Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 082. Дом Дюпле, 14 жерминаля, утро. Тяжелые сцены. » Ответить
082. Дом Дюпле, 14 жерминаля, утро. Тяжелые сцены.
Элеонора Дюпле: Утро 14 жерминаля казалось продолжением дня предыдущего. Элеонора была угнетена настоящим положением вещей; она также не могла не думать о том, какое мнение сложилось у Робеспьера в отношении ее признания. Точнее, двух признаний… И если первое признание было предметом сомнений, тревоги и щемящего сердце чувства вины, то второе заставляло ее страшиться впечатления, которое ее слова могли произвести на Робеспьера. Не укоряет ли он ее мысленно в несдержанности? ...Элеонора подала ему шляпу и тихо проговорила: – Вчера вы обмолвились лишь парой слов… И сегодня за столом почти все время молчали. Максимильен… мы все очень беспокоимся. Этот процесс…
Ответов - 30
Робеспьер: -Если бы вы действительно беспокоились, вы не сделали бы того, что сделали, - ответил Робеспьер холодно. - Не стану скрывать от вас, что среди моих многочисленных огорчений несколько добавлены вашей щедрой рукой.
Элеонора Дюпле: Этот резкий ответ заставил ее растеряться. – Жестокие слова… Это и мне многого стоило… Максимильен!.. Улыбнитесь мне… Не наказывайте меня больше, чем уже наказали.
Робеспьер: -И вы еще обвиняете меня в жестокости, - Максимильен против воли улыбнулся - довольно печатльно, впрочем. Он ненавидел себя за мягкотелось. Нельзя никого жалеть, прочь эти сантименты. Он жалел Демулена - и вот что вышло. Нет уж, теперь никакого сочувствия ни к кому, каждому по заслугам.
Элеонора Дюпле: Элеонора вздрогнула. – Я не обвиняю вас… Но… Один раз я подвела вас… Не желая того… Если вы считаете, что я по-прежнему заслуживаю подобных слов… не верите мне, в чистоту моих помыслов и принципов, тогда лучше арестуйте меня… Я… я не могу так больше, Максим… – Она подняла взгляд. – Посмотрите же на меня, прошу вас!..
Робеспьер: -Я не могу вас арестовать, - признался он, посмотрев на девушку. - Кого угодно, только не вас. А вы пользуетесь моей слабостью...
Элеонора Дюпле: – Выслушайте меня… Мне было бы легче в тюремной камере, чем вот так… Вы и здесь, и будто нет…
Робеспьер: -Я слушаю вас, - сказал Максимильен тусклым голосом. - И почему все, кому я доверю, так или иначе предают меня, а потом еще говорят, что они якобы этого не хотели?..
Элеонора Дюпле: – Максим… Максимильен, вы сами говорили о равных правах и возможностях… Мне было невыносимо думать, что совершается такая несправедливость… Возможно, я ошиблась!.. Я перешла границу, которую не вправе была переходить. Но я, как и ваш брат, не предавала вас. Друг мой! – Элеонора робко протянула к нему руку. – Я понимаю, что слишком многое зависит от вас и в то же время вам приходится полагаться на верность окружающих вас людей… Понимаю, как мучительно для вас то, что сейчас происходит… Поверьте, что я прежняя…
Робеспьер: -Вы должны были посоветоваться со мной, прежде чем предпринимать такой шаг, - сказал он, поджимая губы. - Обещайте, что больше никогда не станете ничего от меня скрывать. Если бы мы только поговорили перед тем, как вы совершили это!.. Я мог бы переубедить вас, ибо я вижу, что вы не порочны вовсе, вы только молоды и неопытны...
Элеонора Дюпле: – Обещаю… Обещаю, мой друг!.. Мне тяжело было перенести все это… Если бы я могла подумать, что вселю в вас недоверие ко мне, заставлю терзаться, когда вы и так предельно устали… Говорю вам, Максимильен, я не хотела тревожить вас… А теперь получилось еще хуже, и это… разбивает мне сердце. – Напряженно следившая до этого за выражением его лица, Элеонора опустила взгляд. – Пожалуйста… постарайтесь меня простить… Я все та же… Ваша Корнелия… Мне больно видеть вас таким… – Она дотронулась пальцами до его руки.
Робеспьер: -Хорошо... возможно... - Максимильен отступил на шаг. Не стоит сейчас поддаваться чувствам - он будет выбит из колеи на целый день, это недопустимо. - Мне пора идти. А вы еще подумайте о случившемся и проанализируйте все, мой вам совет. Да, и еще... Ваши родители ни о чем не знаю. Возможно, я поступил неверно, скрыв от них эту историю, но у меня просто не хватает решимости им рассказать.
Элеонора Дюпле: – Так будет лучше… – тихо ответила Элеонора, надеясь, что он не сочтет это слабостью. – До свидания, Максимильен.
Робеспьер - младший: Огюстену полагалось бы провести мучительную, беспокойную ночь, однако спал он крепко, как человек с чистой совестью и успокоенным чувством долга. Он до конца не верил, что его проступок и контрреволюционные речи могут быть наказаны обычным способом - то есть гильотиной, да и в какой - то момент почти смирился с возможным исходом. Пока это было возможно, Огюстен старательно не замечал "перегибов" революционных деятелей, но чаша его терпения нынче переполнилась, а выйти из замкнутого круга можно было, только разорвав его. И если бы не Элеонора, он так и продолжал бы ходить по натоптанной тропинке, как слепой мул у мельничного колеса. Пусть она его не любит, но в его силах было сделать ее счастливой хоть ненадолго, хотя бы - чужим счастьем, радостью за соединенные сердца других, и поэтому он ни минуты не сожалел о содеянном.
