Форум » Дело Дантона (игра завершена) » 011. (II) Торговый двор, квартира Дантона - 6 жерминаля, вечер » Ответить
011. (II) Торговый двор, квартира Дантона - 6 жерминаля, вечер
Дантон: Торговый двор, равно как и весь Париж, ничуть не изменился за время его отсутствия, и Жорж, наверняка, не преминул бы это про себя отметить, если бы его голова не была занята другим. Закончив с разгрузкой и обустройством дома, Дантон до вечера заперся в своем кабинете, велев не беспокоить его без веской причины. Поэтому, когда на пороге квартиры возник Эро де Сешель и, поцеловав ручку мадам Дантон, спросил разрешения переговорить с ее супругом по важному делу, Луиза на секунду задумалась, является ли "важное дело" веской причиной, и решив, что все-таки, наверно, является, сделала знак следовать за ней. - Жорж, - молодая женщина, еще раз неуверенно оглянувшись на разглядывающего обои Эро, робко постучала костяшками пальцев в дверь кабинета. - Дорогой, к тебе пришел месье де Сешель, - она чуть виновато улыбнулась к вежливо не замечавшему, что их игнорируют, Мари-Жану и нетерпеливо постучала еще раз. - Жорж? Ты меня слышишь? Щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась. Луиза все с той же чуть виноватой улыбкой посторонилась, кивком предлагая Сешелю войти. Если Эро и был удивлен подобным приемом, то в силу своей галантности и благовоспитанности не подал виду, легким изящным поклоном поблагодарил хозяйку и бесшумно скользнул в дверной проем. ... Едва не налетев в полутьме на Дантона. - С чем пожаловал? - Жорж с досадой чертыхнулся, пытаясь зажечь свечу от едва коптившего огарка. - Проходи, садись, - он небрежно кивнул Мари-Жану на стоявший у стены стул и снова витиевато выругался. - Парижские свечи никуда не годятся! Просто сущее наказание! Спекулянты наглеют все сильнее и сильнее! Куда вообще Комитет смотрит, скажите на милость! - Жорж явно был не в духе. Наконец свеча разгорелась, худо-бедно освещая небольшой, пахнущий сыростью кабинет.(Протопить бы как следует пустовавший столько времени дом, да где ж дров-то столько набраться!) Поставив подсвечник на письменный стол, Дантон обернулся к скромно топчущемуся в дверях Сешелю: - Я тебя слушаю.
Ответов - 66, стр:
1 2 All
Эро де Сешель: Парижский дом Дантона отличался от его особняка в Арси-сюр-Об так разительно, что мог бы служить иллюстрацией к гневной статье о бедственном положении в столице. Сешель неуверенно топтался в дверях вовсе не из стеснительности – ему просто не хотелось входить в этот темный, холодный кабинет, медвежью берлогу Дантона. Но выбора у Эро не было – о, как же республиканцы, особенно бывшие «болотные жабы», не любят, когда им не предоставляют возможности выбрать или воздержаться! - Благодарю, Жорж, - Мари-Жан все-таки переступил порог, - Надеюсь, ты действительно готов выслушать меня, а не просто уделить время. Возможно, не стоило начинать беседу с провокации – но разговор с Гийомом воскресил дворянские привычки Сешеля, которым суждено умереть только вместе с самим Мари-Жаном: - Жорж, Родина в опасности, - продолжил Эро. Высокопарные фразы в восемнадцатом веке звучали не только с трибун, но и в личных разговорах в темных кабинетах. – И только ты можешь спасти ее. Для этого понадобится вся твоя смелость. Сешель выдержал паузу, которую когда-нибудь назовут мхатовской.
Дантон: От неожиданного напора Мари-Жана Дантон слегка опешил. Трус Эро говорит о смелости и спасении родины?! Это что-то новенькое! Бровь Жоржа недоуменно приподнялась, пока он с удивлением разглядывал картинно жестикулирующего и произносящего пафосные речи Мари-Жана. Интересно, какая муха укусила Сешеля, что он так разошелся? Впрочем, то, что и слова, и манера их произнесения были наигранными, от Жоржа не ускользнуло, но он не придал этому значения - когда имеешь дело с Эро-Сешелем, будь готов оказаться зрителем дешевого балагана, в котором фарс через минуту сменяется трагедией, а трагедия - фарсом. Смелый и прямолинейный Дантон терпеть не мог подобные сцены, но приносил свои личные вкусы и пристратия в жертву делу и необходимости. Поэтому он стоически выслушал очередную пламенную речь Сешеля, приправленную соответствующими взглядами и героическими, но совершенно бессмысленными жестами, грузно опустился в свое кресло и в последний раз указал Эро на стул - не сядет, пусть стоит, пока ноги не отвалятся - уговаривать и проявлять гостеприимство Жорж больше не собирался - и так Эро своими кривляниями отнял у него время, за которое можно было наконец дописать это треклятое письмо, от которого его оторвала догоревшая свеча. - Ничего не понимаю, друг мой, - Дантон все же постарался открыто не выказывать свое раздражение. - Что произошло? Какая опасность грозит Франции и чем я могу помочь в ее спасении?
