Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 075. Консьержери, 12 жерминаля. Дантон и Ко после допроса. » Ответить
075. Консьержери, 12 жерминаля. Дантон и Ко после допроса.
Камиль Демулен: Посте странного допроса у Фукье-Тенвилля совершенного очумелого Демулена поспешно препроводили в примыкающую ко дворцу Правосудия тюрьму Консьержери. Привычные к пьяным выходкам своего начальства, конвоиры были невозмутимы, тогда как никогда прежде не сталкивавшийся с работой системы правосудия Демулен был шокирован и раздавлен. В камере его уже дожидался доставленный туда ранее Дантон. При виде всклоченного и перепуганного Камиля он только сочувственно покачал головой. Эглантина пока еще не привели.
Ответов - 39
Эро де Сешель: Характерной особенностью натуры Эро де Сешеля была склонность к дурным предчувствиям. Когда в пять утра он услышал стук ружейных прикладов в дверь, он не удивился – все к этому шло. Когда его отвезли в Люксембургскую тюрьму – внутренний голос сказал ему, что это ненадолго. Вряд ли его надолго оставят в этой самой элегантной тюрьме Парижа. Ах, какая сенсация, Эро де Сешель переведен в Сен-Пелажи! Или и вовсе в Консьержери… с тем, чтобы отправить его оттуда прямиком на эшафот. Днем 12 жерминаля его, не церемонясь, втолкнули в общую камеру. Дантон, Камиль… Эро хотел было обнять их, но вспомнил про Фабра (надо же, его здесь нет!) и помрачнел. Усевшись на стул, он стал с внешним хладнокровием поправлять кружевные манжеты. Очень аккуратно и медленно, будто бы собирался на бал и приводил себя в порядок. - Камиль, дружище, на твоем месте я бы ничего иного и не ждал, - иронично заметил он наконец.- Отчего такой вид? Тебе вменили в вину контрреволюционный заговор? «Враг народа» - не правда ли, какое расхожее сейчас понятие и вместе с тем какое удобное! Они хотят нашей крови… думаю, они ее получат. Что ж, пока ты можешь наслаждаться жизнью… - Эро стал тихо насвистывать какую-то мелодию.
Камиль Демулен: - Что значит, "они её п-получат"? - Камиль глядел на бывшего аристократа почти умоляюще. - Не получат! Жорж сможет нас защитить! И народ Парижа не п-позволит причинить зло лучшим патриотам. И еще есть Робеспьер...
Эро де Сешель: При упоминании о Робеспьере Эро сразу как-то сник, но мгновением позже обрел прежний невозмутимый вид. - Жорж, вы сможете нас защитить? Камиль, при всем моем расположении к тебе… Твоя наивность меня сейчас почти пугает. - Теперь Эро распустил и начал старательно завязывать снова узел шейного платка. - Не ошибусь, если скажу, что тут кормят хуже, чем в Люксембурге? Больше нас не попотчуют куриными ножками? Или вы еще не имели чести оценить достоинства здешней кухни?
Дантон: - Еще один горе-предсказатель! - Жорж Жак возвел очи горе. - Сначала Фабр потчевал нас своими дурными предчувствиями, теперь еще и вы, Эро? Право, я попрошусь в отдельную камеру.
Камиль Демулен: - Я с тобой! - немедленно вякнул Демулен, который всегда чувствовал себя намного увереннее в непосредственной близости сильных личностей. Мирабо, Лафайет, Дантон... Робеспьер. Что может быть приятне, чем греться в лучах славы мудрого друга?
Эро де Сешель: Услышав о Фабре (о, какой неслыханный подлец! подлец!), Эро скривился еще даже больше, чем за минуту до этого при упоминании имени Неподкупного. На его красивом лице отразилось презрение. Он даже не стал спрашивать, где именно сейчас находится Эглантин. - Я бы тоже предпочел отдельную камеру, Жорж, - меланхолично и как-то тускло заметил он. - Судите сами, какое над нами учинили издевательство. Жорж, я некоторое время назад начал привыкать к мысли о смерти. Думаю, в этом есть некий особый смысл. Беспощадный аррасский аскет и высокомерный и холодный юноша Сен-Жюст, безусловно, знают, что делают. Сначала Люксембург, теперь Консьержери... Нет, друг, наши дни сочтены! Но меня эта мысль почти что не печалит более… Камиль, друг очей моих, подними голову выше! - Сешель осекся и замолчал - окончание его фразы получилось весьма двусмысленным.
