть, мадемуазель, во что они вас превратили. Вы послушно повторяете суждения ораторов Якобинского клуба, даже не видя в них противоречий. Скажите мне, хотя бы: есл в моих добрый намерениях никто не сомневается, отчего я тогда сижу здесь?
Элеонора Дюпле: «Превратили?» Элеонора была вполне здравомыслящей девушкой, и ей было обидно слышать подобные слова. Но сейчас не до обид… – Я не взялась бы сейчас говорить за весь Конвент, Антуан, – с достоинством ответила Элеонора. – Я говорю о нас троих, кто пришел к вам. – Нет, так его не убедить… – Вы уже поняли, что я – якобинка, и тем не менее я – здесь. Спорить нам сейчас бесполезно. Вы далеки от того, чтобы уважать меня – как человека с иными политическими взглядами, но я и не прошу от вас сейчас уважения. Я прошу, чтобы вы забыли о своей обиде на мир. Кто-то посадил вас в тюрьму… а кто-то может освободить.
Руаль Шалье: Руаль растерянно переводила взгляд с Элеоноры на Антуана и обратно. О Боже! Как он изменился! Что эта клетка сделала с ним? - Антуан! Прошу вас! Мы пришли к вам не как представители каких либо политических взглядов, мы пришли к вам просто как люди. Я желаю лишь помочь вам. Я уверена, что вы не сотворили ничего дурного. О, Антуан! Но вы же видите, какие сейчас времена, всего два года республике. Мир ещё не устоялся, Франции сложно встать на ноги. Помогите же нам спасти вас, - девушка сделала паузу, она не была уверена, что готова сказать. - Я не переживу, если вы останетесь здесь... Я не смогу жить, если в этом мире не будет вас. В комнате повисла напряжённая тишина. Руаль боялась пошевельнуться и даже поднять глаза.
Антуан Жан Гро: - Не надо, не переживайте так! - заговорил художник, мгновенно смягчившись от звукаголоса девушки. - Я бы и сам рад спастись, хотя бы для того, чтобы закончить ваш портрет, милая Руаль. Но как? Что я могу для этого сделать?
Элеонора Дюпле: Ответ Гро наконец свидетельствовал о том, что художник не желает проститься с миром. И эта победа сейчас принадлежала только Руаль. Но далее… Элеонора помедлила, потом прошептала несколько слов на ухо Огюстену. Тот отрицательно покачал головой, добавив: «Нет, для этого не будет возможности… даже если бы я захотел, вы же понимаете». Он казалось бы рассеянно водил пером по бумаге и думал. В ожидании его решения Элеонора дала всегда верный в таких случаях совет: – Пока от вас требуется одно: не испытывайте судьбу. Не говорите лишнего, если кто-то из тюремного начальства или обслуги, пусть даже соседей по камере, будет вас провоцировать – не поддавайтесь, не делайте таких заявлений, которые могли бы сослужить вам плохую службу. Пусть о вас забудут покрепче, насколько это возможно. К счастью, о казни речи пока не идет, – медлить тем не менее не стоит, но несколько дней, чтобы найти выход, у нас есть. Сейчас все зависело от ответа Огюстена. Поддержит ли он ее?
Робеспьер - младший: -Прислушайтесь к голосу разума, гражданин Гро, - посоветовал Огюстен. - Мы попытаемся вам помочь как можно скорее, но если вы станете усугублять свое положение необдуманными высказываниями, это будет практически невозможно.
Элеонора Дюпле: – Спасибо, – почти неслышно прошептала Элеонора. Она налила воды в стакан и протянула Гро: – Выпейте, пожалуйста.
Антуан Жан Гро: Гро не хотел пить, но отказываться значило бы проявить враждебность, а он и так обидел этих людей, которые, судя по всему, пришли ему помочь. Ему могло служить оправданием только то, что на его месте любой стал бы излишне нервным. - Благодарю, - сказал художник, взял стакан и отпил глоток воды. - Что касается вашего совета проявить благоразумия, то я готов ему последовать и молчать о моих взглядах, но, - Гро едко улыбнулся, - с тех пор как я попал сюда, меня уже никто не спрашивает о политике. Они все уяснили для себя и сделали выводы. Даже если я начну кричать, что на меня снизошло озарение и я стал образцовым якобинцем, мне не поверят. Слишком поздно быть благораумным.
Элеонора Дюпле: – Тогда ваша задача сейчас – не ухудшить ваше положение, – ответила Элеонора. – Мы постараемся помочь вам как можно скорее, – повторила она слова Огюстена. – Руаль рассказывала мне, что вы мечтаете посетить Италию... Знаменитые соборы, площади… Только представьте все это! – Элеонора говорила сейчас, пытаясь отвлечь художника от мрачных мыслей, забыв о войне, о голодном Париже, даже о Робеспьере и возможном нелегком разговоре. – Говорят, итальянцы боготворят своих живописцев! Антуан, наберитесь немного терпения… и удача вам улыбнется. Но тут же другие мысли вернули ее с небес на землю. Бедняжка Руаль, должно быть, сейчас осознает и пытается примириться с мыслью, что спасти Гро означает, что она потеряет его, возможно, навсегда. Кто знает, доведется ли им еще когда-нибудь встретиться? Но затевать подобное мероприятие для двоих будет слишком рискованно – одному спастись легче, и меньше внимания будет привлекать странник, путешествующий налегке, нежели молодой человек в компании с совсем юной девушкой… Не заподозрят истинной причины, так арестуют на всякий случай – вдруг усмотрят тот или иной злой умысел … Да и не может Руаль бросить сейчас мать и сестру – те едва пережили гибель отца и исчезновение брата…
Робеспьер - младший: Огюстен в очередной раз представил себе реакцию МАкса, содрогнулся и произнес вслух: -Вы правы, Гро, оправдать вас не удастся даже самому искусному адвокату. Поэтому мне придется взять на совесть преступление против Республики и по мере сил способствовать вашему побегу.