Эро де Сешель: Если Вы предложили Сешелю сесть, готовьтесь, что сядет он на шею. Мудрость не то чтобы народная, но, без сомнения, верная: - Вы не догадываетесь, Жорж? Все еще? – Эро обладал редким талантом, умением «развалиться» на жестком стуле, как на мягком диване. - Прискорбно. На красивом лице Мари-Жана появилось хорошо отработанное (немало часов провел он перед зеркалом во имя успехов французской дипломатии!) задумчивое выражение: - Друг мой, Республику раздирают противоречия. Как младенец на суде Соломона… - начал было Сешель, но осекся. Должной степени раздражения Дантон уже достиг, и перегибать палку не стоило, если только Мари-Жан хотел сохранить лицо в этом споре (и не только в переносном смысле). – Впрочем, нет, сейчас не время для метафор. Жорж, вы видите, что происходит с Парижем - он умирает, и это лишь начало. Республикой не может управлять один человек, какими бы достоинствами он ни обладал... по его мнению или по мнению народа. Но и борьба между лидерами приведет к плачевным результатам: слишком много врагов осталось у Республики внутри и за пределами Франции. В основном, внутри… Эро попытался встретиться с Дантоном взглядом, но неудачно. Что ж, придется полагаться на здравый смысл собеседника, а не только на свое приторное обаяние: - Поэтому я и говорил о смелости. Жорж, Вы можете спасти Республику от всего этого, - Сешель неопределенно махнул рукой в «сторону умирающего Парижа», - Если докажете свою смелость… Заметно ли было, что Мари-Жан все-таки занервничал? - …предложив Робеспьеру примирение, - закончил, наконец, наш многословный республиканец.
Дантон: -ЧТО?! - резко подавшись вперед, взревел Дантон. - Примирение?! Я должен предложить Максимильену примирение?! И это говоришь мне ты - человек, который еще вчера уверял меня в том, что Робеспьеру нельзя доверять, что он спит и видит, как бы от меня избавиться?! Примирение?! - продолжал грохотать Жорж, уже стоя во весь свой немалый рост и грозно нависая над испуганно вжавшимся в стул Сешелем. - Примирение с этой подколодной гадюкой?! Ты, верно, издеваешься надо мной, Эро! Нееет, не будет никакого примирения, - Дантон оперся рукой о спинку стула Мари-Жана, склонившись так, что их с Эро глаза оказались на одном уровне. - Я его раздавлю. Раздавлю вот этими руками, - Жорж поднес увесистый кулак к носу Сешеля, заставив того невольно отпрянуть назад. Вторая рука стиснул деревянную перекладину, заставив стул жалобно скрипнуть. - Они еще не знают, на кого тявкают! Я - не Эбер. Об меня они зубы сломают. Я их самих уничтожу, посмей они только огрызнуться в мою сторону. Весь народ пойдет за мной, стоит мне только позвать. А Максимильен и его прихлебатели останутся одни. И вот тогда мы посмотрим, кто к кому приползет, - глаза Дантона сверкнули мстительным огнем, - просить примирения.
Эро де Сешель: «Общительный гражданин» Эро-Сешель был, кажется, на короткой ноге со всей Европой, но с большинством «друзей» у него были весьма странные отношения. Не далее, как сегодня утром, старый приятель залез к нему в окно с пистолетом. Сейчас ближайший соратник размахивал перед лицом Эро своим увесистым кулаком. Наверное, Мари-Жан удивился бы, предложи ему кто-то из друзей просто развлечься беседой… да хотя бы об искусстве. Справедливости ради стоит отметить, что и сам Эро не являл собой идеал альтруизма и дружеского самопожертвования… В общем, на иную реакцию со стороны Дантона Сешель не рассчитывал. И нарумянить щеки он не забыл – иначе предательская бледность выдала бы его Жоржу: - Будет ли у народа время понять, за кем он хочет следовать? - вкрадчиво произнес Эро, не отводя взгляда. – Жорж, Вы любимы Францией. Но Макс сейчас силен, как никогда. Спокойный голос Мари-Жана мог бы усыпить младенца – какой контраст в сравнении с гражданским пафосом, звучавшим еще минуту назад! - Гвардия, суды, большая часть Конвента – все ему послушны. Он желает Вашей гибели, - Сешель был уверен, что утрирует, не зная, как он на самом деле близок к истине. – И пусть Вы ему не по зубам. Сколько людей может пострадать от вашей с ним вражды. Женщины, дети… За дверью как раз послышался топот сыновей Дантона, которые оправились после долгого пути и вернулись к своим играм и шалостям. Очень уместный звуковой эффект – теперь Эро был уверен, что Жорж поймет, о какой именно женщине и чьих именно детях шла речь: - Шаг к примирению будет не слабостью, Жорж. Он докажет Вашу силу, предусмотрительность, даже мудрость. «А поссорится вновь вы всегда успеете. Когда преимущество будет на Вашей, Жорж, стороне… а я буду в безопасности»
