Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 025. (III) Дом семьи Дюпле на улице Сент-Оноре - 9 жерминаля » Ответить
025. (III) Дом семьи Дюпле на улице Сент-Оноре - 9 жерминаля
admin: .
Элеонора Дюпле: – Франсуа, около тридцати, который работает в «каком-то учреждении»! – Элеонора не сомневалась, что Руаль очень повезло выбраться из этой ситуации невредимой, а что было тому причиной – случай или неожиданно проснувшаяся совесть таинственного гражданина Франсуа, – было не столь уж важно. – Не могу представить, кто бы это мог быть, дорогая. Возможно, он намекал на то, что работает в каком-то из правительственных комитетов, раз поначалу он заявил об этом с важностью, как я понимаю, – а потом счел за лучшее замолчать. Подобное поведение – плохая рекомендация для честного человека.
Руаль Шалье: - Я тоже, даже представить не могу, кто бы это мог быть, - Руаль изо всех сил пыталась детально вспомнить этого странного Франсуа. Но ничего примечательного в памяти не всплывало. - Там был ещё один странный молодой человек, - продолжила свой рассказ Шалье.
Элеонора Дюпле: – Он говорил с тобой о чем-то или просто проходил мимо? Чем он привлек твое внимание? – Бедная Руаль! Что же это был за вечер?.. Нет, не надо было ей уходить… Но кто мог знать?
Руаль Шалье: - Он пытался защитить меня от того Франсуа, - задумчиво произнесла девушка, пытаясь как можно точнее восстановить вечер в памяти, - и так необычно назвал меня «леди»... Это ведь английское обращение... Наверное, он иностранец, но акцента я не почувствовала. Конечно, когда ей там было чувствовать. Этот Франсуа, потом молодой человек, жандармы... Такая путаница!
Элеонора Дюпле: Элеонора постаралась выбросить из головы мысль об английском шпионе (что оказалось весьма трудно, поскольку Вильям Питт и его реальные и воображаемые приспешники были тогда, разумеется, злободневной темой) и как могла спокойно уточнила: – Но ты говорила, что он отнесся к тебе как к ребенку… Он же отпустил тебя?.. А тот… молодой человек… пытался защитить тебя раньше?
Руаль Шалье: - Да, Франсуа схватил меня за плечо, кажется, - Руаль настолько увлеклась воспоминаниями и попытками сделать их наиболее точными, что перестала следить за тем, что говорит. - Я потребовала его отпустить меня, наверное, довольно громко. Тот юноша, видимо, услышал - и вступился за меня... Но тут появились жандармы.
Элеонора Дюпле: Теперь сцена представилась Элеоноре со всей отчетливостью. После некоторого молчания девушка ответила: – Очевидно, что намерения его были самыми благородными… Слава Богу, что ты его встретила. Постарайся не думать об этом больше, этого Франсуа же задержали.
Руаль Шалье: - Нет, Элеонора, ты не так поняла, задержали как раз того юношу. А с Франсуа мне пришлось разбираться самой. Правда, после появления того молодого человека он пришёл в себя, довёл меня до экипажа и попросил извозчика довести меня прямо до дома, - девушка замялась в нерешительности. - Когда жандармы увидели Франсуа, они... Очень странно... Они буквально оторопели, - удивлённо закончила Шалье.
Элеонора Дюпле: – Признаться, я ничего не понимаю, – ответила Элеонора. – Должно быть, они сочли этого юношу подозрительным… Пожалуйста, ответь мне, говорилось ли хоть что-то в этот момент? Они назвали причину ареста?
Руаль Шалье: - Они несли какую-то чушь, про нарушение общественного порядка... И Франсуа сказал, что юноша - иностранец... Постой! - У Руаль загорелись глаза. - Жандармы называли Франсуа комиссаром. В этой суматохе я ничего не поняла, но теперь!.. - Девушка вдруг умолкла и посмотрела на реакцию Элеоноры. Похоже, она говорит слишком много лишнего... По крайней мере, ей самой так вдруг показалось.
