Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 035. Фабр направляется от Беатрис в Конвент. Улицы Парижа, утро 9 жерминаля » Ответить

035. Фабр направляется от Беатрис в Конвент. Улицы Парижа, утро 9 жерминаля

Эглантин: Город жил, город никогда не умолкал, разве что замирая на несколько ночных часов. Уже выскочив на улицу, Эглантин запоздало сообразил, что надо было попросить в долг у Беатрис хоть малую сумму на непредвиденные расходы, а то как-то неловко ощущать себя обладателем совершенно пустого кармана. Впрочем, пожили в богатстве - а теперь придется опять вспоминать времена бедности. И все же его не покидало хорошее настроение. Он даже вполголоса напевал про себя, поднимаясь вверх по улице святого Антония и высматривая дом, в котором минувшей осенью снимал неплохую квартиру в четыре комнаты, и откуда его увезли в карете с наглухо зашторенными окнами. Помнят ли еще его там? Уцелело ли хоть что-то из его имущества?

Ответов - 12

Эглантин: Оказалось, помнили. Хотя у домовладелицы, гражданки Дюваль, и без того постная физиономия при виде былого жильца вытянулась еще больше. В первый миг она, кажется, даже собиралась захлопнуть дверь, но Эглантин вовремя подставил ногу. - Традиционного "Доброе утро, гражданин", я, похоже, не дождусь, - с ухмылкой сообщил он почтенной даме. - Правосудие слегка ошиблось, и вот он я, как фальшивая монета, которая всегда возвращается. Не спрашиваю, рады вы меня видеть или нет, но поинтересуюсь, хорошо ли вы нажились на моем скарбе? Мадам... то есть гражданка Дюваль все, что мне нужно - взглянуть на мое бывшее жилище и по возможности забрать оттуда кое-что. После чего мы с вами навеки распрощаемся. - Я сдала три из ваших комнат, - наконец изволил разомкнуть узкую щель рта гражданка Дюваль. - Вместе с мебелью. Но ваши книги мы сохранили... хотя ко мне уже наведывались букинисты, предлагали хорошую цену... Я же не знала, что вы... вернетесь, - последнее было добавлено несколько извиняющимся тоном. Домовладелица поколебалась еще немного и, прикинув так и эдак, решила, что будет проще впустить незваного гостя. Чем быстрее он сделает свои дела, тем быстрее уберется. Стоило больших трудов отделаться от навязчивого сопровождения хозяйки и остаться в собственном бывшем кабинете одному. И еще стало горько от сознания того, что всей тщательно подобранной книжной коллекции конец, а он даже не получит с этого никакой прибыли. Что ж, поблагодарим невесть кого хотя бы за то, что хозяйка сохранила книжные шкафы до этого дня. Дальнейшие жействия Эглантина выглядели, на взгляд непосвященного, довольно странно. Он торопливо выдергивал с полок определенные книги, пролистывал их, ища свои маленькие секреты. В день ареста обыска у него не проводили, но, похоже, потом наведывались - однако искали не слишком тщательно и кое-что из спрятанного уцелело. Вопрос был в том, стОит ли теперь это "кое-что" хоть чего-нибудь. И тем не менее... тем не менее... Насколько Фабр д'Эглантин был неразборчив в своих амурных связях, настолько запаслив и скопидомен он был во всем, что касалось денег. Он и сам не знал, с какой поры в его душе завелась эта крысиная привычка - припрятывать по углам что-нибудь на черный день. Он мог влезть в долги, проиграться, выбросить кругленькую сумму на содержание очередной пассии и громко жаловаться на свое бедственное положение по всем кофейням Парижа, но под половицей у него всегда был припрятан необходимый стратегический запас. "Запас" уцелел. Он сам соорудил этот маленький тайник, и его не нашли. Содержимое тайника также было торопливо распихано по карманам и тщательно спрятано под рубашку. Какое-то время он задумчиво глядел на крохотную вещицу, память о былых временах - золотую заколку для галстука-шарфа с цветком шиповника. Он всегда носил ее, но сейчас, когда ношение драгоценностей категорически не приветствуется... В карман! - Счастливо оставаться, гражданка! - он нарочито громко хлопнул дверью. - Можете продать все это, в качестве возмещения за истрепанные нервы. Признаю, я был не самым спокойным жильцом.