Дантон: - Да кто такой Робеспьер?! Бумажный червь, писака, сам себя похоронивший в темном кабинете, - продолжал буйствовать Дантон. - Да народ уже забыл даже, как он выглядит! Тут Жорж, конечно же, сильно преувеличивал, но сама мысль, что эта напудренная пигалица в старомодном парике заняла его, ЕГО место в сердцах парижан, приводила Дантона в ревнивое бешенство. Эро с несказанным облегчением вздохнул, когда "друг Жорж" наконец убрал кулак от его лица и, по привычке заложив руки за спину, принялся мерить шагами кабинет. - Народ пойдет за мной, Эро. Вот увидишь! - хотя Дантон и обращался к Сешелю, создавалось ощущение, что он беседует сам с собой. - Я сотру Максимильена в порошок! Его и этого мальчишку - Сен-Жюста. Угрожать моей семье! - Жорж по-своему истолковал намек Мари-Жана. - Да как он только посмел! Да за одно это я придушу его собственными руками, и даже его излюбленная гильотина для этого не понадобится! - Дантон вдруг порывисто метнулся к столу, попытался что-то написать, ткнул сухим пером в чернильницу, сломал его и в ярости отбросил в угол. - Я уничтожу его, Эро! Я его уничтожу, - с виду слегка успокоившись, Жорж принялся копаться в ящике стола, продолжая негромко повторять последнюю фразу, каждый раз окрашивая ее новыми эмоциями. Сидевший, как на иголках, Сешель заинтригованно вытянул шею, когда поиски нового пера наконец увенчались успехом, и Дантон, совершенно позабыв про сидящего напротив Эро, начал что-то поспешно писать своим размашистым почерком, но, увы, его любопытство так и не было удовлетворено.
Эро де Сешель: Эро мысленно поздравил себя с оглушительным провалом. Взывать к здравому смыслу Дантона, стараясь его упокоить – все равно что тушить пожар керосином. Неэффективно, зато эффектно: - Раздавите, Жорж, - пожал плечами Мари-Жан, оставив попытки ознакомиться с корреспонденцией Дантона. – И что потом? Возьмете бразды «правления» в свои руки? Распрощаетесь со спокойной жизнью в Арси, перестанете видеться с семьей, снова окунетесь с головой в политику?.. Воля Ваша, друг мой, воля Ваша.
Дантон: - Если этого требует безопасность моей семьи и благо Франции... - Жорж слегка запнулся, поняв, что порядок расстановки приоритетов в этой фразе выглядел не слишком патриотично, однако, подумав, решил, что Эро самому не выгодно писать на него "куда следует", и равнодушно махнул рукой. - Если этого требует благо Франции, - повторил он, на сей раз благоразумно опустив первую часть фразы, - я готов пойти на любые жертвы, - Дантон аккуратно отложил перо и, скрестив руки на груди, внимательно, словно желая разглядеть что-то внутри Сешеля, посмотрел на собеседника. - Или у тебя Эро есть другие мысли по этому поводу? В таком случае излагай, - Жорж сделал приглашающий жест. - Я с интересом тебя выслушаю.
Эро де Сешель: В ясных глазах Эро на секунду отразилась вся тоска мира, которую живописцы на протяжении веков пытались изобразить в глазах Христа. Сейчас с Сешеля вполне можно было написать какого-нибудь святого Стефана, образ которого вызывал бы слезы умиления у дам и куда менее чистые чувства у мужчин. Но видение исчезло так же быстро, как и появилось, и сладкоголосый Эро терпеливо повторил: - Жорж, зачем Вам жертвовать счастьем своей семьи. Вы заслужили покой, Вы помогли Республике стать на ноги. Ей нужна Ваша поддержка, Ваше внимание, Ваш совет в трудную минуту, - Сешель говорил о Франции с нежностью, которой никогда не удостаивались его любовницы, - Но Вам совсем не нужно управлять всем, что происходит в ней. С бумажной работой, со скучными буднями Конвента, со склоками Комитетов хорошо справляется другой человек... Возможно, слишком хорошо. Мари-Жан оценивающе взглянул на вождя революции, сидящего напротив. Тот явно напоминал бочонок с порохом, готовый в любую минуту взорваться и оставить от Эро совершенно неэстетичное мокрое место. Оценив опасность, дипломат прекратил ходить вокруг да около: - Жорж, друг мой, прошу Вас, подумайте о выгодах мира с Максимильеном. О выгодах для Вас, для Вашей семьи, для Республики.
