Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 003. (I) Арси, частный дом Дантона - 5 жерминаля, утро-день » Ответить

003. (I) Арси, частный дом Дантона - 5 жерминаля, утро-день

Дантон: Сегодня Дантону почему-то не спалось. Нет, это было не так уж плохо - в последнее время Жорж научился находить что-то хорошее и в худших вещах. Осторожно, чтобы не разбудить спящую жену, Дантон выбрался из постели, по-быстрому оделся, накинув в прихожей на плечи плащ и вышел в сад. Солнце еще только вставало, и роса на розовых кустах не успела высохнуть. Жорж склонился над одевшимся нежно-салатовой зеленью молодым побегом и улыбнулся счастливой беззаботной улыбкой. Нет, все правильно. Он поступил так, как считал необходимым, и теперь совсем не раскаивается в этом. Максим, наверняка, считает, что он выиграл, спровадив старого друга и соратника из столицы. Ну и пусть считает. Быть может, для самого Робеспьера тихая жизнь в провинции, без интриг и заговоров, без революционной борьбы действительно сродни смерти, но Жорж не был столь же пламенным идейным фанатиком, и те результаты, которые лично ему принесла Революция, его вполне удовлетворяли.

Ответов - 27

Эро де Сешель: По дорожке, ведущей к дому Дантона, быстро шел одетый в красный суконный фрак мужчина. Только на мгновение незваный гость замедлил шаг, чтобы поправить кокетливо повязанный шейный платок и окинуть взглядом жилище отошедшего от дел революционера. Этот «дворец» на берегу реки Об, с большим двором и роскошным парком в 11 гектаров, очень способствовал уходу из большой политики. Впрочем, то же можно сказать и о молодой жене Дантона – ну кому будет интересна капризная Республика, когда рядом очаровательная Луиза Жели?.. Примерно так рассуждал де Сешель – а ранним визитером был именно он – когда заметил хозяина имения, миролюбиво нюхавшего цветочки в своем обожаемом райском саду. Какая идиллия! Жаль, недолговечная. - Доброе утро, Жорж, – просто констатация факта, не пожелание. Мари-Жан остановился в нескольких шагах от Дантона, ожидая реакции старого знакомого. Гостеприимство опального политика было почти легендарным… но распространяется ли оно на бывших коллег, обвиненных в шпионаже?

Дантон: Дантон резко выпрямился. Он никак не ожидал, что кто-то не спит в столь ранний час и потому слегка удивился, что его окликнули. Чуть прищурившись, он мгновение всматривался в лицо вновь прибывшего, после чего широко улыбнулся, распахивая руки, словно желая заключить гостя в объятия или задушить. - Кого я вижу! Эро, ты ли это?! Но какими судьбами в наших краях? Признаться, не ожидал тебя здесь увидеть. Стряслось что-то? Жорж был в хорошем настроении и принял незванного гостя несколько теплее, чем требовал революционный долг в отношении неблагонадежного гражданина. Но здесь, в Арси, среди роз и тюльпанов, Дантон мог на время забыть о большой политике, долге, Республике и Комитете и просто от души поприветствовать старого приятеля. - Проходи в дом. Ты, верно, устал с дороги?

Эро де Сешель: Крепкие объятья Жоржа – этого титана революции – были второй, после гильотины, страшной угрозой для патриотов. Мари-Жан готов был поверить в миф о том, что Дантона выкормила корова – он, казалось, вполне мог одной рукой завалить быка. Но, раз уж Жорж проявил себя таким радушным хозяином, верным другом и, прямо скажем, дурным революционером, де Сешель был обязан проявить хотя бы простую вежливость: - Стряслось? – Жан повторил жест Дантона, но затем ухитрился каким-то непостижимым образом превратить несостоявшиеся объятья в крепкое дружеское рукопожатие. – Разве не могу я просто навестить старого друга? Обоим приятелям был ясен ответ: «Нет, конечно». Поэтому де Сешель сразу продолжил: - Много чего «стряслось». Хватит на долгую беседу... Но ты прав, путь до Арси неблизкий, и я устал с дороги. Откладывать разговор надолго было неразумно – время Дантона и его соратников истекало. Но говорить о политике вообще вредно для здоровья, а уж на холодном ветру – тем более, поэтому де Сешель, не теряя времени, направился в уютный дом вслед за его хозяином.


