Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 080. Элеонора учится шантажировать. 13 жерминаля, утро. Et si tu n'existais pas… » Ответить

080. Элеонора учится шантажировать. 13 жерминаля, утро. Et si tu n'existais pas…

Элеонора Дюпле: Et si tu n'existais pas… Dis-moi pourquoi j'existerais? …Вынудив Элеонору беседовать с общественным обвинителем Фукье-Тенвилем, Робеспьер не смог бы повергнуть ее в большее смятение. Она твердо решила не показывать своего волнения и держаться как обычно, чтобы не волновать близких, и действительно сразу ушла к себе, справедливо рассудив, что Огюстену сейчас не до нее. Сейчас ей предстояло принять новое решение: пойти в дом Шалье этим же вечером или завтра утром? Вдруг Руаль арестуют сегодня ночью? А если она уже арестована? Возможно ли, что Максимильен скрыл это от нее, не желая волновать? Однако как уйти сейчас? Доверие Максимильена к ней сейчас, верно, так хрупко… Сейчас, когда он больше всего нуждается в друзьях и поддержке… Она вспоминала их беседу, думая о Робеспьере то с нежностью и сочувствием, то с порицанием его холодности, которое сама же сразу и осуждала. В основе ее чувств лежало доверие – это доверие не могли поколебать злословие или сплетни. Не наивная восторженность – как могли думать болтливые кумушки или кто-то из насмешливых общественных деятелей революции, подобных тому же Дантону, – а искреннее и глубокое чувство, зародившееся не тогда, когда она услышала его речи, а… когда же? Тогда ли, когда впервые была прочитана вслух глава из Корнеля в один из вечеров? Или когда он впервые пошутил над ней и Бабетт? Или когда он решил посмотреть ее рисунки и искренне заинтересовался? Конечно же, ее восхищали его работы и выступления в Конвенте и Клубе, но Элеонора любила прежде всего человека… Она осознавала, что он не принадлежит сам себе, и была готова разделить его внимание с тем, чему он предан по чувству долга, понимая важность дела всей его жизни, лишь только бы его усилия не пропадали даром и он видел это! Но ей была невыносима мысль о его неизбежном беспокойстве и ухудшившемся здоровье. И вот теперь она сама – причина его сомнений… Нет, она совсем не хотела этого! Но что же теперь делать?.. Она не может укрыть Руаль от ареста, но может посоветовать, как вести себя. Быть может, все обойдется? И Максимильен решил устроить судьбу ее подруги, только не сказал ей об этом, желая преподать урок? Испытывает ее? Элеонора сделала несколько шагов по направлению к двери, но потом вернулась – и упала на постель, не совладав все-таки со слезами. Сила характера помогла девушке не растравлять далее свои чувства, однако это едва ли могло смягчить ее печаль. * * * …За завтраком разговор о случившемся, разумеется, никто не заводил; Робеспьер казался предельно собранным – и, как и Огюстен, собирался пойти на утреннее заседание. Гроза прошла или еще не начиналась?.. При действительном положении вещей, возможно, Бон-Бон должен будет уехать скорее в миссию… Когда завтрак закончился, и Дюпле остались одни, Элеонора поспешила в дом рядом с Якобинским клубом. Благословение свыше, что Максимильен, похоже, ничего не рассказал родителям! Помимо всех тех огорчений, которые неизбежно сопутствуют подобным новостям, ее отец, мягкий и понимающий человек, в этих обстоятельствах вполне мог бы посадить дочь под домашний арест на декаду-две… Дать совет… Может быть, Руаль стоит притвориться больной? Настолько, что сама возможность дачи показаний будет исключена? Думая так, Элеонора подошла к дому Шалье – и тут увидела, что ставни закрыты, а дверь заперта и опечатана. И ведь она убедила ее остаться!.. Что теперь делать, куда идти? Элеонора понимала, что после всего случившегося путь в Консьержери и любую другую тюрьму для нее закрыт. А отповедь Робеспьера, хотя и свидетельствовала прежде всего о его предупредительности к ней, не позволяла питать надежды на его помощь в этом деле. И у нее нет права ни в чем его обвинить. Пытаясь найти спасительное решение, Элеонора шла обратно по Сент-Оноре. В этот час уже было многолюдно. Все куда-то спешили, что-то продавали, обсуждали последние новости… – Комиссар Гетри, нет, я вовсе не удивлен!.. Полагаю, что… Элеонора быстро обернулась. Неужели ей повезло? – Доброе утро, граждане, – она чуть склонила голову. – Простите, что мешаю вашему разговору… Вы комиссар Франсуа Гетри? Мне очень нужно с вами поговорить.