Дантон: - Если вы и впрямь собрались умирать, Сешель, - хмыкнул Дантон, - это ваше дело. Каждый развлекается как ему нравится. Ну а мне есть еще соблазн пожить. Верно, Камиль? - Жорж приобнял Демулена за плечи. - Мы еще поборемся. Они еще пожалеют, что связались с нами.!
Камиль Демулен: - Да, - с жаром согласился Думулен, восторженно ловя взгляд Дантона. - Париж еще узнает... Я не хочу умирать.
Эро де Сешель: - Я не испытываю подобного желания, как вы могли ошибочно подумать. Но я тоже был когда-то кумиром толпы… Камиль, революция теперь проходит новую стадию - и нам предстоит сполна прочувствовать это. - Мари-Жан отряхнул побелку, невесть каким образом попавшую на рукав его щегольского сине-серого фрака, - завершив таким образом наведение порядка в своем костюме. Положил ногу на ногу и обратил задумчивый взгляд на стену.
Камиль Демулен: Демулен вопросительно взглянул на Дантона. Речи Сешеля опять ввергли его душу в сомнения.
Дантон: - Ну, что ты на меня так смотришь, дитя мое? - благодушно спросил Дантон у Демулена. - Хочешь уподобиться Эро и заранее лечь на землю, задрав лапки кверху? Если честно, - Дантон обвел друзей серьезным взглядом, - я боюсь только одного - что нас не будут судить, а просто-напросто забудут здесь, в тюрьме. Меня тревожит, что нас не выслушал Конвент. Такое чувство, что нас просто засадили в подземелье, чтобы заткнуть нам рты. Мы будем сидеть здесь год... два... три... живые, но забытые. Это хуже любой гильотины. Мы должны добиться суда любой ценой. Жорж мрачно замолчал, глядя перед собой. - Да где наш Фабр?! - спросил он, резко меняя тему. - Его там пытают, что ли?
Эро де Сешель: - Фабр? - отозвался Эро, не оборачиваясь к Дантону. - Жорж, если его и пытают, даже если его и казнят сейчас - это не страшно, поскольку голову он давно потерял… Как можно лишиться того, чего нет? Впрочем, не знаю, зачем я все это сейчас говорю... Тебя тревожит, что нас не выслушал Конвент? О, право, если бы он нас выслушал, нас тут же бы отпустили! Ведь Робеспьер так справедлив, а Сен-Жюст так добр, а все остальные так отчаянно смелы, что непременно защитили бы нас - рассудив справедливо и отделив зерна от плевел. Я хотел сказать - реальные… ошибки от клеветнических измышлений. Действительно, жаль. Ореол нашей славы вновь бы воссиял.
Камиль Демулен: - Конвент нас выслушает! - заявлил Демулен. Нытье Сешеля, превзошедшего в этом жанре самого Камиля, странным образом придавало журналисту сил и уверенности. - Помните Марата? - вопрос был риторическим, и Демулен не стал дожидаться ответа. - Когда жирондисты попытались привлечь его к суду, его вызвали в з-зал, и... Жирондисты посрамлены, а М-марата толпа носит на руках.
Дантон: - А сейчас посрамлен будет Робеспьер, - подтвердил Жорж.
Эро де Сешель: - «Робеспьер» и «посрамлен» - эти слова как-то не очень хорошо сочетаются, тебе так не кажется, Жорж? По крайней мере, в нынешний момент. Неужели и ты так думаешь? Тогда я тоже скажу: «Очень убедительно, Камиль! Браво!» Только расклад сил сейчас совсем иной, если ты пока еще этого не заметил, - обратился Сешель к журналисту. - Не мудрено - ты ведь вечно у нас витаешь в облаках… - Уже произнеся эти слова, Эро пожалел о них, - зачем он обидел Камиля? - но не удержался и добавил: - Я думаю, мы услышим от народа нечто иное, нежели крики «Да здравствует республика, свобода!» - и далее перечисление всех наших имен, конечно же. Обычно в таких случаях кричат: «На гильотину!» Друзья, вы никогда не наблюдали казни? Или хотя бы просто как проезжают телеги с приговоренными к смерти? Это весьма поучительно.