Дантон: Дантон широким гостеприимным жестом указал на дом, пропуская гостя вперед. Когда Эро, вежливо поклонившись, оказался на миг впереди, на лице Жоржа отразились его истинные чувства: подозрения, настороженность и досада. В Париже явно что-то случилось - иначе зачем он понадобился этому пройдохе. Но что именно произошло? И почему сообщить об этом примчался именно Сешель? Кто его послал? Или он сделал это по собственному почину? Но какой его в этом деле интерес? В бескорыстие Дантон уже давно верил. Нет, были, конечно, фанатичные приверженцы идеи, как тот же Максимильен... Но Сешель к ним явно не относился. Значит, ему от него, от Жоржа, что-то надо... Все эти мысли пронеслись в голове Дантона за краткое мгновение, и, когда Эро обернулся, блистая неправдоподобно беззаботной улыбкой, на лице Жоржа уже было нарисовано благостное выражение далекого от политики деревенского жителя.

Эро де Сешель: Мари-Жан обернулся к Дантону, чтобы отвлечь его очаровательнейшей из всего своего богатого арсенала улыбок. А заодно и проверить, нет ли в руках этого невинного садовника ножичка для срезания роз, который легко можно воткнуть в спину «старому другу». Что поделаешь, арест, интриги и дипломатическая работа в целом несовместимы с верой в людей. - Как твои жена и дети, Жорж? – разговоры о семье, как и разговоры о погоде, являются обязательными атрибутами светской беседы всех времен. И помогают оттянуть время, когда это необходимо. Более внимательно, чем следовало бы из простого любопытства, Эро рассматривал обстановку в доме Дантона. Признаки чего он искал – растрат, казнокрадства, еще не угасшего интереса к политике (ну хоть один свежий номер газеты!)… или тихого семейного счастья, угроза которому станет для Жоржа лучшим стимулом к возвращению в Париж? Одному Высшему Существу ведомо.

Дантон: От Жоржа не ускользнуло чрезмерное внимание, с которым Эро принялся рассматривать обстановку, едва лишь переступил порог дома, но решил не подавать вида. - Луиза? Замечательно, благодарю, Жан-Мари. Она, верно, еще не встала, но я очень надеюсь представить вас за завтраком, - Дантон указал гостю на диван, который еще нельзя было назвать старинным, но который через какое-то время обещал таковым стать. - Мальчишки тоже здоровы. Бегают целыми днями. Откуда только силы берутся! - Жорж рассмеялся как можно непринужденнее. - А что же Вы? Простите, друг мой, но что-то Вы неважно выглядите. Хотя... В Париже, наверно, сейчас не так спокойно, как здесь, в провинции, - Дантон украдкой наблюдал за изменениями, происходящими на лице собеседника. - Полагаю, честным патриотам работы там более, чем хватает. Верите, друг мой, иногда мне становится совестно, что я бросил товарищей в такой трудный период, забравшись в эту глушь и оставив их в одиночку бороться с врагами Республики. Впрочем, я уверен, Максимильен вполне справится и без меня, - продолжал молоть всякий малозначащий вздор Дантон, не прекращая свое пристальное наблюдение за Сешелем и все более и более уверяясь в мысли о том, что Эро от него что-то нужно.

Эро де Сешель: Впервые за пять революционных лет Эро обвиняли в том, что он выглядит «неважно» - обычно коллегам не нравилось как раз то, как «важно» он держится. Ну да сейчас не время играть в слова – каким бы традиционным республиканским развлечением это ни было. Сейчас ставки выше… - Буду счастлив наконец увидеть эту достойную женщину, - де Сешель намеренно не сказал «девушку». Учитывая, что Луизе только-только исполнилось семнадцать, вежливость Жана граничила с издевательством… или же он хотел продемонстрировать небывалую терпимость? Или пытался пробудить в спокойном провинциале прежнего яростного Дантона? А может, хотел, чтобы этими вопросами задался сам Жорж?.. - Дел, как всегда, хватает, - Эро с радостью ухватился за одну из брошенных Дантоном фраз. – Максимильен, наш отважный герой, из последних сил бьется с врагами… Эро-Сешель намеренно не уточнил, с чьими именно врагами – Республики или своими собственными. - …Чего стоит один только последний процесс, - если бы приличия позволяли, Мари-Жан сейчас насвистывал бы, чтобы казаться еще более наигранно-незаинтересованным. - Эбер заслужил свое. Но кордельеры… - добавил он совсем уж неестественно отстраненно, не сомневаясь, что Дантон поймет, как много стоит за этими невинными словами (и не сомневаясь, что Дантон не сомневается, что де Сешель не сомневается... впрочем, вы и сами все понимаете) – с казнью папаши Дюшена «гильотинированы» будут разом все «Друзья прав человека», они же враги Робеспьера. Чтобы понять, как много нужно Мари-Жану, Дантону не пришлось даже использовать свои познания в молодой науке физиогномике. Достаточно было того, как быстро этот вертлявый лицемер перешел к сути разговора.