Ответов - 19

Франсуа Гетри: Франсуа болтал с приятелем у входа в Якобинский клуб, когда появилась эта девушка. Совершенно не знакомая ему, в этом он был уверен стопроцентно. Но почему-то возникло неприятное гнетущее чувство. - Со мной, гражданка? - спросил он, приподняв брови в гримасе, означающей удивление. - Прошу простить мою невежливость, но... разве мы знакомы?

Элеонора Дюпле: – Я слышала о вас, – уклончиво ответила Элеонора. – И у меня к вам важное дело…

Франсуа Гетри: Франсуа ничего не оставалось, кроме как подчиниться и отойти с девушкой в сторону. - Это очень интригующе, гражданка... Простите, как мне к вам обращаться?


Элеонора Дюпле: – Простите, что не представилась сразу, но вы были не одни... мне подумалось, что лишнее внимание все только бы затруднило… Меня зовут Элеонора Дюпле, гражданин, я дочь Мориса Дюпле. – И Элеонора решилась сразу же спросить – иного выхода не было: – Гражданин Гетри, вам что-то говорит имя «Руаль Шалье»?

Франсуа Гетри: Франсуа был точно уверен, что знает Руаль Шалье. Так ли много в Париже девушек, носящих мужское имя? Но он познакомился с упомянутой Руаль при таких обстоятельствах, что поспешил бы отделаться от любого задавшего такой вопрос, причем даже невежливо. Но невежливо отделаться от Элеоноры Дюпле, которой, как говорили, в будущем предстояло стать Элеонорой Робеспьер, было бы рискованно. - Почему вы спрашиваете, гражданка Дюпле? - осторожно поинтересовался Франсуа.

Элеонора Дюпле: Элеонора серьезным и глубоким взглядом посмотрела на комиссара, изгоняя из своего сердца сомнения. – Руаль рассказала мне о происшествии в парке... О комиссаре Франсуа, намерения которого по отношению к ней были самыми недвусмысленными… Вы правы, мы не знакомы, но, услышав от другого человека вашу фамилию – вместе с должностью и именем, я вполне смогла сделать соответствующие выводы, которые вовсе не свидетельствуют о вас как о человеке с безупречной репутацией. Однако же я обратилась к вам не за тем, чтобы обвинять… В конце концов, добрые чувства, свойственные, должно быть, вам, одержали верх над вашей слабостью. Я не обвиняю вас… напротив, я прошу вас о помощи.

Франсуа Гетри: Франсуа задумчиво потер подбородок. Несмотря на то, что Элеонора сказала. будто просит о помощи, но был уверен: если он этой помощи не окажет, его будут шантажировать. Элеонора Дюпле, к тому же, сможет пойти прямиком к Неподкупному... - Какого рода помощь вам нужна? - спросил комиссар, не тратя время на оправдания и лживые уверения, что он, дескать, не знает никакой девушки в парке и вообще не понимает, о чем говорит гражданка Дюпле.

Элеонора Дюпле: Какая странная беседа, если вдуматься! Гетри смотрел на нее крайне настороженно, и Элеонора постаралась смягчить напряженность: – Если вы и видели меня, то один раз, мельком, когда заходили передать документы для гражданина Робеспьера. У нас бывает много посетителей… Я тоже вас не узнала бы, не услышав, как к вам обращаются… – слабо улыбнулась Элеонора. Но, очевидно, сделать беседу более светской сейчас было едва ли возможно. – Как ни неприятно говорить мне на подобную тему, гражданин комиссар, но я вынуждена спросить вас: какое впечатление сложилось у вас о Руаль Шалье?

Франсуа Гетри: - Какое впечатление могло у меня сложиться о девушке, которая поздним вечером одна бродит в Пале-Эгалите? - ответил вопросом на вопрос комиссар, пожав плечами. - Не самое благоприятное, это уж точно.

Элеонора Дюпле: – Комиссар, – ответила Элеонора, – то, что вы один-единственный раз видели эту девушку вечером в Пале-Эгалите, отнюдь не свидетельствует о ее безнравственности. Вам не могут быть известны причины, приведшие ее туда. Я знаю Руаль как добропорядочную девушку и не сочла бы зазорным назвать ее своей сестрой.

Франсуа Гетри: - Вы что же, затеяли этот разговор, дабы убедить меня в высоконой нравственности вашей подруги? - спросил Франсуа. - Готов вам поверить. Я мало знаю гражданку Шалье и мог ошибиться при первой встрече, признаю это и приношу свои глубочайшие извинения.