Эглантин: Опять вверх-вниз по улицам в весенней грязи, туда, где ветер приносит с реки крепкую вонь заполненных рыбой барж, и порой в зловоние разлагающихся рыбьих тушек вмешивается чистейший и пронзительный аромат пряностей. К бесконечным набережным, складам и лавкам, откуда уже доносятся вопли торговок, и где домохозяйки с огромными корзинами скупаются провизией на завтрак. Ост-Индская Компания, которую Эглантин про себя именовал просто Компанией - его любимое детище, капризное, как тропическое деревце, и совсем недавно обильно плодоносившее золотыми яблочками. Кровь Фабров-торговцев все же вязла верх, и Эглантин с неожиданным для себя увлечением занимался делами Компании, научившись разбираться в вещах, о которых раньше не имел ни малейшего представления. И предпочитал лишний раз не распространяться о том, что он в них разбирается. Компании принадлежал старинный двухэтажный дом серого известняка, с фасадом, изъеденным речным ветром и дождями, с высоким крыльцом, где совсем недавно толпились перекупщики, клерки и судовладельцы, желавшие заключить очередной выгодный контракт. Эглантин догадывался, что увидит там запустение, но не ожидал, что вид пустого крыльца и заколоченных дверей резанет его, как ножом по сердцу. Их вывеска, их маленький герб уцелел - овальная доска, раскачивающаяся на цепях, золотой кораблик, отважно прокладывающий путь через бурные волны к сказочным берегам. Компания закрыта. Активы наверняка ушли во владение народа, то бишь дармоедов из Конвента и иже с ним. - Крыс-сы... - злобно прошипел Эглантин. Впервые ему удалось что-то создать своими руками, это что-то приносило доход, а теперь было безжалостно погублено. Что сталось с кораблями Компании - реквизированы и отданы кому-то другому? Что сталось с деньгами, которые они зарабатывали? Он не так дорожил своим местом депутата, как сознанием того, что он наравне с другими управляет Компанией. Другими. А что с ними, этими другими? Может, еще не все потеряно? Он постял на крыльце, рассеянно пиная носком башмака камешек, размышляя, вспоминая, кто из соучредителей и директоров Компании, его приятелей и собутыльников живет поблизости. Выходило, что Боринже, прозванный Морским Старцем, некогда сам бороздивший моря, а теперь осевший на суше и заделавшийся успешным коммерсантом. Жив ли он? В краткую эпоху процветания Компании Шарлю-Анри принадлежал собственный особнячок на правом берегу Сены, где было устроено немало роскошных ужинов и опустошено немало бутылок. Особнячок никуда не делся, и, судя по сизоватому дымку из труб, был обитаем. На стук выглянула не служанка, но бодрый старикан, по виду из отставных матросов, подслеповато уставился на гостя и, признав, присвистнул: - Гражданин Фабр, жаба в печенках! Неужето выпустили? Хозяин! Фабр пришел, живехонький!

Шарль-Анри Боринже: Шарль-Анри Боринже медленно спустился по лестнице со второго этажа. Коммерсанта было не узнать - старый потертый костюм вместо прежнего щегольского, сапоги вместо шелковых туфель, собственные жидковатые и короткие волосы вместо парика. От прежнего Боринже сохранилась только выправка и неистребимая моряцкая походка. Он медленно шел к двери (как раз этим утром у него случился приступ подагры), напряженно вглядываясь в фигуру на пороге. Боринже отличался стальными нервами, застать его врасплох было практически невозможно, но, видимо, неожиданное явление человека, которого он мысленно уже успел похоронить, все-таки явилось слишком сильным испытанием для его хладнокровия. У него не нашлось даже слов приветствия. Он смотрел на гостя в немом изумлении, и щека его судорожно дернулась.


