Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 041. Фабр и Демулен присутствуют на казни. Площадь Революции, 9 жерминаля, день » Ответить
041. Фабр и Демулен присутствуют на казни. Площадь Революции, 9 жерминаля, день
Эглантин: - Договорились, сегодня ближе к вечеру, Фавар, восемь, у вашей подружки! - с этой громогласной тирадой министр выставил своего бывшего секретаря в коридор. Благо под дверью уже с полчаса скреблись мышами перепуганные письмоводители, и дважды приходил секретарь, пронзительно вещая о том, что гражданина Дантона ожидают для продолжения дискуссии, и кое-кто из депутатов уже начинает высказывать недовольство. - И подумайте над тем, о чем я вам говорил! - Подумаю, подумаю, - невесело кивнул патрону Фабр. Три месяца прошло, Жрож почти ничуть не изменился, по-прежнему думает, что он некронованный король Парижа, а между тем даже он, пробывший на свободе всего два дня, уже почуял - все переменилось. Похоже, их солнце клонится в закату, а что предпринять в этой связи - неясно. И все попытки убедить Жоржа перестать обманывать самого себя покамест разбиваются о каменную стену его самоуверенности. Ну да ничего. Если они и в самом деле устроят сегодня вечеринку, как в прежние веселые времена... Может, объединенными усилиями им и удастся переубедить Жоржа. Или, напротив, настроить его так, чтобы он стоял до последнего - иначе их сметут, как смели группу Эбера и его единомышленников, и не заметят. Две ведра воды на мостовую - и больше не видно никакой крови. Подводя итоги, Фабр решил, что утренние шатания по городу были не напрасны. Он сумел одолжиться достаточно крупной суммой - будет на что устроить вечер. Беатрисина служанка приготовит угощение, они разживутся где-нибудь дюжиной бутылок хорошего вина - и наплевать на все преграды, и на это унылое чучело Максимильена. Они затеяли эту Революцию, они и доведут ее до конца. И вообще, он собирался пройтись по коридорам Конвента в поисках знакомых, чтобы оповестить о грядущем собирще на улице Фавар. Один из необходимых людей попался на глаза почти сразу же - Эглантин углядел знакомую темноволосую голову пролетом ниже, перегнулся через широкие перила парадной лестницы и окликнул: - Гржаданин Камиль! Да не туда смотришь, голову-то задери! Стой, ни шагу, я сейчас спущусь! На него оглянулись. Ну и наплевать. Раньше он всегда так себя вел, и не собирается отказываться от прежних привычек. И этот треклятый суд, если он и состоится, его оправдает - им нечего ему предъявить, и Жорж обещал о нем позаботиться.
Ответов - 86, стр:
1 2 3 All
Камиль Демулен: - Д-да стою я, стою, главное, не стреляй, - отозвался Камиль Демулен. Он тут же неудержимо разулыбался - один вид Фабра всегда убеждал его в том, что не он один: а) ходит растрепанным, б) не стесняется иногда завопить так, что вздрогнут окружающие.
Эглантин: Разумные граждане депутаты поспешили вовремя убраться с дороги, неразумные - остались с отдавленными ногами и завязшей в ушах скороговоркой "проссыте, проссыте, ужасно тороплюсь, дело государственной важности, да отойдите же!" Хоть одно лицо, один человек действительно был рад его видеть - без притворства и далеко идущих планов, обрадовавшись простому факту его появления здесь. Но мгновенно вспыхнувшее радостное оживление Эглантина погасло под холодной водой разумного напоминания: "Да, он рад тебя видеть - сейчас, но где он был три, два месяца назад, когда ты пытался отбить свой завтраку двуногих и четвероногих крыс, и когда тебе была так нужна чья-то поддержка? Он тоже не вспомнил, не пришел, позабыл... Господи, да сколько можно требовать от людей, чтобы они были лучше, чем они есть на самом деле!" - Я вернулся, - несколько скомканно и сухо произнес Эглантин, когда они сошлись наконец внизу огромной лестницы. Должно быть, в этих словах прозвучало нечто такое, отчего обычно порывистый в словах и действиях Камиль не бросился ему на шею, а остался на месте. - Меня выпустили, представляешь?
Камиль Демулен: - Н-не представляю. В-веришь ли, такое трудно представить, Фабр... Вспышка радости при звуке знакомого голоса озарила в душе Камиля темный уголок: он ведь был совершенно уверен, что Фабру уже не выйти из Консьержери... Ах, скотина, скотина... И сейчас Эглантинова фигура вдруг показалась Камилю не вполне реальной. Камиль шагнул навстречу другу, неуверенно тронул его за плечо, словно проверяя, не призрак ли это. Внимательно поглядел в лицо - опять же, словно проверяя, а Фабр ли это. Безусловно Фабр. Похудевший и какой-то неестественно оживленный, со странным блеском глаз, но это он. Камиль начал стремительно краснеть. Он знал, что виноват перед другом - и виноват очень сильно... Он схватил Фабра за руку, сильно сжал его ладонь в своей. - Т-т-тебя там совсем не кормили, что ли? - затараторил он лихорадочно, захлебываясь буквами, а то и словами, - Тттты посмотри, на кого ты похож - тень отца Гамлета, чес-ссслово, и глаза б-блестят... голодным блеском... Т-ттебя надо вести к нам на обед, Люсиль в-впихнет в тебя столько, что-что-что ты л-лопнешь прямо за с-столом... Фабр был какой-то сухой, деревянный - его словно околдовали подозрительностью по отношению к бывшим друзьям. И Камиль прекрасно понимал, откуда эти чары. Он заткнулся. Но руку Фабра не выпустил. Несколько мгновений Камиль потратил на то, чтоб усмирить дыханье и справиться с волнением. Ему хотелось все объяснить Фабру без заикания. Казалось, так прозвучит достойнее. Хотя, что уж там, ничего достойного Камиль в своем поведении недавнем не находил. - Фабр. Я не знаю, простишь ли ты меня за то, что я... что я бросил тебя там. Ни разу не попытался прийти. Даже... даже куска хлеба и бутылки вина тебе туда не послал... ни разу. Я... я боялся, Фабр. За себя боялся. За Люсиль тоже. Т-тты знаешь, - заикание вернулось, потому что Камиль действительно дрожал при одном воспоминании об этом, - эта ттварь, Колло, ходил с т-такой довольной рожей, когда тебя посадили... И однажды мы с ним столкнулись в кафе, и он, пьяная скотина, схватил меня за лацкан, вот так, - Камиль продемонстрировал, как, - и п-посмотрел мне в лицо. Г-глаза у него горели, словно у Сатаны, Фабр, я испугался, ты же знаешь - он ненормальная зверюга, особенно пьяный. Не так глянешь на него - чего доброго, б-бутылкой черепушку раскроит или вилку в глаз тебе засунет, если шпаги под рукой нет... И он мне г-говорит: - Что, скучаешь по собутыльнику-то, Камиль? Я ему: - Тебе чего надо?.. А он: - Если сильно скучаешь - могу тебя к нему проводить. Хоть щас. Да там и оставить. Хочешь? Не мог, конечно, так просто, ни с того ни с сего, без обвинения, безо всего... Но это было предупреждение, Фабр... Я это понял... и струсил... До с-ссих пппппппп.... - заикание усилилось так, что речь Камиля превратилась в невнятицу, и некоторое время он беспомощно и виновато моргал, сильно сжимая руку друга, словно ища поддержки, - До сих пор стыдно вспоминать, как я от него глаза прятал... и блеял, как овца, которую хотят зарезать... такую чушь блеял... Что с чего это он, дурак, взял, что я по тебе скучаю, делать мне больше нечего. Что у каждого своя судьба. Что... Да что говорить, чего не сморозишь, когда боишься до смерти... Отпустил он меня и сплюнул мне на башмак. И ушел...