Дантон: Дантон ни на йоту не верил в искренность Эро. Уж слишком он фиглярствовал, стараясь сделать вид, что все замечательно, и лучше быть просто не может. И эти его подковырочки... "Достойная женщина"! Если это не скрытая издевка, то он, Дантон, съест свой шейный платок. Между тем Сешель вдруг резко перешел к делу, и раздражение Дантона улетучилось само собой, уступив место пристальному вниманию: в запутанных и многозначительных фразах, которыми так и сыпал Эро, нельзя было упускать ни слова, чтобы уловить истинный смысл сказанного. И сказанное Дантону явно не нравилось. Похоже, что, воспользовавшись его отсутствием, Робеспьер поспешил по-быстрому разделаться с собственными врагами, и теперь машинка доктора Гильотена стригла головы, как бережливая хозяйка овцу - под чистую, не пропуская ни волоска. Занятый этими мыслями, Дантон, позабыв о правилах вежества, плюхнулся в кресло, не дожидаясь, когда гость наконец соблаговолит воспользоваться приглашением присесть. Однако лицо его по-прежнему выражало полную безмятежность. - Как я понял из Ваших слов, друг мой, Максимильен борется вполне успешно. Впрочем, я в нем и не сомневался! Да, - Жорж словно спохватился, - а что Вы там говорили про какой-то процесс? Знаете, мы тут, в деревне, практически никаких новостей не получаем, совсем от жизни отстали. Дантон прекрасно понимал, что Сешеля подобными баснями не проведешь (впрочем, он на это и не рассчитывал), но продолжал фиглярствовать в тон собеседнику. Ведь и в самом деле: не называть же вещи своими именами! Эро, конечно, может изображать из себя старинного приятеля, но при необходимости и в глотку вцепится, если речь зайдет о собственной шкуре. С такими людьми надо держать ухо востро и лишнего не болтать.

Эро де Сешель: Жорж с легкостью и изяществом адвоката подхватил игру, которую начал (и пока, но только пока, не собирался прекращать) Сешель. Дантон почти всегда принимал те правила, которые ему предлагали – и тем выгодно отличался от Робеспьера, который навязывал окружающим игру, где у него были все козыри. Именно поэтому Сешель был дантонистом. Да и прагматизм Жоржа был Эро понятнее, чем революционный пыл озлобленного на мир Максимильена… понимал ли это Дантон, вот вопрос. - Право, Вы меня удивляете, - продолжил Мари-Жан, удобно устраиваясь на диване. – Неужели никто в Арси не рассказал своему герою, что заслуженная кара постигла безбожника, презирающего свободу вероисповедования? Конечно, когда Эро спешно покинул Париж, приговор еще не был обнародован и приведен в исполнение… но это было делом времени: - Необыкновенная удача для нашего друга из Арраса. Кто еще в Париже осмеливался спорить с ним? – нет, Дантону не показалось, словосочетание «в Париже» де Сешель выделил особо.

Дантон: Дантону очень не понравилось это "в Париже". Не понравилось в том смысле, что Сешель явно что-то хотел этим сказать, но Жорж все еще не мог понять, что именно. Точнее, он боялся ошибиться в своей трактовке и тем самым подставить свою шею под удар. Как в фигуральном смысле, так и в самом прямом. Нет уж, не выйдет, гражданин пройдоха. Если Вы заинтересованы в этом деле (а Вы заинтересованы - один Ваш приезд уже об этом не то что говорит, а просто вопиет), то сами и подставляйтесь. А я послушаю и сделаю выводы. Разумеется, все это Жорж произнес про себя, вслух же лишь небрежно бросил: - Да что Вы, Мари-Жан! У нас вон даже газет новых не добудешь, - Дантон, будто случайно, смахнул неловким жестом на пол опровергающую его слова вчерашнюю "Друг народа". - Но с каких это пор Максимильен стал таким ревностным защитником религии, что взялся карать безбожников и еретиков?

