Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 090. Консьержери, камера приговоренных. Робеспьер и Демулен. Вечер-ночь 14 жерминаля » Ответить

090. Консьержери, камера приговоренных. Робеспьер и Демулен. Вечер-ночь 14 жерминаля

Дантон: Переход осужденных из темы 084. Процесс Дантона Дантон был человеком, мало склонным к рефлексии, но даже его удивила его собственная реакция на приговор. Почему он ничего не чувствует - ни гнева, ни сожаления, вообще ничего? Пустота. Пожалуй, он даже чувствует некое облегчение оттого, что все закончилось. Полулежа на тюремной койке, он потягивал вино прямо из бутылки.

Ответов - 144, стр: 1 2 3 4 All

Эглантин: - Я тоже заслужил, - приглушенно откликнулся Фабр. - Эксленец, хотите последнюю сенсацию Парижа, о которой никто никогда не узнает? А вам не составило бы труда разбежаться и снести эту дверь плечом, а? Там вообще-то Макс. Гражданин Робеспьер. И он собирается похитить нашего Камиля - сперва для утешения, а затем и для дальнейшего перевоспитания.

Камиль Демулен: Несчастный Демулен весь дрожал и едва держался на ногах, но отчаянно упирался. - Макс... - он все же сделал несколько шагов, позволяя отвести себя подальше от двери камеры. - Нельзя так. Что скажут люди, как это будет выглядеть? Я не имею права уйти отсюда один. Я по уши вляпался, тут ты прав...

Эро де Сешель: Неожиданный и судьбоносный визит на какое-то мгновение лишил Эро душевного равновесия, обретенного им как усилием воли, так и с удивлением открытым им не так давно свойством смиряться с неизбежностью. - Ах, вот как…


Эглантин: - Нет, положительно, это совершенно несносно, - Фабр заговорил уже в полный голос, повернувшись к отдушине и надеясь, что в тихом коридоре его слова разнесутся достаточно громко, - они там воркуют, аки два голубка по весне, а мы тут пропадаем. Это несправедливо, в конце концов! Мааакс! Имейте совесть, раз уж вам больше некого поиметь, и немедленно верните Камиля туда, откуда взяли.

Эро де Сешель: - Ради богини Разума, Эглантин, комедия сейчас едва ли уместна, - меланхолично заметил Эро.

Эглантин: - Это тюремная трагикомедия с оттенком драмы, - с апломбом возразил Фабр. - Почему я должен молча стоять и слушать, как бедолагу Камиля уговаривают совершить побег? Да стоит ему сказать "да" и сделать два шага, и из-за угла выскочит охрана с мушкетами наперевес, а Макс ханжески заявит: "Смотрите, стоило мне поманить его одним пальцем, и он уже был готов и бежать, и бросить своих так называемых друзей на произвол судьбы!" Не я тут устраивают комедию, а Макс пытается в очередной раз сыграть на чужих нервах.

Эро де Сешель: - Вы удивительно понимаете Неподкупного при столь разительном отличии характеров, - едко бросил Сешель и отошел к Дантону. От визита Робеспьера он добра, конечно же, ни для кого не ждал (в конце концов, прежде всего Робеспьер желал убрать с позором из состава Комитета последнего дантониста, послужив для этого самого дантониста причиной множества бессонных ночей). Но некая незримая граница (врожденный аристократизм?) не позволила ему сейчас присоединиться к позабавившим бы его в другой момент шуткам.

Эглантин: - Я вот сижу тут и размышляю, куда наша доблестная сыскная служба могла подевать мою маленькую неоконченную вещицу о нравах Конвента? - изобразив озабоченность, спросил сам у себя Фабр. - Макс там был очень похож на себя натурального. Вам бы понравилось, Эро, точно понравилось. В моей старой квартире я ее не нашел, значит, ее забрали при обыске. Потеряется в архивах, будет жаль. Эй, гражданин в коридоре! Ваша физиономия, конечно, зеленого цвета, но на змея-искусителя вы никак не тянете. У того хоть была толика обаяния.

Робеспьер: Услышав голоса из камеры, Робеспьер испуганно замер. Проклятье, что за люди! Уже практически покойники, а все никак не угомонятся. А ведь найдутся люди, которые буду говорить, что уничтожение дантонистов - это, дескать, слишком суровая мера. Как же, если они и в камере остаются источиком неприятностей! -Камиль! - зашипел он, дергая Демулена за руку. - Нас услышали. Сейчас твои дружки поднимут крик на всю тюрьму, и я не смогу вывести тебя незаметно. Идем скорее! Все разговоры потом.