Элеонора Дюпле: Элеонора задумалась. Очевидно, обидчика Руаль спасло его общественное положение. Но обидчик ли он? В итоге он поступил, как подобает порядочному человеку… Но до этого, как он вел себя до этого! Хотелось бы думать, что совесть и нравственные устои заставили его не исполнить первоначального намерения, но также причиной внезапной перемены могла быть и боязнь огласки! Почему же патруль не проверил все как следует?.. – Удивляюсь такому их поведению, – проговорила Дюпле. – На их месте я бы узнала ответы всех… Тебя спрашивали о чем-нибудь? Не волнуйся, – добавила она, видя смущение девушки и правильно истолковав его причину, – тебе нечего бояться, я вовсе не считаю, что звание дает право человеку поступать бесчестно. Увы, порой приказы революционных комитетов мне совсем непонятны! Не могу понять, как можно принуждать девушку участвовать в праздничной церемонии помимо ее воли, или почему порой арестовывают семью, когда виновен лишь один человек! – Элеонора поймала удивленный взгляд Руаль и осеклась. – Знаю, тебе, возможно, странно слышать это от меня… Но почему я должна считать иначе? Максимильен тоже не одобряет этого, он всегда тяжело переживает, когда узнает о допущенных ошибках или превышении полномочий. Но ему не под силу, никому не под силу за такой малый срок наладить порядок во всем. Поверь, мне очень жаль, что все произошло именно так… Люди не всегда бывают такими честными, как бы нам того хотелось.
Руаль Шалье: - Я знаю... За всем уследить не возможно. Да и взгляды у людей разные, - Руаль вздохнула. - Те жандармы ничего ни у кого не спрашивали... Франсуа что-то приказал им, и они удалились. Я не знаю... Но мне показалось, что они приняли меня за девушку "лёгкого поведения"... Озвучивать ТАКИЕ свои догадки было далеко не приятно, но всё что она могла, она уже продумала, и если она хочет докопаться до правды, ей нужна ещё одна свежая голова. - И удалились, дабы нам не мешать, - девушка наклонила голову, чтобы не было видно её зардевшихся щёк. - Это лишь мои догадки...
Элеонора Дюпле: – В такой час… Их ход мыслей понятен. Мне горько думать, что я отчасти была тому виной – ничего бы не случилось, если бы ты осталась на ужин… Руаль, я не могу вспомнить никакого комиссара Франсуа… Быть может, мне и доводилось его видеть, но сейчас это имя мне ничего не говорит.
Руаль Шалье: Руаль всё-таки пожалела о своих неосторожных словах. Но вернуть время назад она не могла и решила сменить тему. - О, Элеонора, причём здесь ты... Это моя вина, я вела себя легкомысленно. Вечер... Да, кстати, как он прошёл? - с неподдельным интересом спросила девушка.
Элеонора Дюпле: – Вечер? – рассеянно переспросила Элеонора. – Он прошел… не лучше и не хуже всех других подобных вечеров.
Руаль Шалье: Руаль удивилась столь краткому ответу, она ожидала красноречивое описание ужина, на котором было столько важных персон… Эта неудача со сменой темы совершенно сбила Шалье с толку. - Ну, угощениями все остались довольны, я думаю, - непринуждённо продолжила Руаль, чтобы скрыть растерянность. Потом, за неимением никаких идей, спросила первое, что пришло ей в голову: «А гражданин Сен-Жюст там тоже был?» Конечно, о неприятностях Сен-Жюста и о влюблённости в него Виолетты Руаль и помыслить не могла. Она вообще ничего не знала о нём, кроме того, что он депутат Конвента и второй человек после Робеспьера. Поэтому странный взгляд и тревожное выражение лица Элеоноры заставили Шалье подумать, что она спросила что-то недозволенное. Это уничтожило в девушке последние капли уверенности.