Эро де Сешель: Сешель напряженно наблюдал за все более усиливавшейся беззаботностью Дантона. Сейчас было важно не упустить момент: не разозлить этого медведя из Арси слишком рано, не раскрыть карты слишком поздно, использовать откровенность только по назначению. Вы когда-нибудь наблюдали на застывшей улыбкой циркача, который исполняет смертельный номер в клетке со львами? На красивом лице Эро сейчас можно было увидеть такую же. - Прямо со дня вашего отъезда, - ответил Мари-Жан, проводив падающую газету взглядом и машинально потянувшись, чтобы поднять ее. – Сочтя, видимо, что других защитников у Франции уже не осталось. Воистину, непосильна ноша неподкупного! Эро довольно сносно спародировал пафосную манеру выступлений Робеспьера… свою собственную тоже, к слову. - Без Вас у него остался всего один… помощник. Старательный и исполнительный Сен-Жюст. Произнеся это имя, Мари-Жан совершенно нетеатрально поморщился.

Дантон: Нога в огромном, как и сам его владелец, башмаке, "совершенно случайно" наступила на упавшую на пол газету, на мгновение опередив потянувшегося, чтобы ее подхватить, Сешеля. Дантон, словно не заметив своей неловкости, небрежно откинулся в кресле, сцепив пальцы на объемистом животе и улыбаясь собеседнику не выражающей никаких чувств улыбкой. Уверенность в том, что он правильно понял Эро с самого начала, крепла в нем с каждой минутой, но Жорж не собирался сдаваться так быстро - еще не хватало, чтобы этот прохвост возомнил, будто он, Дантон, только и мечтал, сидя здесь, в Арси, что явится какой-нибудь такой вот Сешель и подобным предложением! Нет уж! Да и вообще спешка, как известно, полезна только при ловле блох. А в большой политике она, как правило, только вредит. Поэтому надо все хорошенько обдумать и взвесить, по возможности оттягивая принятие решения. Заодно и заставить этого расфуфыренного индюка понервничать - нервничающие люди порой ведут себя не слишком осмотрительно и могут случайно проговориться о... чем-нибудь. Решив таким образом, Жорж улыбнулся еще шире (и на сей раз уже искренне): - Стало быть, наш дорогой Максимильен нашел себе наперсника? Чудесно! Насколько я помню, Сен-Жюст - славный малый и такой же, - с губ едва не сорвалось слово "фанатик", но Дантон вовремя спохватился, - ревностный сторонник Республики, как наш друг Робеспьер. Думаю, они сработаются. Хотя, признаюсь, Вы меня несколько удивили: разве малыш Антуан не отправился с инспекцией в армию?

Эро де Сешель: «Наступление» Дантона на невинное печатное издание говорило значительно откровеннее любых слов. Сешель, записав это маленькое оскорбление на долгосрочный счет Жоржа (как мы знаем, погасить долгосрочные счета ни одному из них не удастся), выпрямился. Наблюдать за метаморфозами улыбки Дантона было бы довольно интересно, но когда эта улыбка явно обращена против тебя, тут не до праздного любопытства: - Ничто не помешает ему вернуться, если долг перед республикой в Париже будет важнее того, который он исполняет вдали от столицы, - не уводя разговор от личности молодого "херувимчика революции", простите, «архангела смерти», Эро снова напомнил Дантону о главном. О возвращении в Париж. Мари-Жан на мгновение замолчал, взвешивая все «за» и «против» на ментальных аптекарских весах, и в конце-концов добавил: - Тем более, с последним оставшимся врагом… - непроизнесенное «оставшимся у Робеспьера». - …Даже Максимильен не справится в одиночку. Впервые де Сешель пожалел, что Сен-Жюста сейчас нет в Париже. Это рушило прекрасное логическое построение «прекрасного Эро»! Ведь, как бы ни был Мари-Жан уверен в грядущей облаве на умеренных, без какого-нибудь вещественного доказательства его слова не имеют веса. И талантливый адвокат Дантон знал это не хуже, чем сам де Сешель

Дантон: Брови Жоржа чуть заметно сдвинулись. Неужели в Париже действительно стряслось что-то, что заставило мальчишку бросить всё и примчаться в столицу, на подмогу к Неподкупному? Или это чистейшей воды блеф хитреца Эро с целью заставить и самого Дантона сорваться из Арси? Вполне возможно, что именно так. И что это означает? А означает это лишь одно: надо тянуть с ответом, пока всё не будет достоверно известно. Жорж мысленно сделал для себя пометочку: написать своему доверенному человеку в Париж - и уже хотел было предложить Эро чашечку кофе, когда на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались легкие шаги и шелест платья. - Жорж? - Луиза! - Дантон удивительно проворно для своей комплекции поднялся на ноги и сделал пару шагов навстречу уже спустившейся с последней ступеньки жене. - Дорогая, позволь тебе представить: гражданин Эро де Сешель, мой старинный друг и соратник. Жан-Мари, моя супруга Луиза. - Очень приятно, - тихонько почти прошептала Луиза Дантон и, чуть помедлив, робко протянула руку для рукопожатия. - Мы всегда рады гостям. Правда, Жорж? - взгляд больших, чуть испуганных глаз на миг взметнулся на Дантона, после чего снова уткнулся в хорошенький кружевной фартучек, делавшей юную женщину похожей не на хозяйку дома, а на молоденькую горничную. - Разумеется, дорогая, - заложив руки за спину, чуть покачнулся вперед Дантон, отвешивая супруге полукивок-полупоклон. - К слову, о гостеприимстве... Гражданин Сешель, верно, проголодался с дороги... Да и я непрочь перекусить... - Я сейчас распоряжусь, Жорж, - Луиза чуть присела, чем еще более усугубила свое сходство с горничной, и, не поднимая глаз, просеменила к боковой двери. Дантон самодовольно улыбнулся Эро, словно говоря: хороша, не правда ли?