Дантон: Казалось, слова Сешеля наконец возымели действие, и еще минуту назад неистовствовавший и все крушивший на своем пути Жорж задумчиво опустил голову, так что все три его подбородка скрылись в складках шейного платка. Пожевав в раздумье губами, Дантон снова поднял глаза на ожидавшего "приговора" Эро. - Значит, Вы предлагаете мне мир, гражданин Эро-Сешель?.. Мир... - Дантон величественно - к подвижности фигура Громогласного не располагала - поднялся из-за стола, прошел к окну и с силой толкнул ставни, впуская в промозглое помещение свежий воздух. Внизу послышались приглушенные голоса и скрип ступеней на лестнице. Недовольно нахмурившись, Жорж сделал шаг к двери, рывком распахнув ее на себя, и едва не столкнулся лоб в лоб с удивленно застывшим на пороге Демуленом.
Камилл Демулен: -Здравствуй Жорж, как себя чувствует Луиза? - Камилл улыбнулся Дантону, сразу почувствовав, что в воздухе носится легкий ветерок бешеного темперамента. Спокойно прошел в комнату и тут же увидел Сешеля. Приветливо улыбнулся: -Здравствуйте, Сешель, сегодня просто день чудес. Я так давно не видел вас, что успел соскучиться Демулен обернулся к обоим: -Не хотите чаю? - примирительно.
Эро де Сешель: Дантон поднялся со своего кресла – словно гора решила изменить своим привычками и пойти к Магомету (точнее - к Робеспьеру) – а Эро, наплевав на приличия, остался сидеть. Как выяснилось секундой позже – очень кстати, иначе бы его сдул порыв холодного мартовского ветра. Так бы и остался бывший глава французской дипломатии высиживать свои коварные планы, но снова его ногам не дало покоя любопытство. Сешель вскочил, чтобы разглядеть вошедшего, которого полностью скрывала спина Дантона: - Добрый вечер, Камилл, рад, что Вы не забыли меня за время долгой разлуки, - хмыкнул Эро, не любивший чудес. Он был отрицательным героем, и попадать в сказки ему было не с руки. Но в глубине души (хотя и сомнительно само наличие у Cешеля души, не то что у этой души глубины) он был благодарен Демулену за неожиданное появление – мало того, что Камилл успокоил Дантона одним своим видом, он еще и предложил незваному гостю чай. И не важно, что подобными предложениями он разбрасывался в чужом доме – бестактность Камиллу прощали, как прощают ее детям, женщинам и юродивым.
Камилл Демулен: -У меня хорошая память на лица, - застенчивая улыбка и Камилл озабоченно посмотрел на Эро, - а вы ругались? Демулен видел, что Сешелю что-то не по себе и вероятно проблема слишком в тугом воротничке, а пышущая гневом спина Дантона вообще пугала, но журналист привык к перепадам настроения и искренне был рад видить Жоржа. Его гневную спину. И слышать как он с воодушевлением хлопнул дверью.
Дантон: - Камилл, я рад, что ты чувствуешь себя, как дома, - Дантон, выбитый из колеи внезапным появлением Демулена и его вопросами невпопад, которыми молодой журналист уже не раз ставил в тупик своих собеседников, болезненно потер пальцами висок, словно его мучала жестокая мигрень, и, пропустив вновьприбывшего в кабинет, с размаху захлопнул дверь. - Ругались? Ну что ты! Пока мы просто мирно беседовали с гражданином Сешелем, - Он снова рванул на себя дверь и громко рявкнул в темноту коридора, чтобы принесли гостям чаю, после чего захлопнул дверь обратно. - Рад, что ты получил мою утреннюю записку, друг мой, и даже нашел время почтить меня своим визитом, - Жорж и сам чувствовал, что говорит, что-то не то, но клокотавшие в нем ярость и злость на интригана Робеспьера отчаянно требовали выхода. Дантон резко развернулся, пристально вглядываясь в лица собеседников. Камилл по-прежнему улыбался своей чуть наивной детской улыбкой. Улыбка же Сешеля была настолько вымучанной и искусственной, что это бросилось в глаза даже ослеплленному яростью Дантону. Заложив руки за спину, Жорж снова прошел к окну, едва не задев плечом оказавшегося у него на дороге Демулена. Опершись ладонями о подоконник, несколько раз глубоко вздохнул. - Прости меня, Камилл, я слегка погорячился, - он через плечо обернулся на журналиста, затем перевел взгляд на сидящего, как на иголках, Сешеля. - И ты, Эро, тоже прости, - не дожидаясь ответа, Жорж раскрыл товарищам объятия. - Давайте обнимемся, друзья, и забудем об этой ссоре.