Камиль Демулен: - Жорж, - Камиль серьезно взглянул на Дантона. - Давай попросим, чтобы Эро выделили отдельную камеру, а? Потому, что если он и дальше будет говорить такие страшные вещи, то я... я лишусь всякого мужества.
Дантон: - Эро больше не будет так говорить, - успокоил Демулена Дантон. - Правда ведь, Эро? - Сешелю достался предостерегающий взгляд. - Мы не должны разбегаться по разным камерам. Я же сказал, что мы должны держаться вместе.
Эро де Сешель: Эро встал со стула. - Буду благодарен за оказанную мне любезность, - изящно поклонился он. - Тем самым я буду избавлен от сомнительного удовольствия лицезреть некую персону, о которой упоминал Жорж. Но я не хотел задеть тебя, - произнес Сешель уже иным тоном и внимательно посмотрел на Камиля. - Не знаю, что со мной творится, все от нервов. Какое-то безумие!
Камиль Демулен: - Нервы - болезнь аристократов, - мрачно проворчал Демулен, подсаживаясь поближе к Дантону. Если что - он защитит.
Эро де Сешель: Сешель не поддался на провокацию. - Есть два рода мужества: одно нападает, другое защищается, - изрек он. - Какой из них у тебя, Камиль? Мари-Жан занял прежнюю позицию стороннего наблюдателя, сев на тот же стул и так же положив ногу на ногу. Элегантно одетый, изящный, он казался гостем в этой камере. При аресте ему предоставили ровно столько времени, сколько ему хватило, чтобы с обычной тщательностью одеться. При всей общей строгости костюма Эро жилет отражал тонкий вкус его владельца, а отвороты фрака свидетельствовали о достаточной фантазии талантливого портного. При этом Эро вовремя посетила здравая мысль, и он надел вместо туфель сапоги. Впрочем, сейчас ему больше всего хотелось скинуть их и оказаться у себя дома, в постели. Желательно в обществе хорошенькой женщины и с достаточным запасом вина. Поздно, Мари-Жан! Теперь остается лишь вспоминать о былых похождениях…
Эглантин: Привычный грохот сапог в коридоре, лязг замков... - Выездное заседание Конвента и Якобинского клуба объявляется открытым, - мрачно попривествовал соратников Эглантин. - Жаль, место неподхоящее и трибуны не сыщется, чтобы можно было швырнуть оттуда в публику зарвавшегося оппонента. Я так и знал, что наша встреча неизбежна. А в Люксембурге было так хорошо, так уютно... Камиль, ты еще не залил пол слезами? Сколь удивительно. Эро, вам до чрезвычайности идет эта интересная бледность и роль узника. Жорж, ты будешь разочарован - по дороге сюда я не заметил никакой разгневанной толпы, требовавшей твоего освобождения. Я вообще никого не заметил.
Камиль Демулен: - фабр! - обрадовался Демулен. - А мы уже начали о тебе беспокоиться. Про отсутствие возмущенной толпы Камиль предпочел не расслышать. Потому, что это подтвердило бы его самые худшие опасения. Париж спокоен, их арест, арест Дантона восприняли как будничное и ничем не примечательное событие. Камиль недоумевал. Он ревниво следил за всеми более-менее весомыми и популярными парижскими газетами, и после кончины папаши Дюшена никто не осмеливался выступать простив Дантона и Демулена. Так что случилось? Почему за одну ночь париж так переменился к своим любимцам? Торопясь и заикаясь, Демулен озвучил свои сомнения перед сокамерниками.
Дантон: Жорж Жак тоже предпочел не расслышать скептического заявления Фабра, лишь заметил нехотя: - Еще бы ты обнаружил взбунтовавшиеся толпы непосредтвенно в тюрьме, Эглантин...