Эглантин: Фразу "Так, и здесь меня не рады видеть" Эглантин сумел вовремя удержать за зубами. Несгибаемый Морской Старец, живое олицетворение их предприятия, смотрел на него так, будто перед ним предстал живой покойник, с коего еще осыпается могильная земля. И потому Франсуа растерянно пробормотал: - Шарль, ты... ты чего? Это я, меня выпустили, может, не навсегда, но выпустили за недоказанностью... Я просто пришел узнать, как наши дела и много ли мы потеряли... Шарль, да живой я живой! - он шагнул вперед, протягивая руку и втайне ожидая, что Боринже сейчас либо рявкнет "Аминь, рассыпься!", либо пошлет его к далекой морской матери со всеми положенными перегибами.

Шарль-Анри Боринже: Боринже быстро справился с собой. -Я знаю, что ты живой, - кивнул он хладнокровно. - Будь ты выходцем с того света, ты нес бы голову подмышкой, - по этой примете я обычно узнаю покойников. - Сам не улыбнувшись своей шутке, он хлопнул Эглантина по плечу. - Что ж, пойдем в кабинет, нам есть что обсудить, не так ли? Если прихожая и комнаты первого этажа в доме Боринже выглядели подчеркнуто скромно, то кабинет нисколько не изменился с прежних, счастливых времен. Мебель красного дерева, кожаная и шелковая обивка, шелковые обои, парчовые гардины, серебряный письменный прибор на столе и множество безделушек, вывезенных с разных концов света. На кресле валялся великолепный халат из китайского шелка. Гость, которого пропустили в святая святых, мог сразу догадаться, что неряшливый и скромный вид Боринже - не более чем маскировка. Усадив гостя, Шарль-Анри дернул шнурок звонка. Все тот же престарелый морячок принес настоящий коньяк, настоящий кофе и даже настоящие сигары. - Угощайся, Шиповник, - небрежно проговорил Боринже.

Эглантин: - Бо-оже, - с искренним вострогом выдохнул Эглантин. Он поднял хрустальную рюмку перед собой, разглядывая темно-золотистый напиток на просвет. - До чего же хорошо быть живым. За нас, - рюмки соприкоснулись с тонким звоном. Фабр украдкой покосился по сторонам - привычные вещи, комфорт и спокойная, выдержанная роскошь, которой он теперь лишился. Вязв сигару, он принюхался к терпкому аромату скрученных листьев, решив отложить это полузабытое удовольствие на потом. - Итак, то, что мы в заднице, это я уже понял. Контора закрыта, средства под арестом... Или нет? - он имел основания полагаться на Боринже, и не раз убеждался в остроте ума и сообразительности старого негоцианта. - Много им досталось и уцелелело ли что-нибудь в наших руках? Что вообще творилось в городе - начиная с января, то есть тьфу, с нивоза? Нечего ухмыляться, ну да, я не помню их наизусть, эти треклятые месяцы... Итак, в каком мы положении? Где все наши записи, наши конторские книги и наше имущество?

Шарль-Анри Боринже: -Кое-что у меня, кое-что вообще неизвестно где, - Боринже сосредоточенно прикуривал сигару, подцепив из камина уголек, и говорил хладнокровно, словно повествовал не о себе и своем деле, а о каком-то очень далеком знакомом. - Компания ликвидирована правительственным декретом, все имущество пришлось распродать с молотка, причем нас обложили чудовищными чрезвычайными налогами. Грабители с большой дороги, я бы постыдился на их месте, - это тоже было без всякого выражения выдохнуто вместе с клубом ароматного дыма. - Я сейчас потихоньку сворачиваю свои дела здесь. Через десять дней в Марселе отходит "Насмешка" - единственное судно, которое у меня осталось. Отходит прямиком в Новый Свет. И будь я проклят, если не уйду вместе с ней.

Эглантин: Эглантин сцепил пальцы перед собой, хрустнул суставами. Боринже вОльно рассуждать, на нем не висит подозрений в контрреволюционных заговорах - в которых, правх его подери, он и не участвовал! - и перед ним не вырисовывается перспектива трибунала, председательствовать на котором будет Алексис Вадье Марсель... Старая гавань, бастионы крепости, запах моря. Неделя пути, если у вас есть хорошие лошади и подставы на дороге. Фальшивые документы, деньги на подкуп таможенникам и управляющему порта. Боринже даже не нужно тратиться на всю эту фальшивку, он уйдет и так. Он - уйдет. А бывший дептутат Конвента - останется. Он стиснул пальцы с таокй силой, что костяшки побелели. - У тебя есть наличные? - медленно выговорил он. - Если ты уедешь в Марсель... на сколько можно задержать отплытие, чтобы это не вызвало подозрений? Дня на два-три, не больше?