Эро де Сешель: - Вам совершенно не за что просить прощения, Жорж, - привычно солгал Эро, с некоторой опаской изучая раскрытые объятья Дантона, - Не было никакой ссоры, было лишь предложение, которое я все так же прошу Вас обдумать. Мари-Жан не спешил испробовать на себе хватку гиганта революции, полагая, что жажду Дантона в дружеской нежности вполне удовлетворит Демулен. Мгновение Сешель колебался, с каким вопросом обратиться к Камиллу – любые формулы вежливости, от «как поживаете» до «как Ваше самочувствие», грозили перерасти в обсуждение закрытия «Старого Кордельера». А напоминать Жоржу о подлостях Робеспьера сейчас очень не хотелось… - Не сочтите за праздное любопытство, Камилл, но Вы выглядите таким усталым. Какие дела задержали Вас? Приятные хлопоты, я надеюсь? – неуверенно предположил Мари-Жан.
Камилл Демулен: Демулен медлил ровно секунду. Этого вполне хватило, чтобы заметить, что Эро чуть замялся, а разговор собирался явно зайти в тупик. Поэтому Камилл шагнул к Дантону и тепло обнял его: -А пропустил даже оскорбление за которое ты так мило просишь прощение, - мягко улыбнулся и не выпуская из объятий, взглянул на Жоржа смеющимся взглядом, - я соскучился Жорж, тебя не было так долго.
Дантон: Жорж от души сжал журналиста в могучих объятиях, отчего у бедняги едва не хрустнули кости. - Я рад снова тебя видеть, Камилл, - все еще слегка приобнимая Демулена за плечи, Дантон огляделся по сторонам в поисках стула, на который можно было бы усадить гостя, но, обнаружив, что в кабинете таковой наличествует в единственном экземпляре, буквально силой усадил молодого человека в собственное кресло. - Рассказывай, Камилл. Как твои дела? Эро прав: ты выглядишь слегка усталым. Что тут произошло в мое отсутствие? Что я пропустил за время, - Жорж поколебался, подыскивая подходящее слово и наконец нашелся, - за время своего небольшого отпуска?
Камилл Демулен: Камилла всегда чуть стесняло такое отношение Жоржа, словно он был какой то важной персоной чтобы сидеть в его кресле, но журналист давно привык к подобным проявлениям воли своего друга и не сопротивлялся. Растерянный уже несколько дней подряд, запутавшийся в угрожающих намеках и словах поддержки, потерявший кажется способность доверять даже самому себе Демулен почувствовал, что ему как раз очень не хватало, чтобы его сгребли и насильно усадили в кресло, обняли так, что хрустят кости: -Казнили эберистов, Жорж, - тихо. Меланхолично поправил воротник смятый от хватки Дантона: -И закрыли типографию. Черные ресницы задрожали, словно Демулен был виноват в этих событиях.
Дантон: - Да, про эберистов я уже в курсе, - отмахнулся Дантон, всем своим видом как бы говоря: туда им и дорога. - А чью типографию закрыли? - Жорж резко осекся, заметив, как предательски дрогнули увлажнившиеся ресницы друга. - ТВОЮ ТИПОГРАФИЮ ЗАКРЫЛИ?! КТО?! Кто посмел?! - Жорж навис над журналистом. Создавалось такое ощущение, будто Дантон собирается силой вытрясти из Демулена правду, которую тот по каким-то причинам отказывается говорить.
Камилл Демулен: -А кто по твоему посмел бы? - пробормотал Камилл, стараясь вжаться в спинку кресла, поскольку Жорж действительно напоминал человека, который сейчас силой вытряхнет их журналиста признание в том, что он делал, чего он не делал, и чего вероятно никогда не сделает: -Они обвинили меня в провокации, клевете и куче каких-то грехов, словно я виноват в их беспомощности. А вот это Демулен сказал с неожиданно злостью и упрямо сжал губы. Амбиции и азарт, порывы и пусть даже иногда провокационные, были свойственны молодому чуловеку и он заводился мгновенно едва заходила речь о его газете.
Дантон: - Ну, это уже переходит все границы! - взревел Жорж. - Да я их всех в бараний рог сверну! Уничтожу! Ты, Эро, - Жорж резко развернулся к Сешелю, едва не опрокинув кресло вместе с сидящим в нем Демуленом, - предлагал поговорить с Максимильеном? Я с ним поговорю. Прямо сейчас поговорю. И, боюсь, ему не очень понравится то, что он услышит в свой адрес, - Жорж метнулся к двери, только чудом не повалив оказавшийся на пути стол. - Мари-Жан, Камилл, вы едете со мной?