Эро де Сешель: - Жорж, ты забываешь о богатом воображении нашего общего друга, - язвительно проговорил Сешель. - А насчет ролей и актерской игры, Фабр, тебе виднее.
Эглантин: - Непосредственно в тюрбме я обнаружил только непомерно раздутую бюрократию, которая все равно умудряется терять узников, взмыленных охранников и отвратительные запахи откуда-то снизу, - Эглантин с некоторым сомнением покосился на прикованную к стене скамью и уселся. - Лучше уж богатое воображение, чем вообще никакого, а ты, Эро, как всегда, прав... Ну-с, граждане, и что теперь? Называя вещи своими именами, Конвент бросил нас Максу на растерзание... Кстати, Камиль, прокурор Тенвилль в ближайшее же время намерен сновь вызвать тебя на допрос, ему понравилось... Камиль обморочно побелел и шарахнулся под защиту Жорж Жака.
Эро де Сешель: - Камиль, дружище, не пугайся раньше времени, - посоветовал Эро. - В конце концов, что толку от этого? Кстати, соблаговолите кто-нибудь мне ответить, что мы будем делать, если нас отпустят? Лично я не имею об этом ни малейшего представления. Поменяем шкурки и заговорим иначе? Я пытался не столь уж давно. Признаюсь, желая угодить… когда я вынужденно покинул Париж после известных событий, - на этот раз Сешель даже не посмотрел в сторону доносчика Фабра. - О, какие я пытался произносить речи! «Нельзя достичь процветания, пока не погибнет последний враг свободы и республики! Надобно карать не только изменников, но и равнодушных, тех, кто не приносит Республике блага. В итоге это грозит смутой, и меч правосудия не должен щадить их!» Не правда ли, знакомые интонации? Да, я сознаюсь, Эро де Сешель пробовал даже подражать ближайшему грозному соратнику неподкупного Робеспьера. Увы, я не выдержал - впрочем, я был донельзя наивен, думая, что смогу продержаться так относительно долго, - Сешель усмехнулся.
Камиль Демулен: - Когда нас отпустят, я больше никогда не буду ссориться с Робеспьром! - с жаром заявил Камиль. - Извини, Жорж... Но ты можешь ему противостоять. Ты можешь позволить себя просить ему в-вызов. А я не могу. - По лицу журналиста пробежала тень. - Мне больно это п-признавать, но для меня, лично для меня, опала смерти подобна. Он сильнее меня. И, к несчастью, прекрасно это знает.
Дантон: - И он этим пользуется, - подхватил Дантон. - Пользуется тем, что он сильнее. Ни разу, сколько я его знаю, он не сражался честно, на равных, предпочитая заведомо более слабых противников вроде тебя, Камиль.
Камиль Демулен: - Ну почему же? - Камиль немедленно обиделся за школьного товарища. - Он п-противостоял, вполне успешно, жирондистам и прочим врагам... Еще обиднее было то, что Дантон, вместо того, чтобы с жаром убедить Камиля, что он вовсе не слаб, а очень даже силен, немедленно с ним согласился. - Он выбирает достойных противников, - хмуро настаивал Демулен.
Эро де Сешель: - Я восхищаюсь вашим спором! Жорж, Камиль - право, смешно в нашем положении дискутировать о том, достойны ли мы того, чтобы изменить нашим прелестным дамам с гражданкой Луизеттой.
Эглантин: - Вообще-то я бы особо не рассчитывал, что нас отпустят... тем более - сегодня, - осторожно начал Эглантин. - Конечно, Камиль, ты никогда больше не будешь ссориться с Робеспьером - потому что ты так удачно изобразил Луизу Дантон, что весь Дворец Правосудия в восхищениии. Эй, - он обвел сотоварищей взглядом, - послушайте, граждане, может, я чего-то недопонимаю? Однако изу слышанного и увиденного у меня скалдывается стойкое впчателние, что на хорошее отношение и победный выход из стен Консьержери мы можем смело не рассчитывать. Завтра - или даже сегодня вечером - нас с нетерпением ожидают в Трибунале, дабы подвесить нам на шею всех дохлых собак, которых удастся отыскать прокурору Фукье. Или, Жорж, ты опять скажешь, что я понапрасну каркаю, а ты знаешь, что делать? Тогда излей на нас свет своей премудрости, а то Камиль уже собирается праздновать труса и заранее готов сдаться на милость победителя.