Эглантин: - И трижды плюнул своему соседу, Жеану Кривому, на башмак, обзывая его притом чесоточным, плюгавцем и скудоумным, - невесело процитировал Эглантин попавшийся когда-то на глаза судебный протокол столетней давности. Мимо вверх и вниз по лестнице шли люди, кое-кто косился на них с подозрением, и он оттащил Камиля в сторону, в нишу, где раньше стояла то ли ваза, то ли какая-то статуя, а теперь остался только пустой постамент. Сбивчивые оправдания были понятны, Колло д'Эрбуа - известное общественное пугало, и Демулен, обязанный заботиться не только о своих друзьях, но и о своем семействе, поступил вполне разумно и объяснимо. Скажи он что-нибудь другое - и вполне мог протирать штаны в камере по соседству. Поступок был разумен... но налет недоверия все равно оставался. И, видимо, останется еще надолго, блистательная тактика гражданина Робеспьера по посеву ядовитых зерен недоверия и неприязни среди тех, кого он занес в свой блокнотик как врагов, давала превосходные результаты. Сторонники Дантона больше грызлись между собой, чем со своими истинными противниками. И теперь Камиль виновато моргает и пытается оправдаться в том, почему он позабыл о бывшем друге и единомышленнике, стоило тому оказаться в гостеприимной Консьержери. Но Камиль хотя бы честно признался в своей слабости, не то, что другие, старательно делавшие вид, будто не замечают никакого Фабра... - Ладно, я все понял, я не в обиде, в чем-то ты был прав. У тебя Люсиль, а по Колло действительно Шарантон плачет, ждут его там - не дождутся, с распростертыми объятиями, новой смирительной рубашкой и ледяной ванной напеевес. У тебя здесь дела есть? Нет? Ну и пошли отсюда. Жорж сейчас громит кого-то, с ним не потолковать, но зато я слегка облегчил его карманы. И к вам я не пойду. Зато вы все идете ко мне. Сегодня вчером. Праздновать мое возвращение в мир живых, - Эглантин попытался улыбнуться, и опять не получилось - вышел оскал, давеча перепугавший Беатрис. - Нет, правда, я сегодня собираю всех, кто уцелел и у кого еще хватит смелости заявиться. Как в старые добрые времена. Последняя фраза была сказана достаточно ядовито, и Камиль опять как-то неловко дернулся. Они вышли из просторного вестибюля бывшего королевского замка. Когда-то здесь в обе стороны тянулся образцовый газон, но за зиму его перепахали копытами и колесами. Откуда-то доносился шум - вязкий, раскачивающий, налетавший волнами отдельных вскриков и радостных воплей. - Опять, - не спросил, но утвердительно произнес Эглантин. - Кто? Почему-то его тянуло туда, на площадь отделенную от дворца чугунной решеткой с завитками и сбитыми гербами Бурбонов. Из какого-то болезненного любопытства и жестокой мстительности - Камиль не выносил подобных сцен, ему почти всегда делалось дурно.
Камиль Демулен: - Угадай с т-т-трех попыток... - Камиль уныло брел за Фабром, ничего другого ему не оставалось, хотя меньше всего на свете он желал сейчас видеть то, что происходило на площади Революции. Но что же, бежать? И опять показать себя трусом?.. - Фабр, а Фабр, - заныл Камиль, придерживая излишне ретивого друга за рукав, - А к-куда приходить вечером-то? Я приду. Можно? А? Я п-почему спрашиваю, я ж не знаю, где ты т-теперь обитаешь, т-ты же вечно адреса менял как своих баб, а точней - потому и менял...
Эглантин: - Фавар, восемь, спросишь, где проживет гражданка Ларошдрагон, - машинально откликнулся Эглантин и нервно хмыкнул: - Можешь уточнить у консьержки - где проживает подруга депутата Колло, для полной ясности. С тебя в качестве взноса четыре бутылки и пожрать чего-нибудь. И Люсиль приводи, она забавная, твоя Люссила... Была раньше, не знаю уж, какой сделалась сейчас... Мне сказали, твоя газета закрылась. Соврали или правда - ты умудрился наваять нечто такое, что чего терпение Неподкупного и иже с ним лопнуло? Он словно бы не замечал, что Камиль висит на его руке корабельным якорем, всячески пытаясь затормозить его продвижение. Ну уж нет, иди, посмотри, полюбуйся, что могло ожидать человека, бывшего всего несколько месяцев назад твоим другом. И я сам посмотрю - на то, чего до смерти боялся все эти три месяца, чего избежал по странной прихоти судьбы. Или - еще не избежал? Длинная аллея, мокрая, грязная, в колдобинах и лужах. Какое избитое и вместе с тем нестареющее словосочетание - "бояться до смерти".