Элеонора Дюпле: Гро и Сен-Жюст… Сен-Жюст и Гро… Максимильен, похоже, скрывает что-то от нее, и у нее тоже есть секрет. А что, если события начнут развиваться столь быстро, что она не сможет их контролировать?.. Она как будто со стороны услышала свой ответ: «Сен-Жюст не смог вчера прийти» и поняла, что не может смотреть Руаль в глаза. – Подожди меня здесь, я пойду переоденусь к приходу Огюстена. Нам лучше надеяться, что он узнал что-то, и быть готовыми... я не оставлю тебя сейчас. Мне лучше надеть что-то неприметное. Поднявшись наверх, Элеонора открыла шкаф, раздумывая, что ей надеть, и в конце концов ее выбор пал на старое коричневое платье. – …Ты куда-то уходишь?.. Услышав вопрос Виктории, вошедшей в комнату, Элеонора вздрогнула от неожиданности и поспешно начала завязывать шнуровку. – Да, возможно, немного позже я уйду. Не могу сказать, когда я вернусь – быть может, только к ужину. Она подошла к зеркалу и набросила на плечи вышитую пряжей хлопковую косынку. Да, это то, что нужно. Совсем скромно, ее можно принять даже за цветочницу. Интересно, что бы сказали, увидев ее, девицы с курсов живописи? Многие из них уже начали, подражая отдельным смелым модницам полусвета, носить платья на античный манер, а кое-кто забывал и про корсет. Неужели такую странную моду когда-нибудь примут широко?.. Старый корсет из белого льна ею и самой порой воспринимался как орудие пытки, хотя никто из обычных горожанок и не затягивался так, как аристократки. А теперь и балы в их прежней роскоши остались в прошлом, как и напудренные дамы в шелковых платьях. – Как, так поздно? – Право, я не знаю, – ответила Элеонора. Как не ко времени сейчас эти расспросы! – Не находишь ли ты, что если я так ответила тебе, то тому есть причина? Мне необходимо… навестить одного человека. Виктория несколько растерянно кивнула, и Элеонора, уже мягче напомнив ей о необходимых покупках к обеду, вновь спустилась вниз. Руаль сидела грустная и задумчивая, подперев щеку рукой и рассматривая узор на чашке. – Постарайся набраться терпения. У меня такое чувство, что все будет хорошо, – Элеонора села рядом и добавила с улыбкой, желая подбодрить подругу: – Подумай лучше, что ты скажешь ему при встрече. Руаль, Антуану очень повезло. Не у всех есть в ходатаях брат Робеспьера, – говоря это, Элеонора немного лукавила душой, понимая, как сложно будет убедить младшего Робеспьера помочь Гро, если такая необходимость возникнет, – а то, что она возникнет, сомневаться не приходилось. И Элеонора не была уверена, имеет ли она право на это. Сможет ли она попросить об этом? Да и сможет ли что-то сделать Огюстен?
Руаль Шалье: Случись это несколько дней назад, Руаль сидела бы как на иголках от нетерпения, но приключения вчерашнего дня и бессонная ночь давали о себе знать. Девушка засыпала на ходу. - Элеонора, а ты уверена, что Робеспьер поможет Гро... Я, конечно, его совсем не знаю, но мне показалось, что заниматься этим делом ему неприятно...
Элеонора Дюпле: Элеонора помедлила с ответом. – Это зависит от того, в чем именно виновен Гро. Мне жаль огорчать тебя, но если его обвиняют в серьезном преступлении… мы ничего не сможем сделать. Возможно… – она умолкла на мгновение, а затем, медленно, пытаясь свыкнуться с неожиданно пришедшими ей в голову мыслями, продолжила: – Возможно, мы могли бы постараться найти выход… Но это… неправильно, если он действительно виновен… – Как трудно оказалось произнести эти слова. В этот момент Элеонора с каким-то суеверным ужасом осознала, что испугалась. Чего? Неужели же Робеспьер, даже случись что-то… что могло бы вызвать его серьезное недовольство, смог бы причинить ей вред?.. Нет, никогда… Никогда он не обидит ее и ее семью, как и Огюстена. Это невозможно, также невозможно, как представить, что он сможет отправить на эшафот кого-то из своих добрых друзей, того же Камилла, с кем, правда, у него сейчас серьезные разногласия, но ведь это не стоит жизни! Но тогда, выходит, она воспользуется его добрым отношением к ней? Разве она имеет на это право, быть неискренней? Элеонора почувствовала, что эти мысли вот-вот сведут ее с ума, и большим усилием заставила себя смягчить свой невольно жестокий ответ: – Он вовсе не против помочь тебе. Просто… у него много забот, вот его сосредоточенность ты и приняла за нелюбезность.