Дантон: Остаться в стороне Дантон решительно не мог. - Эй, Робеспьер! - позвал он достаточно громко, чтобы быть услышанным не только в камере, но и далеко за ее пределами. - Что ты топчешься там, как бедный родественник? Заходи, гостем будешь. Не только Камилю, но и каждому из нас найдется, что тебе сказать, будь уверен.

Эглантин: - Можно, я его стукну, если он зайдет? - кровожадно вопросил Фабр. - Ну хоть один разочек? Табуреткой пониже спины? Мы проявим милосердие, не будем убивать его до смерти... Мааакс! Вы же не боитесь заглянуть к нам в гости? А что это за мерзкий стук такой - это не ваши ли зубки выстукивают "Карманьолу"? Фуу, гражданин, нельзя ж быть до такой степени трусом!

Эро де Сешель: Раньше Эро при таких словах побелел бы сильнее своего парика, валявшегося теперь на полу (обычно он и бледнел - имя Робеспьера с прошлой осени действовало ему на нервы примерно так же, как и все новые идеи Сен-Жюста), но долгое ожидание смерти подходило к концу - и он решил считать возможный визит Неподкупного чем-то вроде визита запоздавшего гостя на бал.

Камиль Демулен: Когда в разговор столь бесцеремонно вмешался Фабр, Демулен снова вздрогнул и инстинктивно подался к Робеспьру, под защиту старшего школьного товарища. Лишь несколько секунд спустя, осознав свое движение, он смущенно крякнул и снова замер на месте. Эглантин не мог выбрать более неподходящего времени, чтобы подать голос. Мысль о том, что их странный разговор с Робеспьером был подслушан, заставила лицо журналиста вспыхнуть. Сейчас его обвинят в театральности, чего еще ждать от актера. И посмеются над ним. Фабр и Эро - хорошие люди, но до ужаса прозаичны и приземлены... Они не оценят (уже не оценили) его жертву, когда он подвергал сомнению свою возможность спастись. Камиль обиженно повел плечами и молча уставился в пол, никак не реагируя на провокационные выкрики своих сокамерников.

Робеспьер: Камиль сам прижался к нему, это хорошо. Робеспьер накинул на него полу плаща, словно беря под крыло. - Не обращай на них внимания, - он подтолкнул Демулена к выходу. - Пойдем скорее.

Камиль Демулен: Камиль в отчаянии кусал губы. - Я не могу, - прошептал он на ухо Робеспьру так, чтобы не слышал Фабр. - Макс... Скажи, ты уверен, что сумеешь замять дело о моем сотрудничестве с Дантоном?

Робеспьер: -Да, Камиль, да, конечно... - Робеспьер отвечал, совершенно не думая. Главное было - увести Камиля отсюда. Все остальное можно выяснить потом.

Эглантин: - Да-да, беги, Камиль, - крикнули из камеры. - И не забудь принести завтра цветочков Мадам Вдове! У тебя начнется новая жизнь, Камиль - под крылышком твоего лучшего друга Макса, который вложит свои слова в твою голову. Но зато ты будешь счастлив, жив, свободен, рядом с Люсиль - хотя нет, я совсем забыл, ни о какой Люсиль речь не шла, Люсиль тут лишняя, ее необходимо убрать с картины мира, чтобы не мешалась под ногами - а мы все сдохнем. И черт с ней, с совестью, кому она теперь нужна?

Дантон: - Не трогай их, Фабр, - вмешался Дантон. - Пусть Люси спасается, если сможет. Хотя бы так...

Камиль Демулен: Демулен немного помолчал, силясь выровнять дыхание. - Я не могу пойти с тобой, - он покачал головой. - Все зашло слишком далеко. Что ты потребуешь от меня в благодарность за спасение? Безропотного послушания? Чтобы я боялся вздохнуть, чтобы вздрагивал от к-каждого шороха? - Демулену отчаянно хотелось жить. Чтобы собраться с мужеством, ему пришлось прикрыть глаза и отвернуться, чтобы не видеть перед собой лица Неподкупного. - Макс, я не буду унижаться. Оставь меня.

