Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 008. (II) Разговор по душам. Гийом и Николетт. - 6 жерминаля, раннее утро. » Ответить

008. (II) Разговор по душам. Гийом и Николетт. - 6 жерминаля, раннее утро.

Гийом Дюпрэ: Сен-Жермен, улица Морэ. На следующее утро Гийом проснулся с рассветом. Едва солнце позолотило горизонт и черепичные крыши домов, в застекленной мансарде месье Гро наступил день, хотя внизу, в колодцах городских дворов еще царствовала медленно уползающая в подворотни ночная мгла. Не смотря на затянувшуюся заполночь беседу с художником, - разговор вышел долгим и занимательным, - Дюпрэ спал недолго. Давняя, детская еще привычка сельского жителя, хоть и украшенного в генеалогических записях французского королевства баронской короной. Однако студия живописца – это вам не поместье в Бретани. Откровенно тяготясь вынужденным бездельем, де ла Рош побродил некоторое время среди незаконченных холстов, стараясь своими шагами не разбудить спящего внизу хозяина. Пастель, акварели, наброски. Руке ученика Давида присуща была завораживающая легкость движения, схваченного в своем развитии и продолжающего жить на бумаге. Подобрав среди инструментов художника небольшой кусок угля, Гийом задумчиво повертел его в пальцах, примеряясь. Потом остановился у чистого мольберта. Женщина, чьи черты он вспоминал, осторожно касаясь углем бумаги, выходила грустной. Странно, кажется он никогда не умирал от любви к жене при её жизни, теперь же тяготился образовавшейся после её смерти пустотой. Барон печально ухмыльнулся, мельком глянув на золотой ободок обручального кольца, которое он все еще носил, забывая сменить палец на «правильный». Ведь он уже почти год как вдовец. От грустных размышлений аматорствующего от безделья «живописца» отвлек осторожный стук в дверь.

Ответов - 20

Николетт Монпали: Николетт проснулась еще тогда, когда солнце даже не золотило крыш домов Парижа. Рискованно было ходить в том же образе, что и вчера, поэтому сегодня Пьер был в обычной одежде любого гражданина ничем особо не приметной и лишенной какого-либо аристократического изящества как вчера. Оружие тоже было на месте. Без шляпы, только в накинутом сверху шарфе болотного цвета, он прихватил с собою чемоданчик, подобный тем, что носят с собою художники, держа в них краски и направился в мастерскую Антуана. Утро было холодным и зябким, так что пробирало до костей. Минуя расстояние темными переулками от своего местожительства до дома Антуана, Николетт бодро поднялась по ступенькам лестницы и постучалась. Было, конечно, рано, но времени другого не было. Все нужно было успеть прежде чем мадам проснется.

Гийом Дюпрэ: Минуту поразмыслив, стоит ли идти открывать дверь, находясь на правах гостя в чужом жилище, Дюпрэ припомнил вчерашнее обещание Пьера заглянуть «на разговор». Да и в конце концов вряд ли господа национальные гвардейцы стучатся так тихо и деликатно, как этот утренний визитер. Спустившись из мансарды на нижний этаж, де ла Рош отпер дверной замок. Дверь, удерживаемая цепочкой, распахнулась как раз на такую ширину, чтобы барон сумел рассмотреть гостя. Как он и предполагал, это явился молодой человек, оказавший ему вчера неожиданную любезность, закончившуюся на этой самой квартире. – Проходите, Пьер. Только тише, ваш друг еще спит. С этими словами Гийом снял и цепочку тоже, пропуская Николетт в прихожую.

Николетт Монпали: Говорить, чтобы Николет была тише было излишне, ведь у не и так походка и жесты всегда были подобно кошачьи: бесшумные, делавшие шпионку подобно тени, ведь не зря же ей дали прозвище «Тень». Улыбнувшись, так как будто лег вчера рано, а встал сегодня поздно, т.е. бодро и весело, Пьер кивнул - Благодарю. Доброе утро, месье Гийом, - заходя в квартиру, произнес чуть тише обычного утренний гость. То, что Антуан спит было не удивительно и даже ожидаемо. В свети дня де ла Рош выглядел немного иначе, и изумрудные глаза пытались уловить в чем отличие. Между делом взгляд остановился на кольце, обручальном. Однако тут же был возвращен к глазам мужчины.