Элеонора Дюпле: – Как вы можете догадываться, причина, по которой я обратилась к вам, иная… – Элеонора замолчала, подбирая слова. – Эту девушку со всей ее семьей арестовали – по обвинению в преступлении против революции. В чем бы ее ни обвинили, это ошибка, она – искренняя патриотка, как и ее близкие, – Элеонора вновь умолкла, и после недолгого раздумья сказала: – Если я могу попросить вас… приглядите за ней… помогите советом. Ей всего шестнадцать, она, должно быть, ничего не понимает. Как и я, – ответ был почти честным: события приняли совершенно непредсказуемый оборот. Рассказать же все об истории побега Антуана Гро не представлялось возможным – из-за родителей, положения Максимильена и Бон-Бона. И ответственности, которую она осознавала и ранее, но теперь ощущала особенно ясно. Каждую из этих проблем по отдельности она могла бы решить, вероятно, но тяжесть всех этих вопросов вместе легла на ее плечи неподъемным грузом. Что ж, так или иначе, нужно было что-то делать, пусть она и рискует, не зная, какой отклик найдут ее слова, – время являлось сейчас не помощником, а врагом…

Франсуа Гетри: - Странная просьба, - признался ошарашенный Франсуа. - Как я могу "приглядеть" за вашей подругой, коль скоро она уже арестована? Он не могу не подумать о том, что со стороны Элеоноры Дюпле (при ее-то знакомствах) было довольно странно обратиться к нему. "Если ваша подруга арестована безвинно, почему вы не обратитесь к вашему квартиранту?" - чуть было не спросил он.

Элеонора Дюпле: – Она наверняка растеряна и напугана… И может признаться в том, чего вовсе не совершала – сейчас все силы направлены на процесс Дантона… Что, если будет допущена ошибка, по недосмотру или в спешке? Я не могу обратиться с этим к гражданину Робеспьеру, – продолжила Элеонора, понимая, о чем думает сейчас Гетри, – насколько вы представляете, многие не раз обращались ко мне с просьбами, чаще всего желая, чтобы я свела их с Максимильеном. Люди бывают очень корыстны, не сомневаюсь, вы знаете это лучше меня. Рекомендации, сближение… Были и просьбы о помощи – я помогала советом, когда могла. Гражданин Робеспьер справедливо не любит, когда я занимаюсь подобными вопросами – каждый должен делать свое дело. У него очень много забот… особенно сейчас. А излишнее волнение… – «…для него губительно», хотела сказать она, но не сказала, не желая распространять слухи о нездоровье Робеспьера. Мучительнее всего была мысль о ее искренности. Именно из-за этих причин она и предпочла обратиться с просьбой о помощи художнику и его подруге к Робеспьеру-младшему, который приехал в тот же день, когда она узнала о случившимся с Антуаном Гро…

Франсуа Гетри: - Да, я понимаю, гражданин Робеспьер при всем желании не сможет помочь всем, кто в этом нуждается. - Комиссар Гетри наклонил голову. - Но мне не вполне ясно, чего вы хотите от меня, чтобы я разобрался в этом деле и освободил девушку, или что-то другое?

Элеонора Дюпле: Элеонора уже в который раз мучительно задумалась. Как попросить выручить в беде, о которой не можешь рассказать? - Если бы вы только могли свидетельствовать в ее пользу… если же это невозможно, то посоветовать, как вести себя и как отвечать на вопросы… Она так юна и впечатлительна…

Франсуа Гетри: "Вот это угораздило меня вляпаться", - мрачно констатировал про себя Франсуа. О свидетельствовании в пользу гражданки Шалье не могло быть и речи. Франсуа надеялся, что Элеонора сама этого понимает. В противном случае она могла бы сразу потребовать от него, чтобы он отправился на площадь Революции и встал в очередь из приговоренных перед гильотиной. - Посоветовать? - спросил он задумчиво. - Вы уверены, что она послушает моих советов? Едва ли она доверяет мне.

Элеонора Дюпле: – Она поймет… Скажите ей, что это я вас попросила. Я чувствую, что вы хороший человек… а мне в самом деле сейчас не к кому обратиться.

Элеонора Дюпле: …Элеонора не заметила, как дошла до дома; проведя в домашних хлопотах несколько часов, она немного успокоилась. Хотя разговор и оставил у нее смешанные впечатления, по зрелом размышлении она не нашла повода заподозрить Гетри в неискренности. Причиной, помешавшей комиссару исполнить ее просьбу, могли быть только проблемы у него самого, но с чего им взяться у рядового служителя закона? То, как он отвечал ей, свидетельствовало в пользу его честных намерений, и объяснения причине, по которой он не навестил бы Руаль, Элеонора не находила. Ах, почему она не догадалась попросить о второй встрече, чтобы он сообщил ей новости… Она боялась, что Гетри подумает, будто она чрезмерно пользуется своим положением и не хотела показаться бестактной. Убедительны ли были ее слова для комиссара?



полная версия страницы