Эро де Сешель: Счастливое умение женщин появляться вовремя (даже когда они опаздывают) давно уже не удивляло Мари-Жана. Луиза заставила мужчин ненадолго прекратить опасные игры в политику, дав каждому из них время обдумать ситуацию и свои дальнейшие действия. Эро поднялся навстречу хозяйке дома, улыбаясь на этот раз вполне искренне: он был ценителем чужих жен (настоящих, бывших и будущих). Увы, это скромная гражданка («гражданка», предпочитающая, по слухам, бога христианского богине Свободы) быстро скрылась в глубине своего большого дома. Мари-Жан только и успел, что пожать ее тонкую ручку и заверить, что он рад знакомству. - Вы и не говорили, Жорж, что поймали в свои сети античную нимфу, - не без уважения заметил де Сешель.

Дантон: - О сокровищах подобного рода лучше не распространяться - еще украдут, - Дантон многозначительно подмигнул приятелю-ловеласу. Тем не менее, было видно, что Жоржа буквально раздувает от гордости: и за прелестную супругу, и за такого ловкого и обаятельного себя (а то как же! увлек очаровательную юную девицу, по которой, поди, половина местных молодых повес вздыхала! тут нужна ой-ой-ой какая харизма!). Политика ненадолго отступила на второй план перед простыми радостями семейной жизни (что, по правде говоря, в последнее время случалось все чаще и чаще под незримым влиянием маленькой хозяйки этого дома). Дантон широким жестом указал на двери, за которыми скрылась его супруга: - Прошу, друг мой! Вам выпала замечательная возможность ощутить на себе местное гостеприимство. Моя супруга просто обожает всех потчевать своей стряпней, - Жорж добродушно рассмеялся, похлопывая себя по животу, который, на взгляд Сешеля, еще больше раздался с последней их встречи. - Луизе это в удовольствие. Мы даже кухарку потому не держим, - Дантон шумно потянул носом, принюхиваясь к едва уловимому аромату сдобного теста. - Мясной пирог. О-о-о, Мари-Жан, кажется, ты понравился Луизе, раз она решила приготовить нам свое лучшее блюдо! - в предвкушении Жорж даже причмокнул и нетерпеливо подтолкнул гостя к дверям. - Идемте же! Этот пирог надо есть, пока он горячий.

Эро де Сешель: Запах мясного пирога смог отбить мысли о политике даже у Эро – в коне концов, Париж голодал, и гордые жители Лютеции готовы были просить у провинции «Хотя бы кусочек вашего хлеба», как когда-то гражданин Капет у прокурора Коммуны. - Дорогой мой Жорж, из рук этой красавицы я принял бы и смертный приговор, - неудачно, зато пророчески (как это часто бывает с обреченными) пошутил Сешель, проходя вглубь дома вместе с Дантоном.

Клод Берлиер: Хозяева и их гость успели пообедать со всей возможной неторопливостью, смакуя великолепный мясной пирог, приготовленный госпожой Дантон, а затем еще немного поупражняться в домашней риторике, прежде чем уже на исходе дня, на дорожке, ведущей к дому на берегу, показалась пара всадников в бело-синих мундирах национальных гвардейцев. Один из них спешился и деловито-широким шагом направился к двери, где так же деловито принялся орудовать дверным молоточком. – Срочная депеша из Конвента для гражданина Эро де Сешеля, - объявил курьер открывшей ему служанке. – На его парижской квартире нас уведомили, что гражданин де Сешель отправился к вам. Смею надеяться, эта информация правдива? По глазам посыльного было видно, что парню в форме отчаянно не хочется тащиться Верховное Существо знает куда еще, если окажется, что адресат уже уехал, или, что тоже возможно, и вовсе не приезжал в Арси.