Камиль Демулен: Камиль, услышав первые же слова Фабра, и вовсе останавливается - но тот упрямо волочит его вперед. - Подруга Колло?! - от удивления и ужаса Камиль даже не заикается - клин клином вышибло. - Ты живешь с подругой Колло - только выйдя из тюрьмы? Фабр, ты там в камере в уме не повредился?! Он же тебя назад отправит, если узнает! Или сразу на гильотину. Или сам пришибет! Фабр тащит Камиля вперед, прет, словно носорог, не отвечая ничего, и Камиль пытается собрать мысли в кучку и ответить на дальнейший Фабров поток вопросов - лишь бы забыть и о Колло, и о том, куда они, собственно, идут. - Люсиль приведу... если она захочет... Четыре бутылки найдем... и еду... А г-газета да, закрылась... А чего я наваял? Что я, молчать должен? Хоть в этом, в журналистике своей, Камиль не трус. И знает это. И это помогает ему не чувствовать себя теперь полнейшим уж дерьмом.
Люсиль Демулен: После того, как тюремщик проводил Люсиль за ворота Консьержери, молодая женщина решила не испытывать далее судьбу, а отправиться домой. Путь лежал через Тюильрийский парк. " В последнее время я редко бываю дома",-грустно отметила мадам Демулен, проходя мимо стен Тюильрийского дворца. Мысли Люсиль постепенно перешли от недавних бурных событий к Камиллу. С начала 1794 года жизнь супругов не ладилась-были споры, ссоры, и мадам Демулен часто вспоминала былое счастье."Куда всё подевалось?"-этот вопрос она задавала себе и сейчас. Внезапно женщина услышала знакомый чуть заикающийся голос. Камиль?! Люсиль пошла на звук, и вскоре увидела своего мужа в компании брюнета средних лет, чьё лицо было ей знакомым-Эглантин когда-то приходил в гостеприимный дом четы Демуленов. Не тратя времени на размышления, мадам Демулен подошла к разговаривающим и поздоровалась. -Привет, Камиль! Здравствуйте, гражданин Эглантин!
Камиль Демулен: Камиль аж подскочил, услышав голосок жены, и уставился на нее тут же заблестевшими глазами. Где она, интересно, была?.. Камиль уже не знал, что и думать, где ее искать, у кого спрашивать... Люсиль своим отсутствием поставила его в совершенно дурацкое положение: что это за муж такой, скажите пожалуйста, который не может уследить, куда улетела из дома его молодая, прелестная супруга, и не знает, где она находится? Нет, ну не глупо ли бегать по знакомым и спрашивать: извините, Люсиль не заходила? Простите, вы не видели сегодня мою жену? Можно же представить, что подумают все эти люди: бедолага Камиль стал рогоносцем. И рогоносцем смешным, в духе Мольера... Камиль, так и не дождавшись жену, решил напиться, чтоб не думать о ней. Но не думать не получилось, и долго-долго он просидел, блестя пьяными глазами и задумчиво ероша свои и без того взлохмаченные темно-каштановые лохмы. Думал Камиль, к его чести, не о том, какая его жена бессовестная вертихвостка, а о том, почему она стала такой. Если стала. Точно ведь ты не знаешь... И пришел к выводу, что винить ему некого, кроме себя. Кто вместо того, чтоб сидеть дома и наслаждаться обществом юной жены, шлялся с Дантоном да с тем же Эглантином по кабакам? Кто изменял жене с Революцией, засиживаясь заполночь за газетными статьями и памфлетами? Кто, в конце концов... а, ладно, что уж об этом думать! ... Робеспьер до сих пор упрекал Камиля в несдержанности - он и поныне видел в нем своего дурного младшего друга. А Камиль меж тем стал другим... Будь он прежним, завопил бы сейчас, забыв про Фабра: "Т-т-ты где была?!" Но он не сделал ничего подобного. Призвав на помощь всю свою сдержанность, улыбнулся Люсиль и тоном таким, будто ничего и вовсе не случилось, сказал: - О, Люсиль, я т-так рад, что ты помнишь моего друга Фабра! Знаешь, гражданин Фабр приглашает нас вечером отметить его возвращение из Консьержери... В-вечеринка будет в доме п-подруги Фабра, гражданки Ларошдрагон. Хочешь пойти? Или... мне идти одному, потому что ты собираешься к матери или к подруге?..
Эглантин: - Пойдет она, пойдет, конечно, куда денется, должна же в нашем обществе быть хоть одна приличная дама, - врожденную привычку флиртовать с каждой встреченной симпатичной юбкой из Фабра было не вышибить ничем, даже тюремным заключением. К тому же ему действительно нравилась Люсиль - какая-то по-детски наивная, под стать своему непутевому муженьку. Детишки, играющие в супружество - и как-то само собой сложилось, что Жорж или он сам вечно решали за эту парочку - куда пойти, чем заняться, о чем болтать за очередным бокалом и когда возвращаться домой. Честно говоря, такое поведение было по отношению к пару Демуленов довольно свинским, но молодые вроде не обижались, и все привыкли, что так оно и должно быть. - Здравствуйте, Люсиль, - мадам Демулен протянула руку для принятого теперь революционного пожатия, но Фабр все равно умудрился быстро коснуться маленькой холодной ручки губами. Женщина изумленно хлопнула ресницами и зарделась, и это было забавно и приятно. Правда, и она смотрела на него с некоторым удивлением и страхом, как на выходца из могилы. - Да, вы уже невесть какая по счету за сегодня, желающая спросить, живой ли я. Совершенно живой... хотя, возможно, это ненадолго... Камиль, а чему ты так поражаешься? Колло упрятал меня за решетку - или сам, или с помощью своих дружков, я отбил у него женщину, все в расчете. Беатрис милая, она тебе понравится. А если что - натравим на Колло Жоржа, им не впервой сходиться на кулачках. Разговаривая, они продолжали идти дальше, оказавшись теперь на краю заполнявшей площадь Революции толпы.