Гийом Дюпрэ: – Я побрился, - усмехнулся Гийом, для которого не остался незамеченным тот факт, что его вежливо, но от этого не менее пристально, разглядывают. И это было правдой. Для де ла Роша уже не было необходимости изображать из себя патриота-простолюдина. Поэтому с утра он тщательно, насколько позволяла холодная вода и необходимость соблюдать тишину, вымылся, побрился, привычно стянул темные волосы лентой и теперь походил на парижанина (ну или хотя бы на горожанина) намного больше, чем во время их первой встречи с Николетт. Его новый знакомый преобразился ровно наоборот: вместо парижского щеголя, направляющегося выпить кофе в модную кофейню в центре города, перед Гийомом стоял молоденький обитатель предместий, кутающийся по случаю утренней прохлады в теплый шарф. – Доброе утро. Идемте наверх, Пьер. Не будем тревожить сон художника.

Николетт Монпали: По мнению Николетт вот побрился Гийом зря, потому как особо ухоженные нынче под пристальным вниманием и если нет надежных документов, удостоверяющих личность, то опасное это дело, если соберешься прогуляться. - Конечно, идемте, - Пьер легкой походкой буквально вспорхнул на верх. Поставил свой потрепанный деревянный чемоданчик художника на небольшой столик, затем развязал плащ и небрежно бросил его на один из стульев. Было видно, что этому мужчине частенько здесь приходится бывать.- Что ж, месье Гийом, не буду вас с утра слишком утомлять, поэтому предлагаю перейти к делу. Хоть плащ был и скинут и Пьер остался в одежде подобного плащу с легка серой потрепанной рубашке, но перчатки по прежнему остались на руках. – Я полагаю, прежде всего нам надо вас преобразить, дабы вы могли относительно свободно разгуливать по Парижу, потому как уверен свидетели того происшествия в кофейни вас уже отлично описали.

Гийом Дюпрэ: – Вы выбьете мне глаз, мон ами. Или отрежете ухо? После приступа ностальгической грусти Дюпрэ охватил такой же внезапный приступ ироничного веселья. Когда человеку больше нечего в жизни терять, остается только смеяться в лицо судьбе. – Оставьте, Пьер, это пустая трата времени. Сколько в Париже жителей? Десятки тысяч. И сколько из них сероглазых брюнетов. Преображение бессмысленно, ну разве что комитет общественной погибели постановит гильотинировать всех темноволосых и сероглазых мужчин в городе. С них, конечно, станется…

Николетт Монпали: Молодой мужчина даже позволил себе рассмеяться - Ну что вы, Гийом, есть более гуманные методы, всего лишь шрамы на лице, они ж украшают вроде как настоящего мужчину. Пьер покачал головой - Месье Гийом, вы видимо плохо знакомы с методами поиска и опознания людей комитетом. Полагаю, с кем-то вы в кофейне разговаривали и вас могут описать намного подробнее и лучше. – Пьер чуть почесал кончик носа. – В любом случае для выполнения моей маленькой просьбы, надо, чтобы вас запомнили голубоглазым блондином преклонного возраста, - весело улыбнулся Пьер, поворачиваясь к Гийому и буквально впиваясь в его лицо взглядом, как будто что-то прикидывая и оценивая. – Не хотелось бы, чтобы мадам де ла Рош осталась вдовой по моей вине. И вы же не откажете мне в любезности? - Легкая улыбка, чуть наклоненная на бок доверчиво голова, и невинный взгляд. Обычно таким людям трудно отказать, не думаешь, что они попросят чего-то невыполнимого и опасного.