Дантон: Открывшая на стук служанка на миг оторопела при виде синих мундиров и потому безропотно пропустила гвардейцев внутрь, даже не поняв толком, чего они хотят и кого спрашивают. - Жермена, кто там пришел? - послышался тоненький голосок мадам Дантон, а через пару секунд появилась и она сама, торопливо вытирая руки о чистенький передничек. При виде людей в форме молодую женщину тоже охватило легкое оцепенение - только руки продолжали машинально комкать фартук. Вот и все! Их семейное счастье длилось так недолго! В Париже что-то стряслось, и эти люди приехали, чтобы забрать с собой ее милого Жоржа. Конечно! Он ведь такой умный, такой смелый! Если действительно случилось что-то серьезное, только он и способен спасти Республику, и она, как истинная патриотка, должна гордиться своим мужем и тем, как он исполняет свой долг перед Отечеством. Но почему это не могло случиться хоть чуточку попозже?! Луиза бессильно уронила руки и слабо окликнула: - Жорж! Дорогой, кажется, это за тобой... Тот из курьеров, что, по всей видимости, был старшим (по крайней мере, говорил в основном он, в то время, как второй преимущественно глазел по сторонам), осторожно кашлянул: - Эээ... гражданка... эээ... Дантон? Не волнуйтесь, мы не за гражданином Дантоном. Мы за гражданином де Сешелем. - Гражданином де Сешелем? - в первый момент Луиза даже не поняла, про кого они говорят, но, когда поняла, облегченно улыбнулась. - Значит, Вы не увезете Жоржа? - Никак нет, гражданка, - гвардеец снова деликатно кашлянул и подкрутил ус - он явно смущался перед этой хрупкой молоденькой женщиной и оттого злился на самого себя. - Депеша у нас из Конвента. Для гражданина де Сешеля. Срочная. Так что, будьте, так сказать, любезны... - Дорогая, ты меня звала? - показался на площадке второго этажа зевающий Дантон он как раз собирался вздремнуть после сытного обеда, но, услышав голос жены, вышел узнать, что случилось. Заметив внизу гвардейцев, Жорж недовольно нахмурился. - Что тут происходит? - Жорж, эти го... - Луиза вовремя осеклась, - гвардейцы хотят видеть твоего друга. - Моего друга? - Дантон нахмурился еще сильнее и, секунду поколебавшись, все же решил спуститься вниз - как-никак не слишком это вежливо - кричать через весь дом. - Какого такого друга? - У нас депеша для гражданина де Сешеля, - еще раз отрапортавался курьер, едва не вытянув руки по швам в присутствии "великого Дантона". - Нас уведомили, что означенный гражданин находится у Вас. "И откуда они только всё знают!" - с непонятно откуда взявшейся досадой подумал Жорж, но вслух лишь кратко бросил: - Прошу, граждане, - и привычным широким жестом указал на лестницу, по которой только что спустился сам. - Гражданин де Сешель и в самом деле в данный момент находится в этом доме. Я вас провожу. Гвардеец благодарственно кивнул и, знаком велев напарнику следовать за ним, уверенно двинулся в указанном направлении. Дантон пропустил и второго служаку вперед, обадривающе поцеловал жену в лоб, шепнув ей на ухо, чтобы она не волновалась попусту, и поспешил присоединиться к синим мундирам в надежде узнать что-нибудь новое или недосказанное Эро при личной беседе.

Эро де Сешель: Как у всякого нечистого на руку дипломата, у Эро был отменный слух. Поэтому к тому моменту, как гвардейцы и Дантон поднялись на второй этаж, Мари-Жан уже мысленно составил план пылкой речи в защиту своей невинной, преданной делу революции персоны. Конечно, чтобы продлить свою жизнь хоть на несколько секунд, стоило дать гвардейцам возможность самим выломать дверь в гостевую комнату, которую занял Сешель. Но в длинном перечне недостатков аристократа-революционера был один, очень способствующих росту его карьеры дипломата: любопытство. Поэтому дверь Эро распахнул сам, встречая свой повторный арест (о, он не сомневался, что именно арест) широкой улыбкой: - Мне почудилось, граждане, или я слышал свое имя? – скромно осведомился он. - Срочная депеша из Конвента для гражданина Эро де Сешеля! – без запинки повторил гвардеец заученную фразу. Мари-Жану этот счастливый обладатель синего мундира и роскошных усов почему-то напомнил говорящего попугайчика, которого держала у себя Мария-Антуанетта (упокой Высшее Существо ее монаршью душу): та же прекрасная дикция и полное непонимание смысла сказанного (впрочем, этим отличалась и сама королева, а не только ее ручные птички): - Благодарю, - Сешель каким-то образом ухитрялся говорить, почти не шевеля губами и сохраняя на лице все ту же светскую улыбку. Хотя, какой толк в абсолютном контроле над мимикой, когда руки все равно дрожат? Ловко распечатав конверт – и не сосчитать, сколько политик за жизнь вскрывает конвертов со своими и чужими письмами – Мари-Жан подошел к окну, через которое в комнату еще падали лучи солнца, и углубился в чтение, как будто начисто забыв и про Дантона, и про гвардейцев. ООС: текст мне придумать самому , или Вы, Клод, похвастаетесь своим владением эпистолярным жанром?