Робеспьер: -Камиль, ты с ума сошел? - прошептал Робеспьер. - Я же пришел сюда... к тебе... Камиль! - он принялся трясти журналиста за плечи. - Я пришел увести тебя, потому что иначе ты умрешь, а я не хочу, чтобы ты... чтобы тебя... Это все твои друзья, да? Которые бесятся там, за дверью камеры... Им хочется утащить тебя за собой в могилу, они завидуют тебе, как ты не понимаешь?

Эглантин: - "Так"? Да чего оно стоит, это "так"? Жорж, ты что, веришь в искренность нашего Неподкупного и его благие намерения? - не на шутку вспылил Фабр. - Какое, к черту, спасение? Камиль проживет еще пару лишних дней, а потом отправится вслед за нами, провожаемый слезливыми причитаниями: "Ах, я сделал все, что мог, а ты не ценишь моей доброты!" Макс хотел уничтожить нас, он этого добился. С какой стати он будет делать послабление для Камиля? Только потому, что они двадцать лет назад сидели за одной партой? Ты помнишь хоть кого-нибудь, мужчину, женщину или ребенка, помилованного по распоряжению Неподкупного? Так с какой стати Камиль станет исключением?

Камиль Демулен: На ресницах Демулена дрожали слезы, но он упорно мотал головой. - Дело даже не в них... Но я не могу отказаться. - Он сделал шаг назад. - Этот ужасное, гротеское судилище навеки связало меня с ними. Я не могу отказаться от того, чему посвятил последние полгода, отречься от всего, что писал в "Старом кордельере". Не могу и не хочу. Отречься от того, что говорил читателям своей газеты, было бы бесчестным.

Робеспьер: -Ты не понимаешь, ты просто не понимаешь! - Робеспьер осознал, что сам кричит, и поспешил вновь понизить голос до шепота: - Для тебя это всего лишь игра, ты просто играешь в героя, ну же, признай! Но завтра ты умрешь по-настоящему. Я это не допущу. Камиль... - он взял журналиста за руку. - Я прошу тебя. Ради меня, не ради себя.

Дантон: Жорж Жак встал так резко, словно собирался врезать Фабру. - Если он будет разыгрывать героя, чем он сейчас и занимается, он умрет точно. А так у него будет шанс - хть самый маленький, хоть самый призрачный, но все же! У тебя самого нет никакой надежды, но какого черта ты пытаешься лишить надежды другого человека?!

Эглантин: - Да не будет у него никакого шанса, Жорж, что ты несешь? Ты что, первый день знаком с этой неподкупной саранчой? - взвился Фабр. - Приди сюда кто угодно другой, черт, да хоть прокурор Тенвилль или Кутон в своем кресле на колесиках - я бы не усомнился в искренности их намерений! Но это прости-господи? Какая надежда, какой шанс, окстись и приди в себя! До Макса внезапно дошло, что он вот-вот сломает любимую игрушку, в эгоизме своем он бросился сюда... и я тебя уверяю, через пять-шесть часов он задастся вопросом - да, но куда теперь девать этого Камиля, его же приговорили, он же сам подписал приговор, неловко как-то получается, хлопотно и да и образ Неподкупного пострадает... И бедолага Камиль прямым ходом отправится на прежнее место, только теперь уже не в компании, а в одиночку!

Эро де Сешель: - Чувства производят деятельное мужество, а философия - терпеливое… - негромко проговорил Эро и вздохнул, потом отстраненно посмотрел на Эглантина: - Право, оставьте! Фабр, я серьезен, как никогда. Выбор за Камилем, не за вами.

Эглантин: - Да-а, правда? Что-то я не припомню, чтобы на протяжении всей своей жизни Камиль хоть раз что-то выбрал самостоятельно. Возможно, сейчас у него появился единственный шанс это сделать - так ведь и его он благополучно упустит, бросившись за призрачной мечтой о спасении...

Камиль Демулен: Пока в камере происходил этот разговор, Демулен продолжал топтаться на месте, не позволяя увести себя, но и не возвращаясь обратно. - Я все понимаю, но у м-меня нет иного выхода. Поздно, слишком поздно что-то менять. - Ниточка, протянувшаяся к жизни и свободе натягивалась и дрожала. - Я должен умереть, чтобы во Франции выжила Свобода. Террор жестоко душит её, но наша с Жоржем идея все же будет жить! Тебе этого не понять, как можно своей смертью дать новое дыхание тем, кто будет б-бороться после нас! Камиль провел рукой по лицу, смахивая то ли слезы, то ли капли пота.