Шарль-Анри Боринже: - Наличных у меня кот наплакал, - Боринже медитативно дымил сигарой, - и то в основном в этих проклятых ассигнатах, которые годятся лишь на то, чтобы подтирать ими задницу. Я еще не выжил из ума, чтобы в такое время держать во Франции золотые и серебряные деньги. Все мое состояние за границей. А насчет задержать корабль... Почему ты спрашиваешь? - Боринже слабо улыбнулся. - Тоже хочешь слинять? А тебя хоть выпустят?

Эглантин: - Нет, конечно, - это Эглантин понимал точно. - Но мне на это наплевать. У меня было все, теперь у меня нет ничего, и мне приходится просить в долг - потому что мне жить не на что. Меня собираются судить... как всегда, за измену Родине, и, боюсь, после этого суда я протяну недолго. Хотя им не в чем меня обвинить, а мне нечего предъявить в свое оправдание. А я жить хочу, - он отхлебнул успевшего остыть кофе, поразившись его крепости. Кофе в доме девицы Ларошдрагон более напоминал по вкусу толченые и залитые кипятком желуди. - Да, жить хочу... - повторил он, невольно вспомнив сегодняшнее утро. - В общем и целом, ты, Шарль, как всегда прав. Уноси отсюда ноги, чем быстрее, тем лучше. И подожди меня в Марселе, - он невесело ухмыльнулся. - Спасибо за кофе и все остальное. А если ты мне одолжишь хоть какое-то количество ассигнатов, я начну думать, что выкарабкаюсь. Пойду в Конвент, узнаю, какие нынче там ветра.

Шарль-Анри Боринже: Боринже открыл секретер и выгреб оттуда две пригоршни смятых ассигнатов. Республиканскую валюту он ни в грош не ставил, ему было даже неловко давать Эглантину эти идиотские бумажки. Но если дать ему нормальные деньги, что он с ними будет делать-то в Париже? - Держи. Если понадобится еще, зайди попозже - я пошлю своего человека в банк и возьму. И помни, если ты попадешь в Марсель до 8 апреля - сам считай, какое это будет число по вашему календарю, - "Насмешка" будет тебя ждать.

Эглантин: - Договорились, - бумажки были разложены по карманам, сигара запасливо завернута в салфетку и прибрана по соседству с золотой булавкой. - Спасибо за все, Шарль, пойду я... До Тюильри отсюда далековато, а нищие на фиакрах не разъезжают, - Восьмое апреля, я запомню. Удачи тебе. - И тебе тоже... Стук еще одной заркывшейся двери. Холод и вонь с реки. Мосты и привычные очертания собора на островке. Итак, уже кое-что. Компания потеряна, но надежда осталась. И верность компаньонов данному когда-то слову - тоже. Ничто не мешало Боринже присвоить оставшиеся ливры себе и раствориться в безвестности, ничто не мешало выставить незваного гостя за дверь или отказаться с ним разговаривать. Что-то еще сохранилось, несмотря на все Революции. То купеческое слово, что крепче гороху. Диковинными они были со-директорами - бывший моряк и бывший актер. Но ведь сумели же, добились своего... Будет познавательно сравнить, как его встретят в политических кругах. Он же теперь пария, отщепенец, подозрительный тип. "Путь далек до Типперери..." - через мост, мимо Консьержери, к бывшему дворцу Тюильри, нные зданию, где располагается Конвент новой страны. Или все же заглянуть сперва на Старый рынок, заодно и сжевать чего-нибудь, благо в кармане завелось нечто хрустящее? Служанка, вышедшая на стук в дверь дома гражданина Дантона, нехотя проворчала, что хозяин с утра отправился заседать. Бумажка с трехцветным флагом принесла покупателю довольно жалкого вида пирожок с требухой. Действие перемещается в Конвент



полная версия страницы