Робеспьер - младший: Огюстен переступил порог дома Дюпле в смятенном состоянии. Когда над его головой сгущались тучи, он предпочитал прямо и наивно спросить, означает ли это грозу, а не гадать по смутным приметам. Гроза витала нынче в воздухе, но Огюстен не был уверен, что получит от брата прямой и честный ответ на вопрос, что, черт подери, здесь происходит? Странный визит Антуана... верный служака Гетри, сосланный на передовую... он сам, хлопочущий за контрреволюционера... Мир определенно начинал сходить с ума.
Элеонора Дюпле: – ...Огюстен, прошу вас, не томите нас ожиданием и расскажите, что вам удалось узнать… – Они были сейчас в одной из комнат первого этажа, у окна в сад, – сумрачный Огюстен, печально-задумчивая Элеонора и встревоженная Руаль, измученная, но не потерявшая надежду. Последняя смертельно боялась за дорогого ей человека, но двум другим было еще тяжелее – оба ощущали, что нарушают какие-то незримые обязательства.
Робеспьер - младший: -Гро содержится в Консьержери по обвинению в контрреволюционной деятельности, - сухо отозвался Огюстен, - если мы поторопимся, то я могу попытаться устроить встречу с ним сегодня же.
Руаль Шалье: От нетерпения Шалье привстала со стула. Слова Огюстена прозвучали словно во сне. Она даже не сразу их разобрала. Руаль стояла совершенно неподвижно, дышать внезапно стало тяжело, а корсет, казалось, мешал сделать хотя бы вдох. - К...как? Вы сказали, в Консьержери?.. - прошептала девушка дрожащим голосом. Ноги стали ватными, в глазах потемнело, и она лишилась чувств.
Робеспьер - младший: -Так я и знал, - вздохнул Огюстен, придерживая бесчувственную Руаль на стуле. - Именно та реакция, которой я опасался. У нас есть нюхательные соли, Элеонора?
Элеонора Дюпле: – Вам не следовало говорить так прямо, Огюстен! Для вас, возможно… привычны данные слова, но не для нее!.. – Элеонора подала флакончик с нюхательной солью и открыла окно.
Робеспьер - младший: -Извините, я всю дорогу думал, как бы сказать поделикатнее, но ничего в голову не пришло, - пожал плечами Огюстен. - Знаете ли, это очень трудно сформулировать.
Элеонора Дюпле: – Боже мой, Огюстен, не стойте же просто так, помогите ей! Элеонора забрала у Огюстена флакон и поднесла его к лицу Руаль.
Робеспьер - младший: Огюстен начинал паниковать при виде всех этих флакончиков, платочков, смоченных в уксусе и прочих атрибутов дамских страданий, поэтому просто впал в ступор, позволяя Элеоноре позаботиться о Руаль. -Вот видите, вы просто должны пойти с нами в Консьержери! - с несчастным видом заметил он. - Что я буду делать, если гражданка Шалье и там рухнет без чувств?
Элеонора Дюпле: – Я не могу поступить иначе… Почему все так происходит, Огюстен?..
Робеспьер - младший: -Потому, что некий юный идиот не следил за своим языком, бравировал своими контрреволюционнными взглядами и заслуженно угодил в тюрьму... - Огюстен встревоженно наблюдал за девушками. - Что еще можно сделать? Может, распустить... - он неопределенно шевельнул рукой.