Камилл Демулен: -Жорж подожди, - Камилл даже не повысил голоса, но в тоне была такая спокойная просьба, что он рассчитывал, что Дантон остановится, - и нам нужно поговорить. Твердый взгляд карих глаз: -Пожалуйста, Жорж, вернись и поговорим. Демулен раньше сам порядком боялся таких вспышек Дантона, а потом научился пропускать мимо ушей, если срыв относился к несущественной проблеме и мгновенно собираться, если речь шла о серьезном деле. Застенчивость тут же улетучивалась и Камилл привык настаивать на своем и усмирять богатырский нрав сейчас действительно взбешенного друга.
Дантон: Наверно, если бы на него сейчас повысили голос или попытались удержать, это лишь усугубило бы ситуацию, но ровный, спокойный голос журналиста как всегда подействовал на разъяренного Дантона подобно успокоительному. Отпустив дверную ручку, Жорж медленно, словно в нерешительности обернулся к своим гостям: - О чем ты хотел поговорить со мной, Камилл? Это как-то связано с Максимильеном?
Камилл Демулен: -Жорж, пожалуйста, иди сюда, - Камилл живо поднялся с кресла, - и очень прошу сядь, честно говоря, мне иногда очень приятно, что ты просто сидишь в кресле и я могу спокойно нашептать тебе на ухо про свои проблемы. Мягкая улыбка: -Ну же, Жорж, прошу.
Дантон: Поколебавшись, Дантон все же внял просьбе друга и, вернувшись к столу, плюхнулся в услужливо освобожденное Камиллом кресло. Пожевав губами, строго взгляну в глаза Демулену: - Я слушаю тебя, Камилл.
Эро де Сешель: Если Эро и вправду настроился посидеть и в спокойной обстановке и послушать сплетни Демулена, значит, Дантона и правда давно не было в Париже, и даже Сешель успел забыть, что он за человек. За время, которое Мари-Жан обычно отпускал себе на продумывание одной-единственной реплики, Жорж и Камилл успели разыграть настоящую греческую драму. И – тут уж Эро был совершенно уверен – ее кульминация еще была впереди… Когда Демулен собрался «нашептывать» другу на ушко свои проблемы, Мари-Жан, трижды проклянув день, когда стал дантонистом, пристально уставился в окно, делая вид, что его нисколько не смущают секреты коллег, наоборот, процесс медитативного созерцания мартовской природы ему значительно интереснее.
Камилл Демулен: Камилл сдержал улыбку и присев на подлокотник кресла, где расположился Жорж, лукаво взглянул на Сешеля, но промолчал и оперевшись о плечо Дантона склонился к его уху, словно действительно собирался шептать: -Максимильен уверен, что я оклеветал некоторых граждан из Конвента и предлагает открыть газету, но скажем так, - помедлил, - с корректорской правкой. В карих глазах колючее раздражение, но тон по-прежнему ровный: -Что ты думаешь о редактуре, как о факте, Жорж?
Дантон: - Вот она - Свобода, за которую мы боролись! - губы Дантона искривились в похожей на оскал горькой улыбке. - Вот оно братство! Либо думай и говори, как угодно мне, либо ты враг - мой и Республики. И что же в итоге оставил нам Максимильен? Одно только равенство? Да, - Жорж нервически расхохотался, заставив Демулена невольно отпрянуть. - Перед гильотиной все равны! Смех его внезапно оборвался, и Дантон устало уронил голову на сцепленные в замок руки. - Хорошо, друзья мои, я поговорю с Максимом. Я с ним поговорю... Этому пора положить конец. Жестом остановив попытавшегося было удержать его Камилла, Жорж неспешно, с каким-то неестественным, будто бы наигранным равнодушием поднялся с кресла, аккуратно обогнул письменный стол, тихонько открыл дверь и вышел в коридор, словно позабыв о присутствии гостей.
Камилл Демулен: Камилл не был удивлен стремительности Жоржа. Так было всегда и во сем времена. Решения принимались словно взмахнул кнут. И одному богу было известно проскользнет петля мимо или оставит кровавый росчерк: -Знаете, Сешель, - мягкая улыбка, - я думаю, что это вторая часть начала конца, и мы попадаем в партер. В дверь постучали и принесли чай. Терпкий аромат. Звон посуды. Блеск серебра. Соло. Демулен взял свою чашку и сел на подлокотник кресла. Мысли журналиста путались. Исправить было ничего нельзя. Да и не нужно. Обжигающий глоток и в памяти всплыли бесконечные слова, улыбки, равнодушие, злость, потери. Жоржа. Макса Камилл взглянул в окно. Размазанный март грозил обернуться теплым апрелем.