Камиль Демулен: Камиль попытался скрыть усмешку - но не сумел. Фыркнул. - К-как же ты себя любишь и ценишь, мой дорогой, - сказал он как мог более мягко. - И п-потому порой выдаешь желаемое за действительное. Ты всего лишь воспользовался отсутствием Колло, который, по обыкновению своему, шляется где-то, как ветер в поле, потому что на месте ему дольше часу не сидится - но это вовсе не значит, что ты отбил у него его даму... Камиль был убежден в том, о чем говорит. Пил-то он в свое время с обоими. И с Колло, было дело... правда, давно это было... Так вот, об обоих ходили слухи, что дамы летят на них, как мухи на мед... но в отношении Фабра это действительно были именно слухи. То бишь гиперболическое отражение истины. Журналист Камиль прекрасно знал, как кабацкая драка превращается в побоище по политическим мотивам. Так же точно и две любовницы Фабра д'Эглантина (одновременно, и в это время Фабр выглядел даже хуже, чем сейчас, после Консьержери, он еле ноги таскал) превратились в четыре. Или в пять, Камиль не помнил уже эту чушь. И его метания меж двумя шлюхами обернулись какими-то еженощными оргиями... Ну, конечно, Фабр был привлекательный и разбитной, галантный и красноречивый, и дамам нравилось с ним быть - но мало ли таких мужчин, да еще в той богемной среде, где крутился Фабр и иногда покручивался Камиль. А вот с Колло дело было другое. Прежде всего, Колло был сумасшедшим. И его влечение к любому, какому ни есть любовному акту тоже было сумасшедшим - а именно, почти постоянным и постоянно сильным. Колло был ходячая похоть. Мужской вариант Цирцеи. Та величественно превращала неугодных ей мужчин в свиней - а Колло с ухмылочкой обращал любую понравившуюся дамочку в похотливую козу. Одним взглядом. Камиль однажды своими глазами наблюдал, как Колло заставил к себе повернуться все головы в шествии монашек-урсулинок. Шутки ради. Учись, Демулен, пока я жив, смеялся тогда Колло... И пусть эта гражданка Ларошдрагон и отдыхает от своего бешеного придурка в объятьях Фабра, но стоит тому появиться... и Фабр отправится за порог. Хорошо еще, если не дальше.
Эглантин: - Сам себя не похвалишь - ни одна зараза не почешется сказать хоть что-ниудь приятное. И я по крайней мере я не трясусь при одной мысли о том, что будет, когда и если Колло вернется. Тогда как некоторым достаточно одного его имени, чтобы начать з-заикаться, - довольно зло огрызнулся Фабр через голову шедшей между мужем и давним знакомым Люсиль, весьма похоже передразнив манеру речи Камиля. А нечего было сыпать соль на и без того свежую рану, напоминая о том, как на самом деле обстоят дела. Впрочем, он надеялся выкрутиться. Он всегда наделся выкрутиться - и чаще всего ему это удавалось. До последнего случая и минувшего января, то есть, черти бы его взяли, нивоза. Фабр невольно ускорил шаг, врезавшись плечом в толпу и фактически вынуждая чету Демуленов тащиться за собой. Спроси его, зачем он так упорно прорывается вперед, туда, где виднеются два высоких и узких бруса, поставленных вертикально - он бы затруднился ответить. Почти физическое желание стать свидетелем чужой смерти, помноженное на весь пережитый за три зимних месяца страх, и на стремление досадить Демулену с его порой слишком проницательными замечаниями.
Камиль Демулен: - П-прекрати меня передразнивать, это мерзко, - сказал Камиль, со всей силы стараясь, чтоб это прозвучало негромко и презрительно, хотя хотелось рявкнуть как следует. "Хотя бы при Люсиль мог бы воздержаться..." Камиль помнил, сколько стыда доставляло ему заикание, когда он пытался ухаживать за девушками - а уж у них-то были острые язычки, у этих юных парижанок, и небогатый, некрасивый, взъерошенный мямля с вечно красными от смущения ушами - на что он мог рассчитывать, скажите вы пожалуйста? Люсиль была первой девушкой, которую не раздражало его заикание. Притом она не делала вид, что не замечает его - замечала, конечно. Но всегда мягко улыбалась и говорила что-нибудь вроде: - Камиль, а скажи "большая мохнатая кофейная мельница"! Камиль таращил глаза на подружку - с ума сошла?.. - Ннне ббывает мммох... - А вот и бывают. - Ннннет. - Бывают! - Да нет же! - Скажи! - Большая мохнатая кофемолка!!! Довольна?.. - и тут Камиль замечал, что не заикается... Сейчас он смотрел в напряженную спину Фабра и очень хотел дать ему пинка пониже этой самой спины. Но это уж будет слишком, конечно... И куда он, черт побери, несется-то так? - Фабр! Не слышит. - Фабр!!! Не остановится. - Фабр, там твоя очередь настала, что ли?! - вырвалось у Камиля, уж очень надоело продираться сквозь толпу да еще и стараться, чтоб никто не задевал локтями Люсиль.
Эглантин: Кто-то окликал его, но Эглантин не обратил внимания. Он позабыл о существовании спутников, пытавшихся поспеть за ним, и опомнился, только вылетев на относительно свободное место и остановившись там. Помост возавышался шагах в двадцати, все происходящее на нем было видно отчетливо, до мелочей... "Твоя очередь настала, что ли?" Кто это сказал, только что, или он сам подумал об этом? Язвительная умница Сешель, которого как-то спросили, зачем он почти ежедневно таскается на полощадь Революции, задумчиво ответил: "Знаете, граждане, я трусоват. И смотрю на казни, надеясь, что к тому времени, когда очередь дойдет и до меня, я сумею привыкнуть к этому зрелищу и буду хотя бы внешне выглядеть достойно". Сешель ошибался, здесь невозможно выглядеть достойно. Кто-то с размаху ткнулся ему в спину, рядом жалобно пискнула женщина. Смутно знакомый человек дергал его за рукав, настойчиво пытался что-то втолковать, беззвучно разевая рот - все голоса, все звуки, ор и вопли площади пропали, заволоклись туманом, остался только на удивление яркий блик весеннего солнца на поднятом косом ноже и замедленное коловращение жизни вокруг.
Камиль Демулен: - Фабр!!! Камиль увидел остановившийся взгляд Фабра и понял, куда тот так смотрит. Загородив (или думая, что загородив) от Люсиль своею спиной то, что было впереди, Камиль сильно схватил друга за плечи и резко развернул, заставляя отвести взгляд от... Сам он вообще ни разу туда не глянул. Знал, что с ним будет после этого. Трус? Пусть. - Ф-фабр. Фабр, п-прости. Я... я такую ужасную гадость сказал... я не знаю, как вырвалось. Фабр! Пожалуйста, - умолял Камиль пересохшими губами сам не зная о чем - то ли о прощении, то ли о том, чтоб Фабр пришел в себя и не глядел на него мертвыми, стекленеющими глазами.