Дантон: Исполнивший свой долг и не получивший инструкций, что делать после вручения депеши, курьер Комитета неуклюже козырнул кровати (по-видимому, потому что она стояла как раз между отошедшим к окну Сешелем и замершим в дверях в выжидающей позе Дантоном, а гвардеец так и не смог решить, кому из этих двоих следует отдавать честь - вечно у этих гражданских все наперекосяк, не то что в армии, где все чины строго прописаны, и никакой путаницы не возникает) и, не прощаясь, вышел. Проводив взглядом спускающихся по лестнице гвардейцев, Жорж решил воспользоваться тем, что дверь осталась призывно открытой, и осторожно шагнул в комнату, внимательно вглядываясь в лицо Сешеля в надежде по его выражению уловить смысл содержимого письма. Увы, Эро владел собой не хуже его самого , и непроницаемая маска с беспечной улыбочкой так ни разу и не спала с напудренной (тьфу, они там, в Париже, все с Максимильена пример берут, что ли?!) физиономии бывшего депутата Конвента. Отчаявшись добиться успеха этим путем, Жорж решил испробовать другой, в надежде, что хотя бы голос Мари-Жана его выдаст: - Что-то случилось в Париже, друг мой?

Клод Берлиер: «Дорогой друг… Берлиер не рискнул называть в письме имя адресата, никогда не знаешь, где и при каких обстоятельствах потом выплывет на свет подобная бумага. И предпочел ограничиться безликой любезностью, хотя и она при определенных обстоятельствах (и это тоже прекрасно понимал гражданин депутат) могла оказаться для него фатальной. …Я давно не имел возможности видеть вас… Много дел, да и вы, я слышал, последнее время ужасно заняты. Поговаривают даже, что вы решили последовать примеру Джоржа и оставить Париж, с его суетой и несносной весенней грязью. Если это так, я от души вам завидую, тем более, что дела задерживают меня в столице, не давая уже несколько месяцев возможности навестить родной Ним… Клод старался, чтобы письмо выглядело эдакой невинной дружеской перепиской. Поэтому обильно сыпал банальностями и глупостями, не спеша сходу переходить к главному. …Вот сегодня, например, Конвент с самого утра напоминает растревоженный улей. С-Ж неожиданно вернулся из армии, первое, что пришло всем в голову – началось очередное наступление врагов революции на фронте. Но, Верховное существо спаси и сохрани, слухи эти не оправдались, однако гражданин Р был так рад возвращению С-Ж, что они провели все утро в личной беседе… Дальше начиналась новая порция сетований на ужасную занятость, дороговизну, скверную погоду и прочую чепуху. Венчала которую довольно неразборчивое Искренне ваш, К.Б.» В результате де Сешель держал в руках довольно сумбурное и местами откровенно занудно-глуповатое послание, если бы не факт, что прислано оно было специальной эстафетой.

Эро де Сешель: Сешель не отличался сентиментальным желанием вновь и вновь перечитывать строки, «написанные рукою друга», но письмо Берлиера он изучал с тщательностью и пристрастием, достойными комиссара Комитета общественной безопасности. Еще в старорежимные времена Мари-Жан научился узнавать политические сводки из разговоров о погоде, выяснять последние полицейские новости по цвету юбок фрейлин и получать самые свежие сплетни из меню торжественного обеда. Но в письме К.Б. Эро кое-чего все же не мог понять: зачем это Клоду? Мысль о том, что его «приятель» всей душой болеет за объединение республиканцев в одну дружную семью, де Сешель отверг сразу же. В триаде «свобода, равенство, братство» он считал «братство» добавленным исключительно ради благозвучия (или в честь Каина с Авелем и Ромула с Рэмом). Берлиер, безусловно, хочет кого-то подставить (как мы видим, Эро судил других самым справедливым судом - по себе), но этим письмом он подставляет, прежде всего, себя! А во вторую очередь – Мари-Жана… … только вот сведения все равно дороги и долгожданны, даже если лживы. Достаточно дороги, чтобы рискнуть очень многим. - Друг мой, похоже, граждане гвардейцы ошиблись, - Эро оторвался-таки от занимательного чтения и посмотрел на Дантона. – Это письмо должен прочитать ты. Многие знакомые сейчас не узнали бы Сешеля – все потому, что на его лице не было ухмылки. Он с серьезной миной играл по-крупному: играл в честность (да простят мне пафос).