Эро де Сешель: С Сешелем слишком многие говорили сегодня о свободе. Когда утром роялист, а вечером якобинец сообщает тебе, что плоды революции прогнили, впору задуматься о реставрации... - Билеты в партер, Камилл? Не обойдутся ли они нам слишком дорого? - Эро проводил взглядом Дантона, который удалился за кулисы перед следующей сценой. Сешель искренне полагал, что это будет сцена примирения двух враждующих якобинцев. Монтекки и Капулетти в сходной ситуации принесли в жертву своих детей… Мари-Жан питал надежду, что Робеспьеру и Дантону удастся решить вопрос бескровно. На этот раз. С его помощью. - Рад был встрече, Демулен, однако вынужден покинуть Вас. До завтра, дорогой друг, - Эро поднялся и поставил на письменный стол Жоржа, прямо на бумаги, чашку, к бурде в которой таки ни разу и не притронулся. – Попрощайтесь за меня с нашим радушным хозяином. Кивнув Камиллу, Мари-Жан вышел.
Дантон: Снизу донеслись какие-то неразборчивые крики, звон бьющегося стекла, затем - торопливые тяжелые шаги на лестнице. Едва за Сешелем тихонько прикрылась дверь, как она тотчас же была вновь распахнута (Камиллу почему-то подумалось, что ее открыли ударом ноги - даже вроде как отпечаток подошвы остался), и в кабинет ввалился пышущий гневом Дантон. - Сломалась! Дорога была трудная! Сломалась она, видите ли! - Жорж не глядя плюхнулся на стул, на котором минуту назад сидел Эро, и залпом допил оставшийся нетронутым кофе Мари-Жана. - Всегда так! Во всем! - Жорж непечатно выругался и лишь после этого заметил, что в комнате находится не один. Однако, он тут же равнодушно махнул рукой - за время их знакомства Демулен успел и не такого понаслушаться от друга Жоржа - и потянулся за кофейником. - Куда это Эро помчался? Чуть меня с ног не сбил, - несколько погрешил реальностью Громогласный, как всегда мгновенно переходя из состояния бури в состояние штиля (как, впрочем, и наоборот). - Сидел-сидел, молчал-молчал... Стоило мне на минутку выйти, как уже исчез - даже не попрощался. - Дантон, поморщившись, осушил вторую чашку отвратительно бурды. - Хотя нет... Кажется, в коридоре он что-то пробубнил себе под нос, но я не обратил внимания, - откинувшись на спинку стула и, сцепив руки на животе, Дантон тоскливо посмотрел на журналиста долгим грустным взглядом обиженного ребенка. - Крысы бегут с тонущего корабля... - Жорж вдруг нарочито бодро удлыбнулся. - Камилл, тебе тоже кажется, что мой корабль дал течь?
Камилл Демулен: Камилл вздрогнул, когда по ощущению дверь уже слетали с петель и едва не облился чаем. Жорж появился как буря, еще мгновение и он уже ругался так цветисто, что журналист по привычке покраснел. Буря пролетела по кабинету, и обрушилась на жалобно скрипнувший стул. И это вопрос Демулен всегда боялся, что когда-нибудь придет время на него отвечать. И поэтому он чуть медлил с ответом. Подошел к Жоржу, забрал у него пустую чашку и дал чашку с ароматным чаем, потом остановился прямо напротив и посмотрел в глаза: -Сегодня мне предложили неплохую сделку с совестью, Жорж, - потер в задумчивости переносицу, словно пряча глаза, - и я в какой -то момент засомневался в себе. Смогу ли. Нужно ли. А ведь можно закрыть глаза, прости согласиться. Мягко улыбнулся: -А потом я подумал про тебя...и знаешь, - Камилл сорвался и стал мерять комнату большими шагами, - я не могу отказаться от ощущения твоей правоты, понимаешь? Горящий взгляд: -Ты прав и тебя распнут...Калигула может быть только один Сел на угол стола: -Можно попытаться скинуть лишний груз и тогда корабль продержится дольше, - лукавый взгляд карих глаз, - и может быть добертся до гавани, а там кто знает ...мало ли какой режим поддерживает порт.
Дантон: - Скинуть лишний груз? - Дантон недоуменно воззрился на старого друга. - О ком ты говоришь? Ты предлагаешь мне, как ты сам только что выразился, сделку с совестью? Предлагаешь уподобиться Максимильену, отправить на заклание искупительную жертву ради собственного спасения? Камилл...
Камилл Демулен: -Жорж, - с укоризной, - Жорж, как тебе такое в голову пришло? Хмурый взгляд: -Я говорил о том, что ты входишь в комнату и едва ли не выносишь дверь с петель, так вот это баласт, да ты ведь разобьешь голову стоит тебе сказать о сделке! Камилл был раздосадован, но зная за собой грешок - иногда изъясняться невразумительно, решил не заострять на этом внимание и просто по привычке, своейственной всем любителем золотого словца в статьях и статейках пустился в дебри эпитетов, которые частенько раздражали Жоржа.
Дантон: Сначала взгляд Жоржа стал еще более недоуменным, потом постепенно сменился пристальным, как это было в начале их разговора. "Дверь? При чем тут дверь?" - Дантон никак не мог понять, говорит Камилл серьезно или шутит, искренен он или просто пытается теперь выкрутиться. Когда же дело дошло до пышных эпитетов, высокопарных фораз и - хуже того - до аллегорий, которыми Демулен так щедро приправлял свои тексты, а теперь еще - и свою речь - Жорж мученически возвел очи горе: - Камилл! Ты можешь сказать по-человечески или нет?