Элеонора Дюпле: – Огюстен, мы не знаем, заслуженно ли… Вы знаете, что порой обвинения бывают несправедливы, – шепотом ответила Элеонора, смачивая платок холодной водой и кладя его на лоб девушки. – В чем именно его обвиняют? Мало ли, что может наговорить молодой человек сгоряча! Особенно, если тому способствовало обращение с ним. Он совершил ужасное преступление? Вы правы, это не будет лишним… – Последняя фраза относилась уже к помощи Руаль. Элеонора быстро развязала шнуровку на лифе платья и ослабила шнуровку корсета. Руаль постепенно приходила в себя, – ее дыхание становилось ровным, а мертвенная бледность уступила место едва заметному румянцу. – Бедняжка! Огюстен, мы обязаны помочь им.
Робеспьер - младший: -Элеонора, я понимаю ваш порыв, но вам не кажется, что вмешаться в дело Гро - значит, злоупотребить моим положением и доверием, которое граждане испытывают к имени Робеспьер?
Элеонора Дюпле: – Мы восстановим справедливость, Огюстен, и тем самым упрочим это доброе имя! Максимильен тоже порой не соглашается с выдвигаемыми обвинениями! Он прекрасно понимает, что не может быть равной вины у всех, и что иногда можно простить!.. В чем вина Гро? Пусть его речи сочли контрреволюционными… Но подумайте, его могли спровоцировать! Нужно дать ему шанс.
Робеспьер - младший: -Элеонора, я сейчас скажу ужасную вещь... Тюрьма забита теми, кто был неосторожен и слишком скор на язык. И мы создадим прецедент, если вам что - то говорит это слово.
Элеонора Дюпле: – Но разве можно сейчас все бросить?.. Как можно?.. – Элеонора задумалась и спросила совсем тихо: – По-вашему, надежды на освобождение Гро нет?
Робеспьер - младший: -Не знаю. Не могу ответить однозначно, пока не поговорю с протеже гражданки Шалье лично. Огюстен встревоженно заглянул в лицо Руаль: -Ей лучше?
Руаль Шалье: Как будто издалека слышались голоса. Они были знакомы, но она не могла ни узнать, кому принадлежали эти голоса, ни что они обсуждали. Руаль приоткрыла глаза, в них ударил свет из открытого окна. Девушка поморщилась и закрыла их снова, боль в голове была невыносимой. Каждый вздох отдавался в висках... Но свежий воздух приносил облегчение. «Так... - размышляла про себя Руаль. - Где я нахожусь?..» Шалье снова попыталась приоткрыть глаза. Состояние было ужасное, хотя пульсирующая головная боль начала понемногу отступать. В глазах всё расплывалось. «Ей лучше?» - раздалось, как во сне. Сквозь пелену она увидела встревоженное мужское лицо. Черты лица были были добрыми, а глаза немного грустными. Белый парик… Огюстен Робеспьер!.. - Гро... - говорить было трудно, но девушка понемногу разбиралась в обстановке. - Что... Антуан... мы же пойдём к нему сегодня?.. Шалье подняла руку и коснулась лба, словно желая прогнать боль в голове - машинальное движение человека, слишком слабого, чтобы ясно воспринимать действительность или спящего. «Ах!.. Бедный Антуан, мне нужно его видеть!»
Элеонора Дюпле: – Обязательно пойдем, – Элеонора взяла руку Руаль и поцеловала ее. Она была готова сама заплакать, видя подобное горе. – Успокойся, прошу. Ради Гро, ты обязана быть сильной… Ну нельзя так волноваться, право! Ты нас очень напугала. Выпей воды. Элеонора подала ей стакан.
Робеспьер - младший: -Пойдем, если вы достаточно придете в себя для подобных визитов, - уточнил Огюстен. - Вы должны понять, что отправляетесь в тюрьму и держать себя в руках. Увиденное вас может неприятно поразить.
Руаль Шалье: Неприятно поразить? О, какой ужас... Антуан... Девушка еле держалась, чтобы не заплакать. Она ждала чего угодно, но Консьержери... За что? Стакан в руках предательски дрожал. Руаль боялась, что прольёт его. Надо собраться. - Да, я в порядке! - тихо, но уверенно сказала Руаль и попыталась встать.
полная версия страницы