Гийом Дюпрэ: - Мадам? – Гийом вздрогнул от неожиданности, не столько даже от смысла сказанного Пьером, сколько от душевной боли, злой и резкой, вызванной этой вскользь брошенной фразой. Он надеялся, что за прошедший год уже успел привыкнуть и смириться со случившимся. Оказывается, не успел. – Вам абсолютно не о чем переживать, Пьер, мадам де ла Рош гильотинировали прошлым летом. О какой бы любезности вы бы не попросили, последствия моего превращения в голубоглазого блондина преклонных годов уже никого не огорчат. Дюпрэ опустился на стул, сложив руки на коленях, и уставился на Пьера снизу вверх вопросительным взглядом. – Но все же мне кажется с вашей стороны было бы разумнее сначала объяснить, что за услуга вам нужна. А потом уже открывать ваш волшебный чемоданчик.

Николетт Монпали: Пьер не стал говорить банальных фраз вроде «Мне жаль» или «Простите». Николетт не знала мадам де ла Рош, сама никогда никого не любила и никогда не была замужем. Еще бы после того, что ее чуть не выдали замуж за долги размером в мешок муки, любая охота замужества была напрочь отбита. Да не с ее это работой. Именно поэтому бросаться фразами не стала, а только кивнула, дескать «не знал». «Странный мужчина жену похоронил, а кольцо носит на том же пальце, что и женатый человек» - Конечно же, объясню. Мне необходимо, что бы вы сходили на центральный парижский рынок, который еще по старинке именуют «Чревом Парижа» нашли лавочку со специями. Хозяин лавочки он же продавец некто Анри Морен, должен передать небольшую коробку с майораном, человеку, который придет и скажет «Дружок мой, Жерон, при смерти, желает на последок отведать мяса с майораном.». Вот эту коробочку я и попрошу вас принести мне. Как видите ничего особо сложного. – Пьер непроизвольно пожал плечами

Гийом Дюпрэ: – И это все? – Скептически протянул Гийом, прекрасно понимая, что с такими предосторожностями граждане на рынок за майораном не ходят, даже в разгул революционного террора. – А вы не так просты, как кажетесь, друг мой. Что ж, хорошо… Любезность за любезность. Вы ссудили меня крышей над головой, я принесу вам эту коробку. Ввязываться в шпионские игры не входило в планы Дюпрэ, однако он давно и целенаправленно вел свою личную войну с революцией. И приветствовал любое действие, если оно могло пойти во вред ненавистной ему республике. Чем бы ни занимался Пьер, на кого бы ни работал, все равно он больше годится на роль союзника, чем любой поклоняющийся триколору патриот.

Николетт Монпали: Пьер улыбнулся - Вы тоже, мон ами, не так просты. И, надеюсь, часа в четыре вы свободны? – Николетт вновь повернулась к своему чудо-чемоданчику и открыла его. В нем было просто изобилие всего, что может сделать человека неузнаваемым различные баночки с цветной глиной (считайте в те времена грим), различные кисточки, несколько париков, а так же бородки и усы, которые крепились на жидкость, основой которой являлась смола пихтовых деревьев. – Кстати, - Пьер отвлекся от чемоданчика и достал свернутые бумаги, – вот это ваши документы на имя Гийома Пьермона из деревушки Кале. Местечко отдаленное и в совершенной мере ничем особо не примечательное разве только тем, что через пролив находится Англия. Историю приезда в Париж придумайте сами, хотя думаю как истинный патриот-республиканец, приехали помочь в борьбе с проклятыми аристократами, - усмехнулась Николетт. – Хотя тут все на ваше усмотрение. Документы Николетт успела раздобыть еще ночью. Странное дело, но деньги открывают двери в любые дома и в любое время. Но более странным было то что Николетт помогала этому мужчине, ведь посути для доставки коробки можно было найти человека без стольки поблем. Однако, что-то было в этом де ла Роше...то ли типаж близкий по духу, то ли...определиться пока было сложно.