Камилл Демулен: Камилл демонстративно сделал несколько глотков чаю и лишь после этого соизволил ответить Жоржу: Капризы обоих были увлекательной почвой при выяснения любого рода проблем -Надо стучаться, когда входишь, - буркнул и тут же улыбнылся, словно ничего не произошло: -Твой корабль утонет если ты не будешь более сдержан, Жорж. Искры смеха в глазах: -Ну кто с тобой будет говорить если ты как ураган?
Дантон: - Стучаться, входя в собственный кабинет?! Это ново, Камилл! - Дантон машинально отпил из чашки, даже не заметив, что в ней чай вместо кофе. - Кто будет говорить? Сдается мне, что, когда мы с тобой и..., - Жорж словно запнулся, - остальными призывали народ на баррикады, мы вряд ли были спокойнее и рассудительнее. И, возможно, как раз поэтому народ пошел за нами. Так неужели парижане настолько изменились за эти несколько лет, что предпочтут своего "пламенного Дантона" спокойной и неторопливой кабинетной крысе?! Какой именно "кабинетной крысе", он, правда, не уточнил.
Камилл Демулен: -Иногда двери похожи словно близнецы, можно перепутать, - Камилл внимательно смотрел на Жоржа, - парижане пойдут за тем, кто посильнее тряхнет на их мозги пудрой с парика, мой друг. Пожал плечами словно в ответ на свои мысли: -Сейчас даже нет газеты, Жорж, а в Комитете тебе просто не дадут слова. С грусть заглянул на дно свой чашке, словно бы там собрана была вся мировая скорьб: -Когда как ты говоришь мы и остальные призывали парижан на баррикады, - невесело улыбнулся, - то наши славные сограждане еще не были так алчны до поиска врагов, теперь же им нравится, что слово "террор" звучит так же возвышенно как "Революция". Научись произносить его вунисон, и может быть тебя поддержат. Камилл говорил отрывисто. Он сам завелся от своих слов и теперь злость вдруг вылилась в форме упреков. Упреков, которые сами по себе не стоили и ломанного гроша, но не высказаться Демулен не мог. Он слишком устал от длительной нервотрепки, от бесконечных оправданий и попытки выдержать натиск одной лишь милой улыбкой. И Жоржа так долго не было...
Дантон: - Научиться? Подстроиться? - Теперь картина отразилась, словно в зеркале - с точностью до наоборот: Камилл, заводясь от собственных слов все сильнее и сильнее, метался по кабинету, словно пойманный зверь, в то время как Дантон с чашкой чая спокойно наблюдал за его метаниями. - Нет, Камилл, я так не смогу. Да и ты, как вижу, тоже не сможешь. И я не верю, что кровавая пелена лишила парижан зрения. Да, мне могут не дать слова в Комитете, - Жорж поднялся с жалобно скрипнувшего стула, поставил чашку на стол и, поймав Демулена за плечо, развернул журналиста к себе лицом. - Но я и не собираюсь разговаривать с этими прихвостнями Робеспьера. Я буду говорить с народом. И мы посмотрим, чей голос окажется громче: мой или его. У народа хорошая, но короткая память - меня не было в Париже всего ничего, и парижане меня забыли. Но я снова вернулся, я снова буду говорить с ними. И они снова будут слушать меня и верить мне. Вот увидишь! - В экстазе Дантон слегка втряхнул друга за плечи, так что тот даже болезненно охнул, но тут же спохватился и отпустил плечи Демулена. - Прости, Камилл, я снова не рассчитал свои силы...
Камилл Демулен: -Ничего Жорж, - чуть улыбнулся, потирая плечо, - когда ты такой я чувствую такой подъем, - Камилл едва не устыдился, что от слов Дантона он снова поверил в идеалы. Утраченная и горячая юность. Горнило Революции. Азарт борьбы. Куда же все это делась. Демулен был словно стариком, а тут словно как в былые годы вскипела кровь и хотелось нестись вперед всех на достойную битву с врагами Революции. Демулен смущенно откашлялся и очень тепло и дружественно обнял Дантона: -Жорж, ты можешь изругать меня, но я тебе скажу, что сейчас пришли времена, когда народ устал и остервенел, ты изгой, Жорж и за тобой не пойдут. Чуть сжал локоть своего друга: -Брожение умов не в твою пользу. Ты думаешь они бы осмелилсь закрыть газету если бы не чувствовали, что сильнее. Пытливый взгляд: -Максимильен умело использует свое влияние, Жорж. Очень умело. Он уже почти тиран и методы твои против его не выдержат.
полная версия страницы