Эглантин: Тупой, очень отчетливо слышный удар, почему-то отдавшийся в ногах - по земле он так разносится, что ли? Взрыв беззвучных криков, взмахов рук, кто-то подбросил в воздух трехцветную ленту и она летит, извиваясь в воздухе. Чья-то жизнь окончилась, вот так просто, незамысловато и банально, как у овцы на бойне, а ведь он в числе прочих когда-то требовал казни Бурбонов, казнь состоялась, и он стоял в первых рядах, крича "Долой монархию!" И ничего тогда не дрогнуло ни в душе, ни в сердце, не было никакой жалости или сочувствия, был только охотничий азарт и желание увидеть брызнувшую в подставленное ведро струю крови. Да, точно, там было ведро и жестяной ящик для голов рядом. Или корзина? Кто-то догадался тогда привязать к ручкам этой корзины ленту, такую же, как сейчас упала в толпу и чья-то рука подхватила ее, скомкала, спрятала. Он мог бы быть в числе приговоренных. Может, это вообще все ему мерещится, и пришедшие в камеру прошлым утром стражники вручили ему смертный талон с его именем, а сегодня он совершил краткое путешествие на вихляющей повозке от Консьержери до площади Революции? Может, это он только что умер? Короткий тупой удар - и больше ничего, ни апрельского солнца, ни любви, ни прикосновений, ничегошеньки не будет? Лезвие поднимается вверх, человека втаскивают по ступенькам на помост, рокочет барабан. Кто-то теребит его, окликает по имени, пытается развернуть в другую сторону - Франсуа по прозвищу Эглантин, депутат Конвента, все равно смотрит туда, на помост. "Я не должен оказаться там. Как угодно, каким угодно способом, но я не должен оказаться там. Я. Не. Хочу. Я хочу жить и выжить, просочиться у них меж пальцев, исчезнуть, раствориться, пусть забудут обо мне, вычеркнут отовсюду, оставят в покое, мне все равно, Республика или тирания, я просто хочу жить..." Лезвие падает, стремительно и так медленно, словно безотказный механизм заело. - Фабр, пожалуйста... Голос наконец пробивается сквозь ватную стену, проникая в сознание и напоминая о человеке, упрямо пытавшемся докричаться до него. Господи, зачем он это сделал, Камилю же нельзя быть здесь, он слишком впечталительный, зачем он пошел следом за ним - или он сам потащил его за собой, как всегда, пропустив его возражения мимо ушей?
Камиль Демулен: - Ф-ффф... - Камиля уже трясет от взгляда Фабровых глаз, он с ужасом понимает, что говорить просто-напросто не может, и даже не чувствует, как Люсиль ткнулась ему в спину лицом, чтоб ничего не видеть. Камиль мучительно пытается вытолкнуть из глотки имя друга - куда там, застряло, как грубая железная пробка. Да что же делать-то? Голова Фабра неумолимо поворачивается к помосту, глаза опять и опять прикипают к лезвию, уже наверняка окровавленному - Камиль знает, что оно в крови, даже не глядя, до сих боясь взглянуть... Ну и Фабру незачем на это смотреть! Пусть Камиль не может говорить - но сделать-то что-то он может! Что? Что, черт возьми? Как заставить Фабра не смотреть туда? Силой его башку не отвернешь, да и люди обратят внимание, а только вот не хватало привлечь внимание толпы: на что это вы не хотите смотреть, граааждане?.. Не нравится зрелище, господа?.. Камиль сам не заметил, как сунул руку в карман - просто от нервов не знал, куда ее деть. Рука нащупала в кармане что-то сыпучее. Черт, опять табак из кисета высыпался, неожиданно отчетливо, как о самом важном в жизни, подумал Камиль. Ну что ты за неряха, Демулен. Табак. Просыпался. И очень хорошо!!! Четко осознавая, что делает, Камиль вытянул из кармана руку - пригоршня полна табака - подвинулся к Фабру как можно ближе, и делая вид, что хочет почесать себе то ли нос, то ли лоб, поднял руку... и отправил всю пригоршню едких крошек в морду дружку. Метя, ясное дело, в глаза. Пожжет - перестанет, самому Камилю эти чертовы крошки не раз попадали в глаза, когда он по своему обыкновению неуклюже набивал трубку и умудрялся чихнуть в табачную кучку. Потому он и знал, что вреда особого не будет, хоть и противно до ужаса. А промоешь как следует - все будет в порядке. Но тут промыть нечем - вот и хорошо... Кучка табака, запорошив Фабру глаза, отлично сделала свое дело.
Эглантин: Острый знакомый запах и - внезапно - жуткая, неожиданная резь в глазах, лучше любой оплеухи или уговоров вернувшая Эглантина в городское бытие, на грешную и твердую землю, на которой ему было самое место. Глаза словно прижгло изнутри, Фабр невольно согнулся в три погибели, прижимая ладони к лицу и костеря весь мир на привычном с детства наречии Юга, которое здесь понимали через два слова на третье, но почему-то никогда не сомневались в том, что именно он говорит. Глаза слезились, он шарахнулся влево-вправо, наступил кому-то на ногу и врезался в кого-то, мечась, как внезапно ослепшее животное, и перепугавшись, но главное было сделано - по случайному совпадению или чьей-то воле порочный круг разорвался, помост больше не завораживал его падением лезвия и равномерными секущими ударами, не тянул к себе погибельным обрывом. Обычнейшая боль прекрасно отрезвляет смятенные души. Похлеще всех прочих средств. С ней не поспоришь, она окончательна, как черта под сведенным балансом приходов и расходов. - Камиль!.. - не крик, но сдавленный вой. - Камиль, мать твою ети, где ты?
Камиль Демулен: - Ззздесь, - Камиль схватил Фабра за плечи, обнял, прижимая к себе. - Что ты, как жеребенок под кнутом, мечешься... Народ-то не пугай... И не д-дрожи сам-то, н-ничего тебе не сделается!