Гийом Дюпрэ: – Удивляться в моем положении невежливо, да? Барон немного озадаченно повертел в руках удостоверение благонадежности гражданина Пьермона, выписанное сельским комиссариатом Кале и завизированное в Париже. Удивительным, впрочем, был не сам факт того, что Пьер имеет возможность доставать такие вот бумаги. Учитывая род его занятий (в котором де ла Рош сомневался все менее и менее) это, пожалуй, нетрудно. Удивляло столь откровенное желание помочь. Как там говорит в таких случаях художник? «Человек чести»? Или, что более вероятно, перечень дружеских услуг в будущем не ограничится майораном… – И…этот ваш маскарадный набор… Он продержится на моей физиономии до четырех часов? Вы уверены? С париками и накладными усами Дюпрэ еще никогда дел не имел, ограничивая любую необходимую маскировку разве что банальным переодеванием.

Николетт Монпали: Пьер искреннее улыбнулся - Этот набор продержится намного дольше, главное условие не мочить водой. Не думаю, впрочем, что вам захочется принимать ванную в ближайшее время. Это что касается глины, что касается бороды и усов, то их сможете отладить, предварительно наложив сверху компрессы из нагретой соли, дабы смола растаяла, а иначе только с кожей. – Пьер деловито открыл несколько баночек с глиной смешал и растер глину на специальной дощечки. Затем взял небольшой стакан с водой, предназначенный для смачивания кисточек и с видом истинного художника посмотрел на Гийома. – Что ж, мон ами, готовы к перевоплощению? Если да то садитесь вот на этот стул, - кивнул на стул посреди монсарды.

Гийом Дюпрэ: – Когда месье Гро проснется, его хватит удар, - хмыкнул Гийом, пересаживаясь на облюбованный Пьером стул. «Если, конечно, он не успел привыкнуть уже к чудесным перевоплощениям, происходящим с людьми в этой мансарде. И если я дождусь, пока художник вообще проснется…» На счет последнего у де ла Роша имелись серьезные сомнения. Он, рискуя жизнью, приехал в Париж вовсе не для того, чтобы прохлаждаться за неспешными беседами. – У вас очень ласковые руки, Пьер, - заметил барон, покуда молодой «гример» колдовал над его преображением из тридцатилетнего брюнета в пятидесятилетнего блондина. – Если бы я не знал вас, подумал бы, что моей физиономией занимается женщина. «Если бы не знал… Можно подумать, я знаю…»

Николетт Монпали: - Надеюсь, что у нашего друга все же с нервами получше и вы успеете сообщить ему что это вы прежде чем случится такое несчастье как удар. – Произнес Пьер, начиная раскраску лица Гийома, рисуя на коже морщинки, оттеняя лицо так, что оно казалось более сухощавым, измученным, слегка обветренным, так что сразу можно было понять что человек всю жизнь провел у моря и жизнь была суровой. При этом перчатки Николетт так и не сняла, что не говори, а руки у нее были уж слишком нежными для юноши. На замечание Гийома, казалось, Пьер не обратил внимания, точнее даже не удивился - Мне часто говорят подобное, но дамам это нравится…да и моим кавалерам тоже, - улыбнулся Пьер и добавил, как бы поясняя, что за кавалеры, - кинжалам «Надо же какой наблюдательный…этот человек мог бы быть определенно полезен»

Гийом Дюпрэ: - Я постараюсь. Иначе он меня попросту не впустит в квартиру. Вместе с майораном… Вы ведь вернетесь за вашей коробкой сюда, в студию? Или назначите гражданину Пьермону встречу в другом месте? Говорить о себе в третьем лице было забавно. А еще забавнее было наблюдать в зеркале свою (абсолютно чужую теперь) физиономию. Пьер, что ни говори, был мастером своего дела, Гийома теперь не узнал бы даже верный Мюррей. (Которого, кстати, нужно найти и успокоить. Прежде, чем преданный барону помощник вообразит самое худшее и наделает глупостей). Собственное чудесное перевоплощение заставило де ла Роша, помимо всего прочего, задуматься о том, насколько истинна внешность самого Пьера.