Элеонора Дюпле: То, о чем они лишь думали и не обсуждали вот так прямо, прозвучало – и Элеоноре на мгновение стало страшно. «Преступление против Республики»… – Не против Республики, Огюстен, – умоляюще зашептала она, не желая слышать этих слов, – против несправедливости… Антуан Гро – не враг Франции! Мы живем во время перемен, Огюстен… Так легко где-то допустить ошибку, не разобравшись, в чем она… Не хватало им еще начать спорить при всех… Но тут же Элеонора поняла, что, по сути, Огюстен согласен с ней… Другое дело, что формально, по закону они совершают преступление. Но против кого тогда? Против трибунала? Фукье-Тенвиля лично?
Робеспьер - младший: -Если эта формулировка вас коробит, пусть будет просто - "преступление против совести", - ОГюстен раздраженно отбросил перо. -ДАвайте будем называть вещи своими именами. НАдеюсь, вы все понимаете, насколько серьезно положение?
Элеонора Дюпле: – Меня не коробит формулировка, Огюстен, – огорченно ответила Дюпле, – я лишь пытаюсь еще раз сказать самой себе, что… – она не договорила. – И вы правы – это звучит еще хуже. Я все понимаю. И – Руаль, – обратилась она к подруге, – дальше вся ответственность лежит только на нас… Тебе так рисковать и вовсе нельзя. Она подошла к Огюстену и взяла его за руку. – Вы же понимаете, как мне тяжело… Не смотрите на меня так.
Робеспьер - младший: Огюстен бережно накрыл ее ладонь своей. -Мы все взвесили, все измерили, и приняли решение. ТЕперь будем действовать.
Антуан Жан Гро: Такого Гро не ждал! - П-постойте, мсье, не так быстро, - проговорил он, слегка заикаясь, - вы сказали "побег"? Я не ослышался?
Робеспьер - младший: -Я не настаиваю, - усмехнулся Огюстен, - если вы предпочитаете гостеприимные стены Консьержери, что же...
Элеонора Дюпле: – Поверьте, мы говорим с вами, находясь в здравом рассудке. Я… уверена, что если дорогие для нас люди и узнают об этом рано или поздно, то поймут нас… – в ответе Элеоноры прозвучала затаенная грусть. – И вы тогда уже будете далеко, Антуан, вам не о чем будет беспокоиться. Вы сможете собой располагать, как захотите.
Антуан Жан Гро: - Я всей душой благодарен вам за такое предложение, - ответил художник, - но как это возможно? Вы знаете не хуже меня, что из этой тюрьмы никто и никогда не бежал. Вы и сами-то рискуете, ввязываясь в это дело. Вы же знаете, что полагается по закону за пособичество контрреволюции. Если вы не жалеете себя, пожалуйте хотя бы мадемуазель Шалье, не впутывайте ее! Пусть лучше я погибу один, чем стану причиной ее гибели.
Руаль Шалье: - Антуан, вы не понимаете. И Элеонора и Огюстен здесь из-за моей просьбы! Я хочу вас спасти! Что тут плохого? Вы же не виновны! Девушка немного помолчала, раздумывая над тем, что хочет сказать, и более уверенно продолжила: - А что до побега... Не верю, что никто из этой тюрьмы никогда не бежал! Почему бы вам не стать одним из них? - Шалье кокетливо улыбнулась.
Элеонора Дюпле: – Антуан, ваша подруга – очень храбрая девушка, – добавила Элеонора. – Охотно верю в то, что, не согласись я помочь, она отважилась бы попробовать освободить вас сама. – Элеонора осознавала, что Антуан смутно сейчас представляет себе, какое отношение имеет знакомая Руаль к Огюстену Робеспьеру. Мысленно взвесив все, она осторожно добавила: – У Руаль и меня есть один общий интерес – живопись, и, волею случая, мы недавно стали знакомы. – Ни к чему Антуану Гро слышать еще и имя Дюпле… Он и без того вряд ли питает симпатию к Огюстену Робеспьеру – благо уже то, что он согласился принять помощь… – Что же до того, как бежать… Мы найдем способ, обещаю. Не тревожьтесь о том, что от вас не зависит.
Антуан Жан Гро: - Вы не понимаете, мадемуазель, - настойчиво повтрил художник. - Меня в настоящий момент волнует не моя судьба, а ваша и судьба Руаль. Мсье Робеспьера, я уверен, не тронут в силу его родственных связей, а вы, мадемуазель, рискуете оказаться на моем месте в тюрьме, когда мой побег откроется.
Робеспьер - младший: Огюстен начал терять терпение. Надо же, этого юнца еще и уговаривать приходится! -Не беспокойтесь за безопасность мадемуазель, я о ней позабочусь лично. При помощи все тех же упомянутых вами связей.
Элеонора Дюпле: Элеонора про себя поблагодарила младшего Робеспьера за его находчивость, – тот, очевидно, разделял опасения спутницы относительно ответа художника в случае ее признания. Или же… он боялся и за нее саму?.. Вот уж это излишне, подумала Элеонора. Они оба в одинаковом положении... Как бы там ни было, Антуан Гро казался успокоенным объяснением, хотя вопросов у него, судя по всему, оставалось еще много.
полная версия страницы