Эглантин: - Мне больно, .... .... ....! - про существование Люсиль Демулен Фабр успел благополучно забыть, высказываясь именно так, как ощущал себя в данный миг. То есть крайне скверно. - Ч-черт, я ничего не вижу, вытащи меня отсюда, Бога ради! - Поповский выкормыш! - вякнули где-то слева. Эглантин с силой протер ладонями глаза, проморгался, убеждаясь, что зрение по-прежнему при нем, только все время слезы текут и мир различается как сквозь пелену густого тумана. По возможности аккуратно высвободился из удерживающих его рук, развернулся всем корпусом в сторону борца с религиозным дурманом и крайне нелюбезно осведомился: - Жить надоело, гражданин, или так, язык без привязи болтается? Укоротить? - Ф-фабр! - скорбно взвыли рядом. - Сорок лет как Фабр, и ничего на меня тут собак вешать... Пошли отсюда. Мысль уйти была верной. Только опоздала где-то так на четверть часика. Прибывавшая толпа стояла плотно, локоть к локтю, пробиться сквозь нее с прежней легкостью уже не удавалось, Камиль работать локтями и топтаться по чужим ногами был не способен от рождения, Люсиль в некотором ужасе озиралась по сторонам, а Фабр надрывно чихал и постоянно вытирал слезящиеся глаза. Они притащил чету Демулен сюда, но вывести их обратно к саду перед Тюильри он уже был не способен.
Камиль Демулен: Уверившись, что с Фабром все в порядке - раз уж он так матерится, значит, явно способен и на большее - Камиль облегченно выдохнул и отвернулся от друга - от того так разило табачищем, что хоть чихай. Фабр и чихал. Камилю чихать не хотелось... ... но отвернулся он зря. За возней с Фабром он отвлекся от всего происходящего, и сейчас нечаянно повернулся как раз в ту сторону, куда собирался не... ... не собирался... ...ни за что... ... смотреть. СМОТРЕТЬ, прозвучал в его голове чей-то чужой голос, до крайности напоминающий кого-то... такой ровный, монотонный, сухой, высоковатого тембра... кто же так говорит? Камиль уже не мог сообразить, потому что слышал только его. Голос заполнил его голову, словно вода - пустой бычий пузырь, и башка словно бы стала раздуваться, как этот самый пузырь, вот-вот лопнет. СМОТРЕТЬ. Голос даже не приказывал, тон был холоден и вроде без нажима, никакой слышной агрессии не звучало в нем. Камилю просто будто бы хотели показать что-то. Да что уж там, вот это самое и хотели. И показывали. Смотри, милок. И придерживай иногда свое шальное перышко, пусть уж лучше оно заплетается, как твой язык в минуты волнения. Смотри - и делай выводы. Делать выводы Камиль был неспособен по определению. В воздухе пахло железом и будто бы морской водой, как в Марселе в порту, но у морской воды немного другой запах, в ней соли больше, чем... ... чем в крови. Кровью разило, словно на бойне. Да бойня это и была. Камилю казалось, что сквозь гвалт и гомон толпы он расслышал не только тупой звук падающего ножа, но и тихий вязкий вскрик рассекаемой плоти и хруст разбитых ножом позвонков. Лицо Камиля стремительно побледнело, да так, что подглазья стали черными, а кожу будто бы выкрасили ополосками синьки, которой хозяйки подкрашивают занавески - это от лица отхлынула вся кровь, что дает ему здоровую, живую краску. Так что физия Камиля стала почти голубой, как италийские небеса на картине Буше "Юпитер и Каллисто", остановившиеся глаза уплыли под веки, и он, не издав ни звука, стал валиться на соседей в глубоком обмороке. Впрочем, в такой давке бедняге и упасть не дали. Он просто повис на ком-то всею тяжестью, этот кто-то выругался, не глядя отпихнув безвольное тело в объятья Фабра и Люсиль.
Эглантин: - Камиль!!! - они заорали вдвоем, одновременно, и Люсиль, и Франсуа, четыре руки вцепились в обмякшее тело, упрямо не желавшее самостоятельно держаться на ногах и валившееся набок, словно мешок с мукой. Потерявший сознание Камиль отчего-то стал очень тяжелым, вцепившаяся в него изо всех силенок Люсиль жалобно вскрикнула, теряя под грузом обеспамятевшего мужа равновесие и тоже начиная заваливаться в сторону. Фабр вцепился в них обоих, мертвой хваткой, пытаясь удержать женщину и сомлевшего мужчину, и кляня себя последними словами. На помощь добрых граждан можно был смело не рассчитывать. Раньше у него хватило бы силенок взвалить Камиля на спину и вытащить из толпы, но то было раньше, до зимы в камере Консьержери... "Идиот, полоумный идиот, посмотри, что ты натворил!" - Камиль! - оплеуха, визг Люсиль, но как еще можно пытаться вернуть краску этому мертвенно посеревшему лицу с закрытыми глазами в черных мазках теней? - Камиль! - вторая оплеуха, голова бепомощно мотается из стороны в сторону, и не хватает сил удерживать падающее тело на ногах. Наплевать на все, наплевать на казнь, дробь, на частый стук крови в ушах и непреходящую резь под веками, им позарез нужно убраться отсюда! Рука на плечах - бескостная, словно набитая ватой, нелепая кукла в рост человека, даже не поймешь, дышит или нет. У Люсиль хватило сообразительности и решимости подхватить мужа с другой стороны, но мадам Демулен явно не представляет, сколько пинков и тычков ей предстоит выдержать. - Дорогу! Дорогу, мать вашу! Ну что вытаращился, ваш же народный избранник падает с голодухи в обморок, а ты пялишься, точно чахоточных никогда не видел! Подействовало. Ближние ряды неохотно расступились, по толпе побежал слушок, обрастая подробностями и передаваясь из уст в уста. Волоча на себе ставшее грузным, весящим едва ли не втрое против настоящего веса тело, Фабр пробивался вперед, краем глаза держа курс на черные деревья парка и полукруглый купол Тюильри, безжалостно топча чьи-то ноги, слыша голосок Люсиль, кричавшей "Дорогу, дорогу!" и зная только одно - если он и имеет право сдохнуть, то только после того, как выведет эту парочку в оносительно безопасное место. - Дорогу!..
Верховное Существо: Толпа волновалась. Задние ряды и так были недовольны - почти ничего не видно, а тут еще скотина какая-то прет прямо по ногам. Фабр, тащивший Камиля, шел как таран, ему уступали дорогу волей-неволей, но хрупкая Люсиль не могла рассчитывать на уважительное отношение. - Эй, дамочка, куда лезешь?! - рыкнул какой-то здоровенный детина, отодвигая ее локтем. Люсиль пыталась пробиться, но ее уже оттеснили. Фабр, несший Камиля, заметил это не сразу, а когда заметил. было уже поздно - мадам Демулен безнадежно затерялась в толпе, и даже ее голосок было не слышно - его заглушали радостные выкрики и грохот барабанов.