Николетт Монпали: - Да, сегодня ночью где-то в 12 часов загляну, - произнес Пьер, прикрепляя густую бороду с усами, подобные тем, которые носят рыбаки. Затем настала очередь парика, который крепился на стеку, одевающуюся сверху волос, дабы предупредить неприятности в виде выпада локона своих волос. Отойдя, на несколько шагов назад, Пьер с довольным видом оценил сидящего перед ним пожилого человека, явного рыбака. Небрежно поправив упавшую на лицо прядь волос, как будто это были его волосы, Пьер закрыл чемоданчик. – Вот теперь вас даже мама родная бы не узнала, произнес Пьер. - Надеюсь, вы запомнили фразу, месье Пьермон? - Улыбнулся и так ненавящево решил проверить своего посыльного Пьер

Гийом Дюпрэ: – Да, хотя она и посложнее крика совы, - улыбнулся «рыбак», припомнив опознавательный позывной повстанцев-шуанов. И послушно повторил Пьеру жалобную историю про дружка-Жерона (ООС – может, Жерома?), буквально помирающего без мяса с майораном. – Не беспокойтесь, мон ами, в четыре часа дня я наведаюсь на рынок, и к вечеру вы получите свою…ммм… острую приправу. Де ла Рош поднялся, и протянул Пьеру плащ прежде, чем сообразил, зачем он это делает. Вбитая с детства розгами галантность в обращении с да… Стоп! Если бы не толстый слой грима на лице Дюпрэ, там можно было бы в этот момент разглядеть озадаченное смущение. – Хм… Простите меня, месье Пьер. Ну, в общем.. Я кажется сам себе задурил голову воспоминаниями. Не считайте это оскорблением, ради бога.

Николетт Монпали: -Прекрасно, - произнесла Николетт и удивленно изогнула бровь, когда ей протянули плащ, как будто она барин, а Гийом слуга-крепостно, это было российское сравнение, французское же еще больше озадачило будто она дама. Ненароком так мелькнула мысль, что может у нее борода или усы отклеились, невзначай скользнула взглядом по отражению в зеркале. «Что это все значит?» - Ничего страшного, - Николетт взяла плащ и набросила его сверху, - но все же вы поосторожнее, а то такая задумчивость может вам обеспечить быстрое знакомство с железной подружкой аристократов, намекнул на гильотину Пьер. Взяв чемоданчик направился вниз, где остановился уже у двери - Что ж, Гийом, в таком случае до встречи.

Гийом Дюпрэ: Проводив Пьера до двери и попрощавшись, Гийом направился в комнату художника. Тот, разметавшись на постели, спал сном младенца. И де ла Рошу вновь не захотелось будить Гро. Поразмыслив, он отыскал карандаш и бумагу и, наскоро набросав записку, пришпилил её на дверь. "Дорогой Антуан, - гласило это послание. – Благодаря любезности нашего общего друга Пьера со мной случилось чудесное перевоплощение. Поэтому когда вечером к вам в студию постучит господин лет пятидесяти, и будет уверять вас, что его зовут Гийом и вы знакомы, не спешите звать жандармов. Подробности обещаю изложить в личной беседе. И… Доброе утро." Набросив куртку, барон придирчиво оглядел себя в зеркале. И зарекся повторять подобный маскарад на будущее. Грим состарил его лицо, но все остальное по прежнему принадлежало молодому еще человеку. Как должен, скажите на милость, ходить старый рыбак? Как говорить, как себя вести? Махнув рукой на все эти сложности актерского мастерства, Дюпрэ, стараясь не шуметь, захлопнул за собой входную дверь, торопливо миновал парадное, и исчез, смешавшись с многочисленными утренними прохожими.



полная версия страницы