Робеспьер: -Что за глупости ты несешь?! - разозлился Робеспьер. У него не укладывалось в голове. Он пришел спасти это ничтожество, а оно еще и упирается, причем упирается по каким-то абсурдным причинам. -Пойдем! - он потащил Камиля прочь, изо всех сил преодоелвая его сопротивление.

Дантон: - Камиль, уходи отсюда, дубина, пока предлагают! - снова вмешался Дантон. - Уходи и живи, не слушай Фабра!

Эро де Сешель: - Жорж, не думал, что скажу это… - тихо обратился к нему Эро. - Умереть не так страшно, как жить без былой жажды жизни. Тот ли наш друг, что был прежде? Мне представлялись его деяния во многом игрой - сродни опытам поэта или актера. Однако строки из-под его пера выходили удивительно вдохновенные в своей искренности. Если он уйдет - положит ли это конец его терзаниям или станет началом новых?

Дантон: - Да какая разница, разрази меня гром! - отмахнулся Дантон. - Мы все виноваты перед Люси, ведь это мы втянули его в это противостояние. Пусть живет. Тот, кто жив, всегда имеет шанс.

Эро де Сешель: Что-то, видимо, решив для себя, Сешель кивнул и промолчал. То ли потому, что согласился с Дантоном, то ли потому, что не видел смысла возражать.

Камиль Демулен: - Не пойду, - стоял на своем Делулен. - Не вижу смысла начинать этот разговорс с самого начала, я останусь тут, здесь мое место.

Робеспьер: - Даже твои друзья, - прошипел Робеспьер, - говорят тебе, что ты идиот и должен идти со мной - все, за исключением Фабра. Но Фабр - это отдельная статья.

Камиль Демулен: - Фабр тут не п-при чем. Я сам так решил. Макс, я не пойду с тобой, не имею права. - Камилю нелегко давались эти слова, но внутренний голос по-прежнему твердил, что это решение - единственно верное.

Эглантин: - Да в качестве кого он будет жить, Жорж, даже если ему и позволят остаться в живых? - Фабр попытался заставить себя успокоиться, но получалось плохо. - В качестве максовой собачки, которая станет лаять на его врагов, или подстилки гражданина Неподкупного? Живя каждый день с сознанием того, что за любой шаг, любое неверно сказанное слово его с легкостью могут вернуть сюда? Да зачем тогда было все это, ради чего? Я бы первым сказал: "Да, беги!", если бы это было сделано искренне, а не ради возможности придержать любимую игрушку рядом с собой еще пару лишних дней! Господи, да это же все ложь, и замешано на лжи, а вы что, в это верите?

Робеспьер: Робеспьер больше не мог высокомерно не обращать внимания на доносящиеся из камеры комментарии. Чер бы побрал Фабра д'Эглантина и его длинный язык. Робеспьер был уверен, что из-за реплик Фабра Камиль не хочет идти с ним. Он отодвинул задвижку, закрывающую окошко на двери, и заглянул в камеру. -Добрый вечер, граждане. Вы хотели поговорить со мной? Я здесь. Фабр, зависть - плохое чувство, вы знаете об этом? Постарайтесь хотя бы умереть достойно, если не смогли достойно жить.

Эро де Сешель: Эро все же с трудом поверил своим глазам, а его внешний вид первое мгновение означал собой нечто вроде «Фабр, вы в самом деле хотели этого добиться?». Но потом его натура обрела верх над растерянностью, и он с легкой улыбкой проговорил: - Неподкупный, вы решили заглянуть в наш последний приют? Право, не помню, откуда это… «Привет тебе, приют последний…» Нет, верно, там говорилось о чем-то священном. - Сешель изобразил легкий поклон, не заботясь о том, что Робеспьер вряд ли это оценит.

Робеспьер: Робеспьер неприязненно покосился на Эро, но ничего не ответил - он был недостаточно искусен в салонной болтовне и боялся попасть впросак, вступая в словесные поединки, к тому же, сейчас было не до того. Широко ухмыляющегося Дантона он тоже демонстративно игнрировал (хотя это было непросто). Больше всего его занимал Фабр.



полная версия страницы