Дантон: Дантон понял, что всё гораздо серьезнее, чем казалось на первый взгляд, еще до того, как Эро предложил ему прочесть письмо - достаточно было лишь увидеть, как вдруг непривычно посерьезнело вечноулыбающееся лицо экс-депутата. Не заставив себя упрашивать, Жорж буквально вырвал листок из рук Мари-Жана, бегло пробежал глазами, выхватывая отдельные фразы в стремлении уловить хотя бы основную мысль послания, и недоуменно воззрился на бледного, ужасающе серьезного Эро. Сешель слегка кивнул и глазами указал на письмо, предлагая повнимательнее ознакомиться с текстом послания. Дантон подозрительно на него покосился, встряхнул листок и, повернувшись к свету, принялся изучать написанное, перечитывая по несколько раз и взвешивая в уме каждую фразу. Покончив с чтением, он снова скосился на Эро - все это врмя бывший бепутат Конвента не сводил с него глаз и даже дышал, кажется, через раз. Взгляд Жоржа случайно скользнул ниже. Унизанные перстнями руки Мари-Жана слегка подрагивали. Всегда презиравший трусость в любых ее проявлениях, Дантон пренебрежительно дернул уголком рта и отвернулся, рассеянно вертя в пальцах письмо. - Провели всё утро в личной беседе... - в раздумье протянул он и, покусав губу, обернулся к Сешелю. - Как пить дать, Сен-Жюста вызвал Максимильен. Причем тайно ото всех - иначе его возвращение не было бы такой неожиданностью для Конвента. Следовательно? - Жорж, заложив руки с письмом за спину, прошелся по комнате и снова остановился у окна. - Следовательно, он нужен Робеспьеру для каких-то личных целей. Сдается мне, Максимильен опять собирается устроить охоту на ведьм. Причем на сей раз он не хочет до поры до времени открыто афишировать свои планы. Интересно, на кого на сей раз замахнулся наш поборник чистоты республиканских рядов? Эро, ты, часом, не знаешь, на кого именно?

Эро де Сешель: Если Дантон ненавидел трусость, то Сешель презирал необоснованную смелость, считая ее чем-то вроде неаккуратности, признаком дурного воспитания (как тяжело было Эро вращаться в революционных кругах!). Но этот тонкий дипломат отличался истинно христианскими смирением и всепрощением, когда речь шла о «выгодных людях»: - Ума не приложу, Жорж, - Мари-Жан предусмотрительно заложил руки за спину. – Кто в республике может сейчас противостоять Робеспьеру, чей громоподобный голос может быть услышан. «Чьи планы во внутренней и внешней политике провалились, кто один воин в поле…» - Пожалуй, не осталось больше таких смельчаков во Франции. Ума не приложу, - повторил Эро с усмешкой, - Где Максимильен найдет новых участников для «лотереи гильотины».

Дантон: Жорж почувствовал, как от слов Эро его глаза сами собой полезли на лоб. - ЧТО?!!! - рык разъяренного Дантона и впрямь был подобен грому. - Ах, гадюка! - и, напрочь забыв про шарахнувшегося от него в ужасе Мари-Жана, Жорж, сметая все на своем пути, ломанулся к дверям. - ЛУИЗА!!! Жермена!!! Луиза!!! Жак!!! И через мгновение уже откуда-то снизу донеслись распоряжения немедленно закладывать повозку, перебиваемые женскими охами и причитаниями.

Эро де Сешель: Ни один дипломатический успех Эро не был настолько шумным. Сешель - трус, совершающий отчаянные поступки в отчаянном положении, - даже не сумел этому порадоваться. Он с тоской окинул взглядом уютную комнату гостеприимного дома Дантона. Отдохнуть так и не удалось… и не удастся в ближайшее время. Дай-то Высшее Существо. Философски вздохнув, Сешель вышел из гостевой комнаты и плотно закрыл за собой дверь.



полная версия страницы