Эглантин: В какое-то мгновение до Фабра дошло - сборище редеет, у него уже нет необходимости толкаться и идти напролом, а, оглядевшись, он узнал место - набережная, ведущая к Карузели. Речная вода блестела под ярким весенним солнцем, он наконец-то с величайшим облегчением свалил тушку Камиля на ведущие вниз ступеньки и оглянулся. Сомкнувшаяся стена спин, черных мужских шляп и пестрых женских шляпок, отдаленный барабанный рокот и тонкий писк военной флейты. Пропавшая Люсиль. У него не хватило возможностей присмотреть еще и за мадам Демулен. Если она поведет себя разумно, с ней ничего не случится. Казни закончатся, народ разойдется, Люсиль благополучно выберется из толпы и вернется домой... Даже если он ринется на поиски, ему не отыскать ее в этой сумятице. Ему уже и так досталось - обшлаг на рукаве оторван и болтается на единственной уцелевшей нитке, какая-то сволочь заехала локтем под ребра, и глаза до сих пор нещадно болят. Неужели это Камиль устроил ему такую подлость? "Подлость, спасшую тебе рассудок - так, между прочим". Убедившись, что Камиль не свалится и не пересчитает головой каменные ступеньки, Эглантин спустился вниз. Вода в Сене была грязной, у берега, как всегда, бултыхались какие-то огрызки, дохлая рыба, островки бурой жижи. Он разогнал плавающий на поверхности мусор, зачерпнул пригоршню, плеснул в лицо, приглушенно взвыв от обострившейся рези под веками. Крошки табака вытекли вместо со слезами и водой, и, проморгавшись, Франсуа облегченно перевел дух. И что только на него нашло, заставив очертя голову ринуться в людское столпотворение? Набрав воды в ладони, он взбежал наверх, плеснул водой в синеватую, запрокинутую физиономию Камиля. Подействовало - ресницы задрожали, мертвенный цвет кожи медленно, но верно начал сменяться на обычный телесный. Камиль неуклюже заворочался, явно пытаясь осознать, что случилось и на каком он свете. - Э-э... - непонимающе протянул Демулен. - Э-э... После обморока его заикание перешло в более плачевную стадию - он просто не мог выговорить ни единого слова, только издавал неразборчивые звуки.
Люсиль Демулен: Оттёртая от мужа и Эглантина, напуганная зрелищем казни, едва не раздавленная толпой, Люсиль плохо понимала, что происходит. Молодая женщина переживала не за себя-за Камиля. "Ему плохо, он в обмороке,-соображала мадам Демулен, едва живая от всего пережитого,-нужно найти Фабра, во что бы то не стало!" Люсиль побежала, проталкиваясь сквозь сновавших взад-вперёд людей и во весь голос звала:" Фа-а-а-а-абр!!!! Эгланти-и-и-и-ин!!!!!" Демулена звать было бесполезно-он всё равно бы ничего не услышал. От быстрого бега шляпа женщины слетела на землю и подозрительно быстро исчезла, но её хозяйка не придала этому значения, равно как и тому, что платье было безбожно помято и местами порвано. "Господи, помоги мне найти их!"-мысленно молилась мадам Демулен, постепенно пробираясь к набережной.
Камиль Демулен: Камиль приоткрыл веки и решил, что умер. В глазах все еще темнело, но он различал блеск воды и согбенную фигуру над собой. Знакомые с детства образы реки Стикс и старика Харона были первым, что пришло ему в голову... ... только вот Харон был почему-то совсем не стар и подозрительно знаком. От струек воды, стекавшей по лицу, было противно, но становилось легче. И двух минут не прошло, как Камиль узнал в Хароне Фабра и принялся вспоминать, отчего они оба здесь. Напились, что ли?.. - Ф-ффабр... а Ффабр... - жалобно позвал Камиль, сражаясь с заиканием и туманом в голове и пока что проигрывая эту битву, - М-мы тут откуда?..
Эглантин: - Мы тут... мы тут мимо проходили, угодили в толпу, что перлась на площадь Революции смотреть на казни, и от воплей общественности ты сомлел в лучших традициях благородных девиц, - невесть почему Эглантину не захотелось говорить демулену парвду. Если у Камиля и в самом деле в голове все перепуталось, то пусть он лучше забудет то, что было. Пусть эта безобразная сцена выскользнет из его памяти, пусть он просто считает, что ему стало дурно в толпе. Всего-навсего. - А еще мы потеряли в толпе твою жену, но я постараюсь ее найти и вернуть тебе в целости и сохранности. Тебе получше? Он наклонился, взглядываясь в физиономию Камиля - тот вроде постепенно приходил в себя.
Камиль Демулен: - П-получше, - мужественно сказал Камиль, хотя встать еще не мог.
Эглантин: - Ага, получше ему, - злорадно хмыкнул Эглантин, усаживая пытавшегося подняться Камиля обратно на ступеньку. - Я твою газету не читаю, так мне можешь не врать. Сиди смирно, сейчас попробуем найти что-нибудь на колесах... Он огляделся. Похоже, церемония подошла к концу, мимо тянулись отдельные группки горожан, оживленно обсуждавших подробности увиденного. Фабр метнулся влево-вправо, высматривая фиакр или хоть что-нибудь о четырех колесах, способное доставить их на другой берег Сены, но не преуспел. В это же время из какого-то переулка вынырнула карета, направлявшаяся к Карузели. Поколебавшись мгновение, Фабр шагнул напререз - в конце концов, ну неужели в Париже не сыщется ни единой доброй души, согласной подвезти бывшее лучшее перо столицы и гордость Революции?
Робеспьер: Робеспьер в обществе Сен-Жюста держал путь из Дворца Правосудия в Тюильри. Карета везла их вдоль набережной, трясясь по давно (за все пять лет революции, наверное, ни разу) не чиненной мостовой. Робеспьер сидел у окна, щурясь на яркие блики, пляшущие на воде. Вдруг он заметил на ступенях, ведущих к реке, знакомую фигуру. Пригляделся, схватился за лорнет... Но все же он не вполне доверя своему слабому зрению и на всякий случай обратился к Сен-Жюсту: -Антуан, взгляни, кто это там сидит - Камиль, или мне показалось?