Камиль Демулен: - Вовсе нет, - обиделся Демулен, который по прежнему ни на шаг не отходил от Дантона. - Я лишь признал свою ошибку. Но дело сделано, и я вами.
Эро де Сешель: - Действительно, дело сделано, - откликнулся Эро. - Камиль, вообрази себе множество людей на кровле: одни падают, другие скатываются, - жизнь есть ни что иное. Я сам по легкомыслию недооценил ситуацию - теперь я понимаю, что слишком увлекся. Будучи объектом поклонения, сложно заметить, что кто-либо испытывает по отношению к тебе чувства далеко не столь благосклонные. Друзья, а сколь перспективны были начинания!
Эглантин: - Какая хорошая была идея, и чем все кончилось... - с фальшивой бодростью подхватил Фабр. - Тем, что мы сидим здесь и дружно предаемся унынию. В особенности лишенный преклонения Эро. О, сколь тяжко лишиться восторженных поклонниц... ладно, ладно, не надо швырять в меня казенными мисками и казенными же табуретами.
Эро де Сешель: - Фабр д’Эглантин, смею ли я напомнить тебе, что весь французский народ выражал мне свою признательность? - Эро прищурился, чуть подавшись вперед. - Или я должен расценить сказанное тобой как свидетельство зависти? Да, вот оно что! Ну что же, не буду мешать сему проявлению чувств - они вполне обоснованы, могу заверить.
Эглантин: - Проще напомнить, кому в последнее время французский народ НЕ выражал свою бурную признательность, таких наберется очень и очень немного. Черт его знает, иногда мне начинает казаться, что лучше бы мы были в числе тех, кого наш добрый и патриотичный народ обошел своей признательностью... - Эглантин невесело, вымученно хмыкнул. - И вот еще хороший вопрос на закуску - почему все, оделенные народной признательностью, плохо закончили, а?
Эро де Сешель: Эро отошел к стене, сложил руки на груди и сказал после недолгого молчания, словно ни к кому не обращаясь: - Что до меня - главный труд моей жизни мой бывший коллега Сен-Жюст, видимо, собрался окончательно предать забвению. Что ж, это требует определенного смирения с моей стороны, как и мое нынешнее положение - ибо мы имеем дело с неизбежностью. Почему это произошло - я более склонен винить в этом свою непозволительную беззаботность, нежели отношение ко мне вечно недовольного достигнутым любителя апельсинов, ревностно следящего за нравственностью и чужими успехами. Обвинения, как я чувствую, будут представлять собой дивную смесь из фактов и наветов - я приму ответственность за факты. Пусть они возьмут мою голову - но не делают из меня предателя! – В голубых глазах Эро на миг отразилось разочарование.
Эглантин: Странное дело, только сейчас Эглантин начал осознавать, что все их рискованные шутки о смерти и скором свидании с безотказной Матушкой Гильотен могут оказаться правдой чистой воды. И, если они и выйдут отсюда, то только ради того, чтобы совершить краткое путешествие по маршруту Консьержери - площадь Революции за садами Тюильри. Он начал было отвечать Эро, махнул рукой на собственные слова и замолчал, нарочио пристально разглядывая носки одолженных башмаков. Поношенных и уже послуживших какому-то доброму гражданину. От башмаков мысли сами собой перескочили к улице Фавар. Как-то там Беатрис? Что она делает, чем занята, выполнила ли свое обещание не вмешиваться или все-таки с утра пораньше помчалась к решетке дворца Тюильри, куда сходятся все просители со своими жалобами?
Дантон: Жорж-Жак, отвернувшись от приунывших соратников, встал и подошел к зарешеченному окну, выходившему на тюремный двор. -Черт побери... - пробормотал он. - Сколько же народу в этой проклятой тюрьме! Муравейник, одно слово. И - голову даю на отсечение... - Дантон нервно рассимеялся, осознав, что только что брякнул, и махнул рукой. - В общем, я уверен, друзья, что все эти несчастные виновны не более, чем мы с вами.
полная версия страницы