Элеонора Дюпле: После ухода Максимильена Элеонора некоторое время еще стояла в прихожей, перебирая в памяти только что произошедший разговор. В душе она надеялась на его ответные чувства, но, кроме сердечного влечения, надо было принимать во внимание и еще многое другое. …Услышав, как чуть скрипнула дверь, она обернулась. – Огюстен, вы ведь тоже уходите сейчас? – Право, какой глупый вопрос!
Робеспьер - младший: Она выглядела такой одинокой и потерянной, что Огюстен едва не сказал "Нет", но ему действительно нужно было появиться в Конвенте - хотя бы ради приличия. -Да, мне нужно присутствовать на сегодняшнем заседании. Макс, кажется, меня опередил?
Элеонора Дюпле: – Да… он уже ушел. Мы говорили сейчас... Я, кажется, успокоила его... Бон-Бон, вы в порядке?..
Робеспьер - младший: Он с сосредоточенным видом развел руками и покачал головой: -Кажется, да - все на месте.
Элеонора Дюпле: – О, не шутите так!.. Не самая удачная шутка… Скажите мне, этот процесс… процесс Дантона… очень трудный?
Робеспьер - младший: - Это чрезвычайно трудный процесс, Элеонора, потому что его или нужно вести по всей форме - а для этого нужны свидетели и доказательства, или его нужно сделать келейным и быстрым - а это косвенное подтверждение обвинений в диктатуре...
Элеонора Дюпле: Элеонора прислонилась к стене. – Руаль арестована… Я понимаю, что эту тему возобновлять сейчас невозможно… Мне удалось поговорить с одним человеком… Он должен помочь – надеяться больше не на что… Боже, как я устала… Как мы все устали… Бедный Максимильен! Претерпеть столько – и быть вынужденным осуждать давних соратников…
Робеспьер - младший: Огюстен бережно взял ее за руку: -К сожалению, я уже ничем не могу помочь гражданке Шалье. Простите.
Элеонора Дюпле: Элеонора даже не упомянула имя Гетри – зачем? Их взгляды встретились, и Элеонора печально улыбнулась ему: – Вы сами сейчас между Сциллой и Харибдой, Огюстен… Я говорю о вашем долге и этом деле… Вы так и не рассказали мне, о чем именно вы беседовали с Тенвилем?
Робеспьер - младший: -С вашего разрешения, пусть содержание нашей беседы с гражданином общественным обвинителем останется между нами. Она, впрочим, была эмоциональна, но довольно бессвязна, - усмехнулся Огюстен. - Преимущественно на темы традиционной и революционной юриспруденции.
Элеонора Дюпле: – Мне жаль, если все это стало причиной ваших серьезных разногласий с братом… Я объяснила ему все, как чувствовала и могла… Надеюсь, что его сердце было открыто – по крайней мере, он со мной снова разговаривает…
Робеспьер - младший: -Я рад этому, - улыбнулся Огюстен, - прекрасная новость. Иногда Макс бывает... чересчур принципиален.
Элеонора Дюпле: – Пожалуй, вы правы, – согласилась Элеонора, – однако трудно осуждать его, зная его упорство и самоотверженность… порой мне кажется, что он пытается сделать невозможное, но потом я вновь слышу его… и все словно оживает. Огюстен… – продолжила она, вновь возвращаясь к болезненной теме, – я говорила Максимильену, что вина тут в основном моя… но не могу быть уверенной точно, что он думает в отношении вас…
Робеспьер - младший: -Если Максу будет что сказать мне по этому поводу, я уверен, он не промолчит. То, что он делает вид, будто меня не существует, свидетельствует о том, что мой брат уже принял какой - то решение.
Элеонора Дюпле: – Надеюсь, его решение, как всегда, будет мудрым… Ваш отъезд – если он решит, что вы должны сейчас уехать – будет тягостен прежде всего для него самого… Простите меня, Бон-Бон... мне так хотелось бы верить, что мы приняли тогда верное решение… Вы верите в это?
Робеспьер - младший: -Да, - твердо ответил он. - Я ни о чем не сожалею, Элеонора, и если бы у меня была возможность снова выбирать, я поступил бы так же.
Элеонора Дюпле: …Огюстен ушел, и тут же с какой-то просьбой к ней обратилась сестра. Элеонора, которая не была расположена в эту минуту разговаривать, отстраненно кивнула и ушла наверх в комнату. Политика, – отчетливо осознала она сейчас, – даже та, которой руководят такие люди, как Максимильен, Бон-Бон, Филипп, неизбежно несет в себе боль утрат и ложь. Она сама ведь пыталась ему солгать! О чем мы спорили, Максим?.. То же, казалось ей, ощущает и Огюстен – странную смесь успокоения, вины и тревоги. Из-за нее, из-за брата, из-за всего, что происходит. Нет, так нельзя, – если она не будет доверять ему, а он окончательно закроется в себе, созидающая и одновременно разрушительная сила перемен поглотит их обоих. Что бы ни случилось, они пройдут через это вместе.
полная версия страницы