Луи Антуан Сен-Жюст: Переход из темы Тюильри, 9 жерминаля. "Лишние свидетели" http://1794.forum24.ru/?1-6-0-00000024-000-0-0-1191247621 Антуан на секунду выглянул из-за занавесок и брезгливо наморщил нос. - Кто же еще станет любоваться подобным зрелищем, как не "генерал Фонаря"? - тон Сен-Жюста свидетельствовал о его крайнем неодобрении происходящего. - Плебейские забавы. Он демонстративно отвернулся и откинувшись на жесткое сиденье снова умолк. После утреннего разговора с комиссаром Гетри Антуан так и не успел навести новые справки. Едва выйдя из кабинета с целью отправиться в помещение Комитета общественной безопасности и хорошенько пораспросить следующего свидетеля - Филлипа Леба, сам был пойман за рукав посыльным Робеспьером. Тот объявился в Тюильри лишь немногим позже Сен-Жюста и пока тот разбирался с Гетри, его присутствие потребовалось во дворце Правосудия, куда они с Максом и направились. О расправе над злополучным Гетри за день не было произнесено ни слова. Комиссар сказал не так много, но Сен-Жюста не оставляли смутные подозрения. Однако подозрения без каких-либо доказательств не имели веса и Антуан хмурился и молчал. Сперва надо было распросить Леба, а потом уже делать выводы о возможной причастности гражданина Робеспьера к его вчерашним приключениям.
Робеспьер: Вид у Камиля был неважный. Он сидел на ступеньках в какой-то неловкой позе, рискуя вот-вот потерять равновесие. -Пьян он, что ли? - предположил Робеспьер. К пьяным и выпившим Неподкупный питал самое глубокое отвращение, и, попадись ему на дороге в таком виде кто угодно, пусть даже ближайший соратник или даже одной братец Бон-Бон, он и пальцем не шевельнул бы, чтобы помочь. Но Камилю Демулену, видимо, на роду было написано быть вечным исключением из правил. Робеспьер стукнул набалдашником трости в стенку кареты, веля кучеру остановиться, и, не дожидаясь остановки, на ходу открыл дверцу кареты. -Камиль! - крикнул он.
Эглантин: Карета остановилась сама - маленький ухоженный экипаж, чья-то собственность. Изнутри высунулась голова, Эглантину был виден только светлый, тщательно завитой парик. Человек окликнул Демулена - высокий, суховатый голос, отлично знакомый всем, имевшим несчастье заседать в Конвенте - и Фабр от неожиданности оступился. Встречаться лицом к лицу с этой личностью ему совершенно не хотелось. Но выбора не было, не бросать же Камиля одного, да и наверняка его заметили. Ну не прятаться же и не удирать, что гражданин Неподкупный может ему сейчас сделать? Ничего. Он втянул воздух, вытер еще раз слезившиеся глаза и подошел к спуску к воде. Камиль, похоже, ничего не слышал - сидел, сгорбившись и растерянно хлопая глазами.
Луи Антуан Сен-Жюст: - Куда?!! - рявкнул Сен-Жюст, хватая за рукав чудом не вывалившегося на мостовую Робеспьера и рывком втягивая его обратно в движущуюся карету. - Это что за цирковые номера? По опыту общения с обоими - и Максимильеном и Камиллом, Сен-Жюст вполне мог предсказать дальнейшее развитие событий. Сейчас Робеспьер начнет поучать бывшего однокашника, а тот внимать ему с кривой ухмылкой дурно воспитанного ребенка, который давно научился молча слушать старших, но не слышать их. И нельзя сказать, что подобная перспектива Антуана радовала. Он никогда не понимал, почему Робеспьер так кудахтает над Камиллом Демуленом, прощая ему все выходки.
Робеспьер: Кучер наконец-то остановил лошадей. Робеспьер задумался, стоит ли ему выйти. Народу на улице было много, люди валили откуда-то со стороны Тюильри, и Неподкупному не хотелось привлекать к своей персоне излишнее внимание. Поэтому он остался в карете, лишь снова окликнул: -Камиль! Ты слышишь меня? Иди сюда! Кто это, интересно, стоит там рядом с Камилем? Робеспьер не сразу узнал Фабра д'Эглантина, так этот несчастный изменился - отощал, волосы поредели и наполовину поседели... Да уж, сразу видно, не на курорте прохлаждался наш Фабр.
Камиль Демулен: Камилю с дурной головы сперва показалось, что ему чудится голос Робеспьера. Но тот чудился как-то уж очень упорно, и Камиль туманно поглядел вокруг. Он увидел карету, в окошке которой маячило что-то знакомое, бело-напудренное... а именно, Максимильенова старомодная голова... О, вот тебя не хватало. Камиль поднялся, шатнувшись и для равновесия ухватив Фабра за рукав. Постоял немного, убеждаясь, что земная твердь больше не предаст его. И медленно, осторожно направился к карете. - З-здравствуй, Максимильен, - сказал он. Голос его звучал еще совсем глухо. - К-кто там с тобою? А, Антуан... п-привет.
Луи Антуан Сен-Жюст: Задержки было не избежать. - Макс, мы спешим, - сквозь зубы напомнил ему в спину Сен-Жюст, и лишь потом обернулся к Демулену. - Добрый день, Камиль. Любуешься на казни?
Робеспьер: Точно, пьян, отметил Робеспьер, проследив за походкой Камиля и оценив амплитуду покачивания. Нет, нельзя допустить, чтобы он в таком виде шатался по улицам. -Иди сюда, - он протянул руку, чтобы помочь Камилю забраться в карету.
Эглантин: - Ё-моё, - приветствовать вождей Революции таким образом было не совсем прилично, но Эглантину в данный миг было нплевать. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, где Неподкупный, там и Архангел поблизости, а вцепившийся в рукав Камиль еще и подтащил его ближе к экипажу Робеспьера. Гражданин Неподкупный подслеповато щурился из каретного окошка в монокль, и, кажется, признал бывшего серкетрая своего извечного противника Дантона. Признал и скривился, точно обнаружил на своем безупречном ботинке коровью лепеху. - Какааая встреча, - удержать язык в такой момент за зубами было просто невозможно. - Граждане, мое нижайшее почтение. Ага-ага, это я, та самая фальшивая монетка в ваших карманах, которая всегда возвращается. Камиль, ты уверен, что тебе небезопасно соваться в логово к дракону? Нет, он не пьян, и не надо смотреть так осуждающе. Ему просто не по себе.
Камиль Демулен: - Д-да, мне просто было плохо, - признался Камиль, изо всех сил пытаясь забраться в карету. - Н-налюбовался, понимаете ли, на казни, - не удержался он от ответной шпильки Антуану.
полная версия страницы